Солнечная буря - Ларссон Оса - Страница 42

— Послушай, что я тебе расскажу, — воодушевленно начала она. — Вчера утром я беседовала с Санной Страндгорд. Мы говорили о том, что убийство носит ритуальный характер, обсуждали места в Библии об отрубленных руках и выколотых глазах.

— Угу, — отозвался Свен-Эрик, продолжая жевать.

— Санна прочла вслух главу девятую, стих сорок третий из Евангелия от Марка: «И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь негасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает. И если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее: лучше тебе войти в жизнь хромому, нежели с двумя ногами быть ввержену в геенну, в огонь негасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает. И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну, в огонь негасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает».

— Ну и что? — Свен-Эрик пока не улавливал сути.

— А то, что она не прочла начало текста! — возбужденно продолжала Анна-Мария. — В сорок втором стихе девятой главы Евангелия от Марка написано: «А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили его в море».

Зажав трубку между ухом и плечом, Свен-Эрик взял на руки Манне, который терся о его ноги.

— Параллели есть и у Луки, и у Матфея, — сказала Анна-Мария. — В Евангелии от Матфея сказано, что ангелы детей на небе всегда видят лик Божий. И когда я сверилась с моей конфирмационной Библией, то прочла там в примечаниях, что тем самым подчеркивается — дети находятся под особым покровительством Бога. По тогдашним верованиям, у каждого человека был свой ангел, который мог замолвить за него словечко перед Богом, и лишь самые верховные ангелы имели доступ к трону Божьему.

— То есть ты хочешь сказать, кто-то убил его за то, что он соблазнил одного из малых сих… — задумчиво проговорил Свен-Эрик. — Ты думаешь, он покусился на…

Он осекся, чувствуя, как неприятный холодок разливается по телу.

— На дочерей Санны?

— Почему она пропустила начало цитаты? Как бы там ни было, фон Пост прав. Нам придется допросить детей Санны. Возможно, у нее были весьма веские основания ненавидеть брата. Надо будет связаться с детскими психиатрами, чтобы они помогли нам поговорить с девочками.

Когда она положила трубку, Свен-Эрик остался сидеть за кухонным столом с котом на коленях.

«Тьфу ты черт! — подумал он. — Только этого еще недоставало!»

Когда в четверть девятого утра Ребекка позвонила в офис церкви «Источник силы», к телефону подошла Анна-Гюль Кюрё, секретарша пасторов. Ребекка только что отвезла детей и направлялась к машине. Она спросила Томаса Сёдерберга и услышала, как женщина на том конце провода задержала дыхание.

— Сожалею, — сказала Анна-Гюль, — они Гуннар Исакссон на утреннем совещании, они просили их не беспокоить.

— А Веса Ларссон?

— Он болен, его также нельзя беспокоить.

— Тогда я хотела бы оставить сообщение Томасу Сёдербергу. Я хотела бы, чтобы он перезвонил мне на номер…

— Сожалею, — вежливо перебила ее Анна-Гюль. — Но во время Чудотворной конференции пасторы очень заняты и не успевают перезванивать всем, кто их разыскивает.

— Послушайте, я юридический представитель Санны Страндгорд, — начала Ребекка. — И я…

Женщина на другом конце провода снова перебила ее:

— Я прекрасно знаю, кто ты такая, Ребекка Мартинссон. Но, как я уже сказала, во время конференции у пасторов нет времени.

Ребекка сжала кулаки.

— Тогда передайте пасторам, что я не исчезну, даже если они будут меня игнорировать, — сердито проговорила она. — Я…

— Я ничего не собираюсь им передавать, — ответила Анна-Гюль. — И у тебя нет ничего, чем ты можешь мне угрожать. А сейчас я вынуждена закончить разговор. До свидания.

Ребекка достала из уха гарнитуру и засунула в карман пальто. Подойдя к машине, она подняла лицо вверх, чтобы снежинки падали ей на щеки. Через несколько секунд лицо у нее остыло.

«Черта с два, — подумала она. — Я не собираюсь отступать. Вам придется поговорить со мной о Викторе. Вы думаете, что у меня ничего на вас нет. Это мы еще посмотрим».

Томас Сёдерберг жил со своей женой Майей и двумя дочерьми в огромной квартире в центре города над дорогим бутиком. Шаги Ребекки эхом отдавались на лестнице, пока она поднималась на последний этаж. Стены были облицованы коричневым камнем с белыми окаменелостями. Все таблички на дверях были изготовлены из бронзы, фамилии выгравированы одним и тем же изящным наклонным шрифтом. В таком тихом подъезде кажется, что старички прильнули ухом к дверям, силясь понять, кто же пришел.

«Давай же, — сказала себе Ребекка. — Какой смысл пытаться понять, хочется или не хочется тебе это делать? Просто надо это пережить. Как визит к зубному врачу. Широко открыть рот — и скоро все закончится». Она приложила палец к звонку у двери с фамилией Сёдерберг. На долю секунды ей показалось, что дверь может открыть сам Томас, и она подавила в себе импульс развернуться и кинуться вниз по лестнице.

Дверь открыла сестра Майи Магдалена.

— Ребекка, — проговорила она.

Ее лицо не выражало удивления. Ребекке показалось, что ее здесь ждали. Возможно, Томас попросил свояченицу взять на работе отгул и посадил ее сюда охранять свою маленькую семью. Магдалена мало изменилась — все та же практичная прическа под пажа, что и десять лет назад. На ней были немодные джинсы, заправленные в высокие шерстяные носки домашней вязки.

«Она придерживается своего стиля, — подумала Ребекка. — Вот уж кто никогда не потянется за концепцией успеха и не напялит туфли на высоких каблуках. Живи она в девятнадцатом веке, она всегда носила бы накрахмаленную униформу медсестры и плыла бы на утлом челне в забытые богом деревни со шприцами в саквояже».

— Я пришла, чтобы поговорить с Майей, — сказала Ребекка.

— Мне кажется, вам не о чем разговаривать, — ответила Магдалена, держась одной рукой за ручку двери, а другой упираясь в косяк, чтобы Ребекка не могла проскользнуть мимо нее.

Ребекка повысила голос, чтобы ее слышно было в квартире:

— Скажи Майе, что я хочу поговорить с ней о «Виктори-Принт». Хочу дать ей шанс уговорить меня не идти в полицию.

— Я закрываю дверь, — злобно сказала Магдалена.

Ребекка положила ладонь на косяк.

— В этом случае ты переломаешь мне все пальцы, — произнесла она громко, так что эхо разнеслось по всей лестнице. — Давай же, Магдалена. Спроси Майю, не хочет ли она поговорить со мной. Скажи, что речь идет о ее доле в торговом доме.

— Я закрываю, — прошипела Магдалена и приоткрыла дверь, словно собираясь ее захлопнуть. — Если ты не уберешь руку, то я не виновата.

«Ты не захлопнешь, — подумала Ребекка. — Ты же медсестра».

Ребекка сидит на стуле и листает журнал. Журнал прошлогодний. Ее это не волнует. Она все равно не читает. Через некоторое время медсестра, принимавшая ее, возвращается и закрывает за собой дверь. Медсестру зовут Росита.

— Ты беременна, Ребекка, — говорит она. — И если ты уверена в своем решении сделать аборт, то надо записаться на чистку.

Чистка. Они выскоблят из нее Юханну.

Когда Ребекка выходит оттуда, происходит неожиданная встреча. Она еще не успела миновать регистратуру, как ей попадается Магдалена. Магдалена останавливается и здоровается. Ребекка тоже останавливается и отвечает на приветствие. Магдалена спрашивает, придет ли Ребекка на репетицию хора в четверг, а Ребекка отговаривается, на ходу придумывая оправдания. Магдалена не спрашивает, что Ребекка делает в больнице. Именно поэтому Ребекка понимает, что ей все известно. Человека обычно выдает то, чего он не говорит.

— Впусти ее. Соседи уже небось заинтересовались, что тут происходит.