Как избежать замужества - Клюева Варвара - Страница 1

• 1/59
• Следующая

Захлопнув дверь, я бросила сумку на галошницу и тяжело плюхнулась рядом. Больше всего на свете мне хотелось вцепиться себе в волосы и с громким воем кататься по полу.

Всю сознательную жизнь я изводила родных и близких тезисом, будто несчастье — понятие исключительно субъективное. «Относитесь к любой неприятности с юмором, — говорила я, — и несчастий не будет. Если же чувства юмора нет, можно отыскивать в житейских невзгодах светлые стороны. Заболел ребенок? Печально. Но пока сорванец лежит в постели, он уж точно не выбежит за мячом на скоростное шоссе. Цены растут, а зарплата остается прежней? Экономьте на сигаретах и косметике, здоровье от этого только выиграет». По непонятной причине моя жизнерадостность доводила напутствуемых до исступления. Одни рычали и призывали на мою голову всевозможные кары, другие угрюмо вздыхали и говорили, что меня еще не клевал жареный петух.

И вот наступила расплата. Третий месяц я пыталась относиться к положению, в которое попала, с юмором или отыскать в нем хоть одну светлую сторону. Тщетно. Ощущение безысходности все росло. Впервые в жизни (весьма неспокойной, надо сказать) я потеряла сон и аппетит, боялась выходить на улицу и поднимать телефонную трубку. Моя безграничная вера в себя неожиданно иссякла.

Самое неприятное, что для меня была закрыта возможность обратиться за помощью к друзьям. В любом другом случае я бы давно уже призвала их и мы обязательно нашли бы выход. Но нынешняя моя проблема представлялась мне неразрешимой, и, кроме того, боюсь, я не встретила бы понимания. Не будь прошлогоднего первоапрельского розыгрыша, еще можно было бы попытаться, но теперь они только позлорадствуют…

С этими невеселыми мыслями я пошла на кухню ставить чайник. На месте записки «Меня не ждите, я в Питере» лежал клочок бумаги с карикатурой: тощая свинья с моей физиономией, выпирающими ребрами и клочьями пены на боках галопом бежит по шоссе с указателем: «До Санкт-Петербурга 600 км». Подпись под рисунком отсутствовала. Должно быть, вся компания разобиделась на меня не на шутку. Еще бы, пропустить Священную пятницу!

Не помню уж, сколько лет назад установилась эта традиция: каждую пятницу друзья собирались у меня на бридж. За многие годы встречи срывались считанное число раз и всегда в исключительных обстоятельствах. Признаться, я испытала довольно сильные угрызения совести, когда за час до очередного сбора вдруг схватила сумку, набила ее необходимыми мелочами, оставила записку и удрала. Но я и так уже слишком часто ловила на себе встревоженные взгляды, а притворяться, будто у меня все в порядке, уже не осталось сил. В конце концов, ключи от моей квартиры у них есть, а без меня сама собой разрешится проблема, куда девать лишнего игрока, — обычно мы собирались впятером.

Я налила в чайник воды и поставила его на плиту. Зажигая газ, услышала, как в замке поворачивается ключ. Вот дура! И ежику было бы ясно, что меня не оставят в покое, пока не выяснят причины моего непростительного бегства. В следующую секунду на кухню ворвались Марк и Прошка. Увидев меня, они синхронно затряслись от ярости.

— Варвара, ты совсем совесть потеряла? — гневно зашипел Марк.

— Дурацкий вопрос! Как можно потерять то, чего никогда не было? — ответил за меня красный от злости Прошка. После восхождения на четвертый этаж он пыхтел как паровоз. Казалось, его сейчас хватит удар.

— Чай будете? — спросила я, пытаясь разрядить обстановку.

И напрасно. Прошка начал синеть.

— Я всегда подозревал, что ты — самое бессовестное, наглое и циничное создание на свете! — заорал он. — Но даже я не догадывался, что ты способна на такое! Ты знаешь, что мы третий месяц места себе не находим? Ты знаешь, что разучилась разговаривать по-человечески — только вопишь и огрызаешься? Посмотри на себя в зеркало! На тебе кожа висит, как дырявый плащ на огородном пугале! Но ты даже не подумала растолковать нам, что за чертовщина с тобой творится! Тебе плевать, что мы извелись от дурацких мыслей, перебирая одно за другим самые кошмарные предположения! «Может быть, у нее рак? Может, смертельно болен кто-нибудь из родных?» И вот когда мы уже не можем думать ни о чем, кроме твоего чертова состояния, и решаем наконец покончить с неопределенностью, ты сматываешься в другой город, не удосужившись даже объяснить почему!

— Прекрати орать! — взорвалась я. — Слава богу, я никому не обязана давать отчет в своих действиях. Насколько мне известно, ездить в Питер законом не запрещается.

Что тут началось! Прошка драл луженую глотку, периодически дубася кулаком по столу, Марк брызгал ядом, словно взбесившийся гейзер, я, как могла, защищалась, то пытаясь перекричать обоих, то затыкая уши. В разгар веселья раздался мощный удар во входную дверь, послышался треск дерева, еще один удар и топот ног в коридоре. Выглянув в прихожую, я узрела перекошенные физиономии Генриха и Леши, распахнутую дверь и выдранный с мясом замок.

При виде сорванного замка, воплощавшего для меня девиз «Мой дом — моя крепость», я не выдержала и заплакала.

Сдается мне, никто из присутствующих никогда прежде меня за этим занятием не видел, иначе как объяснить их реакцию? Скандальный Прошка немедленно умолк и воззрился на меня с вытаращенными глазами и открытым ртом. Желчный Марк из ядовитой змеи превратился во встревоженную наседку и заметался, пытаясь одновременно усадить меня, налить стакан воды и найти сердечные капли. Всегда невозмутимый Леша совершенно растерялся и с глуповатым видом переминался в дверях с ноги на ногу. Веселый и бесшабашный Генрих впал в панику и запричитал:

— Ты из-за нас, да, Варька? Ты не расстраивайся, мы все починим. Вот увидишь, через две минуты все будет в порядке. Мы просто услышали крики и подумали, что тут кого-то режут…

Он еще что-то лепетал, но я молча протиснулась мимо Леши, заперлась в ванной, отвернула кран на полную катушку и дала себе волю. Все напряжение последних недель хлынуло из меня вместе с потоками слез.

Наревевшись всласть, я с отвращением поглядела в зеркало на красную распухшую рожу, умылась холодной водой и попыталась сообразить, как теперь быть.

Совершенно очевидно, что от объяснений не отвертеться. Если рассказать все, как есть, мне припомнят первое апреля, и тогда на дружеское сочувствие можно не рассчитывать. Но придумать убедительную историю, которая оправдала бы мое состояние и поведение в последние несколько недель, я была не способна — не хватало фантазии. И потом, допустим даже, я наплету про какие-нибудь страсти-мордасти, друзья ведь не уйдут после этого восвояси, предоставив меня самой себе. Они захотят помочь, защитить меня от нафантазированных ужасов, тут-то и выяснится, что я наврала с три короба. Вряд ли после этого наши отношения останутся прежними. Что же делать? Может, они все-таки не будут настаивать на объяснении?

Так ничего и не надумав, я решила вести себя сообразно обстоятельствам и, помолясь, покинула убежище. Леша с Генрихом возились в прихожей с замком, Прошка, наш дорогой «дядюшка Поджер», давал указания. Марк куда-то исчез. Я вздохнула свободнее. Из всех четверых по-настоящему можно было опасаться только Марка; с остальными уж как-нибудь управлюсь.

Не успела я додумать эту утешительную мысль до конца, как условный стук в дверь возвестил о возвращении моего персонального пугала. Леша с недовольным ворчанием отложил молоток и впустил Марка. Тот смерил меня испытующим взглядом, хмыкнул и отправился на кухню выгружать купленную провизию. Зловещий признак. Стало быть, предполагается, что дача показаний затянется надолго. От меня не отвяжутся, пока не вытянут все подробности и душу в придачу. Вздохнув — теперь уже тяжело, — я поплелась накрывать на стол.

Через полчаса мы расселись за столом и разлили по стаканчикам водку.

— Ну, сама расколешься или нам применить третью степень? — лениво поинтересовался Прошка.

• 1/59
• Следующая