Песочные часы (СИ) - Романовская Ольга - Страница 65
- Предыдущая
- 65/108
- Следующая
Однако, как же он соскучился по своей вещи! Сомневаюсь, чтобы три недели воздерживался: насколько я знаю, от Фей, поздним вечером хозяин несколько раз уходил. А Карен даже догадывалась, в какое именно заведение — не чета тому, куда меня пытался продать Шоанез. Откуда? Просто иногда брал с собой слуг, а те любят перемывать кости хозяевам.
Так что этот вариант отпадает, его тянуло именно ко мне. Странно. В его поведении много странностей, объяснить которые можно только привязанностью.
Вот и конец. Я лежала на спине и смотрела в потолок. Чувствовала себя разбитой и опустошённой. И именно сейчас стало тошно.
Почувствовав прикосновение, вздрогнула и отшатнулась. Вспомнила, где нахожусь, и вскочила с кровати.
Шоан, как это возможно: эти же руки избивали меня, жестоко, умело, как, наверное, учат военных, — и они же ласкали, гладили, успокаивали.
Хозяин приподнялся на локте, следя за тем, как я торопливо собираю разбросанную по комнате одежду. В охапку, на ощупь, не зажигая света, довольствуясь лишь тончайший полоской луны, проникавшей сквозь неплотно задёрнутые гардины.
В этот момент не думала о том, что он не отпускал меня, просто хотелось уйти. Даже сбежать.
Но разум и привычка пересилили. Взяла себя в руки, попыталась солгать что-то невразумительное, не договорила и, смутившись, поинтересовалась, нужна ли я ещё.
Вместо ответа норн поинтересовался, что я сейчас чувствую. Я предпочла промолчать: мужчине неприятно будет такое услышать. Особенно после такой проявленной страсти. Снова причиню боль, только на этот раз раню самолюбие.
— Хорошо, я тебя отпускаю, — вздохнул хозяин, снова откидываясь на подушки. — Ответ очевиден. Хотя я предпочёл бы спать не один, но, понимаю, после некоторых событий тебе тяжело… А ведь всё упиралось в чью-то честность. Спокойной ночи. Завтра с утра не забудь подогреть молоко для Мирабель. Встаю в восемь, если что, разбуди. Иди!
Будить не пришлось, проснулся сам. Умылся, позавтракал, пожелал доброго утра супруге и уехал во дворец. Вечером к себе не позвал. Кажется, был у госпожи. Наутро она ничего не сказала, а я не спрашивала. Счастливой не выглядела — значит, не понравилось. Привычные ощущения, у меня удовольствие пришло поздно и не без активной помощи. Хотя сомневаюсь, чтобы он не был нежен с женой.
Неделя бежала за неделей. Я постепенно успокоилась, перестала вздрагивать при звуке шагов хозяина, близость не вызывала неприятных ощущений, просто апатию. Будто мне снова восемнадцать. Может, именно из-за холодности и безразличия норн и оставлял меня на ночь всего пару раз в неделю. И я обычно не оставалась до утра, хотя он никогда не запрещал.
А в конце месяца норина Мирабель неожиданно, краснея, попросила меня быть ласковее с хозяином:
— Я понимаю, что я его жена, но не хочу так часто исполнять супружеский долг. Никак не могу привыкнуть, да и нечасто у нас было… И толку от меня никакого. Я ведь до сих пор его стесняюсь, лягу, как нужно, и терплю. И жутко радуюсь, когда он просто целует. Это приятно.
Мне снова было позволено бывать в городе, чем я сразу воспользовалась, решив нанести визит вежливости Тьёрну. Он теперь служил у барона Роналда альг Сомаарша, но я надеялась, что из 'Танцующей лошади' маг не съехал. Не хотелось бы справляться о нём в доме барона: могли что-то заподозрить. Разве что дать какому-то мальчишке-оборванцу монетку, чтобы тот его выследил. Найти желающих заработать несложно.
Только оставалось одно 'но' — одну меня не отпускали. Даже с Карен. Никаких красных нитей, но вечно на глазах. Хозяин опасался, что сбегу, хотя и не контролировал каждый шаг. Жили бы в провинции — из замка не выпустил, а тут Гридор, солдаты, агейры — самой не пробраться.
Единственная возможность — сопровождать куда-то госпожу, а потом отлучиться под надуманным предлогом. Только норина Мирабель нигде не бывала: всё ещё переживала из-за нерождённых детей. Спасибо Тьёрну, хотя бы не замкнулась в себе и не рыдала. Но и улыбалась крайне редко.
Оставалась надежда, что она пойдёт к подруге на день рождения: приглашение госпожа получила, отказа пока не отправила.
Беспокоило и то, что содержимое бутылочки уменьшалось, в скором времени грозя оставить меня один на один с проблемой деторождения. Но тут я тоже надеялась на госпожу, вернее, перелить немного её капель себе. Если пить их нерегулярно, а только после близости, то можно растянуть на больший срок. А норина Мирабель и не заметит, просто попросит врача выписать ещё.
Но госпожа никуда не пошла, хоть хозяин и настаивал на том, чтобы она развлеклась. Сам он был занят чем-то очень важным, кажется, связанным с военным архивом. Приносил какие-то документы, тщательно их прятал, дал по рукам хыре, которая только прикоснулась к секретеру, моя пол. Мне, как-то пытавшейся рассмотреть краешек листа в кожаной папке, пока норн переодевался, было недвусмысленно сказано: 'Даже не думай'.
Разумеется, запретный плод сладок, но рисковать здоровьем ради удовлетворения любопытства я бы не стала и всегда спрашивала разрешения перед тем, как протереть от пыли секретер.
А в середине июня произошла негаданная встреча. Я в сопровождении двух слуг и трёх хыр-носильщиков ходила на рынок. В этой толчее невозможно было идти рядом, поэтому наш с Алоиз провожатый отстал, видимо, не слишком интересуясь процессом покупки овощей. Но из виду не терял. И нас, и стражников, патрулировавших это кишмя кишащее ворами место.
Разделив обязанности, чтобы быстрее закончить, я направилась к зеленщику, когда заметила за бочкой из-под сельди, в узком проходе между задворками лавок, краешек мешковины балохона. Хыр или хыра. У торх платье, а не кусок ткани. Мягче, хотя бы на одежду похоже, хотя за эти пять лет я возненавидела серый цвет. Но выбор его символичен — бесцветность, отсутствие имени, личности.
Оглянувшись и убедившись, что от глаз слуги меня временно заслоняют покупатели того самого зеленщика, к которому я направлялась, решила взглянуть. Либо там кому-то плохо, либо спит. Последнее странно: самый разгар рабочего дня.
Стоило мне сделать шаг вглубь прохода, как краешек материи тут же исчез. Прячется.
Зная, что опять ввязываюсь в неприятности, но ничего не в силах с собой поделать, подошла к бочке и заглянула за неё. То, что меня ударят, пырнут ножом, не боялась — не станет мужчина хорониться в таком месте. Значит, либо женщина, либо подросток.
Так и есть, женщина. Девушка. И эта девушка… Нет, Шоан, нет! Но я ведь не слепая, те же глаза, те же волосы, то же лицо. Только теперь оно в синяках. И кровь на плече, там, где разорвано платье.
Сидит, сжавшись в комок, и дрожит. Босая, в этом ужасном ошейнике и мерзких браслетах. На них — обрывки кожаных ремней. Чем-то перерезаны. Ножом. И она судорожно сжимает его в руках.
Марайя… Мы были дружны в детстве, пока родители не увезли её в столицу. Мы переписывались, поддерживали отношения. В том злосчастном году Марайя готовилась к свадьбе, просила быть подружкой невесты, и я собиралась попросить разрешения поехать к ней… Она тоже заканчивала вторую ступень сословной школы, только более привилегированной, чем наша, потому что была дочерью ювелира.
И вот, тоже Арарг…
Я надеялась, что они не дошли до столицы, что Марайя успела бежать, но, видимо, Всадники упали им с небес на голову так же, как и нам, сея ужас, боль, смерть, огонь и безысходность.
— Иалей? — едва слышно облегчённо выдохнула она и только тут поняла весь трагизм ситуации. — Как, они и тебя тоже…?
Я кивнула, присела рядом с ней на корточки, так, чтобы меня не было видно.
Сознание шептало, что с минуту на минуту меня хватятся, но не могла же я бросить подругу?
— Ты торха? Хорошо выглядишь. Рада, что хозяин не зверь. Хотя бы в этом повезло, — горько усмехнулась Марайя. — Я тоже была, пока не надоело терпеть, и не убила эту сволочь. Нет, сначала плюнула ему в лицо, корчилась на столбе под гогот дворни и примерила этот наряд. А потом, решив, что терять уже нечего, стащила на кухне нож, перерезала верёвки, которыми нас привязывали на ночь, и убила. Шесть раз, шесть раз я всадила нож в этого ублюдка! Он спал, умаялся после очередной оргии, даже не пискнул.
- Предыдущая
- 65/108
- Следующая
