Матушка Готель - Подгорный Константин - Страница 39

• Предыдущая
• 39/68
• Следующая

Готель присела на лавку, растирая свою больную ногу:

- Мне всё сложнее передвигаться без своей клюки, - заметила она.

Констанция подозвала девочку и та подошла ближе.

- Разрешите представиться. Изабелла де Эно. Королева Франции, - с достоинством проговорила девочка и присела в реверансе.

- В таком случае, ваше величество, - продолжила графиня, - разрешите представить вам мадам Сен-Клер.

Готель попыталась привстать, но девочка её остановила:

- Не вставайте, матушка, у вас же болит нога, - воскликнула королева.

- Спасибо, доброе дитя, - благодарно поклонилась Готель, - а где же ваш супруг - Филипп?

- Они с графом Фландрским во дворце, - ответила девочка, - могу ли я идти? - спросила она у Констанции.

- Да, дорогая, - улыбнувшись, ответила графиня.

Изабелла исполнила книксен и убежала прочь.

- Да это был удар, - сказала Констанция, садясь рядом, - узнать, что твой пятнадцатилетний сын в тайне женился на ребенке.

- Он будущий король, ему оно под стать, - махнула рукой Готель, - а, зная, как бывает нелегка и коротка жизнь вот таких принцесс, невольно становится их жалко.

- Я лишь боюсь, чтоб после смерти брата, молодой король не наделал ошибок, - вздохнула графиня.

- Людовик так плох? - спросила Готель, но Констанция не ответила.

Их встречи теперь часто были молчаливы. Они встречались часто и безотлагательно, но уединившись молчали, словно всё еще имели в том необходимость, но уж не имели слов. А через три месяца Констанции не стало.

Её похоронили в Реймсе. И теперь отсутствие слов не тяготило время проводимое подругами вместе.

- Вы остаётесь? - спросил Морис.

- Нет, - ответила Готель, - нет.

Они покинули склеп и сели в экипаж.

- Я уверена, что сейчас она на небесах, - прерывисто вздохнула Готель, - я раньше думала, что это просто слова, созданные для утешения; но это такое сильное чувство, здесь, - она прижала руку к своему сердцу.

- Я знаю, - ответил епископ.

- Странно, что я так мучилась, когда умер Клеман, а сейчас легко.

- Это лишь подтверждает, что вы спокойны за её душу. Как и я. Она была хорошим человеком. Во всём следовала вам, - чуть наклонившись к собеседнице, добавил Морис.

"В большем, чем хотелось бы", - подумав, улыбнулась Готель.

- Так же делала пожертвования, и должен вам сказать, весьма щедро.

- Я не знала.

- Она во всём хотела быть похожей на вас, - добавил он.

Когда солнце уже было готово закатиться, на горизонте стал различим силуэт нового собора.

- Я думаю уехать из Парижа, - сказала Готель, оглядывая величественные черты.

- Воля ваша, матушка.

Из всех городов, прошедших через её историю, для завершения своего жизненного пути Готель избрала Лион. Это был город, воспоминания о котором были ей теплее и менее болезненны. "Полпути к Раймунду". Здесь же она провела с маркизом их последнюю ночь, в доме родителей Клемана. "Бедный Клеман". Кто бы мог подумать, что он окажется единственным настоящим мужчиной в её жизни. Сознательным и терпимым в отношениях, любящим и до смерти как глупо жертвующим собой. Ведь Готель не нуждалась в опеке, она хотела любви. Любви взаимной со своей стороны в случае с Клеманом, которой она не хотела, и любви взаимной со своей же стороны в случае с Раймундом, но которой она так и не смогла получить. Но сейчас это уже не имело значения. Она несколько раз обошла свой дом, но из всех вещей взяла в дорогу лишь Писание, подаренное аббатисой, да можжевеловую клюку, без которой далекие расстояния уже были просто непреодолимы; а уезжала Готель как раз потому, что не хотела послушно ждать своего конца, глядя в окно своей мансарды, а надеялась еще уловить тот забытый вкус живого мира, некогда разменянного на столичные надежды. Она помнила, каким волшебным чувством было охвачено её сердце, когда она нашла под Лионом ту ореховую рощу. А здесь…, ничто здесь больше не держало её, и она торопилась оставить Париж, так же как стремилась в него попасть, бросив много лет назад цыганский табор.

Дом Готель в Лионе стоял на холме, омываемом Соной, а значит, она всё еще жила во Французском королевстве. Но стоило ей отправиться утром в орешник, как она попадала на территорию Римской империи. Дело в том, что император и французский король, так и не определив до конца принадлежность Лиона, просто разделили его рекой. И теперь даже тот, кто, к примеру, перешел мост, чтобы просто купить молока, пересекал имперско-королевскую границу. Это было забавно, учитывая, что коровы того самого молочника, жившего у подножия "королевского" холма, ежедневно щипали "имперскую" траву на другом берегу Соны.

Возвращаясь спустя десять с лишним лет в Лион, Готель также заметила у подножия холма новый собор, очень напомнивший ей парижский Нотр-Дам, и прежде чем доехать до дома, она остановилась у собора и зашла внутрь. Собор сей носил имя Сен-Жан, в честь Святого Иоанна Крестителя, что показалось ей тоже весьма символичным, и Готель на мгновение показалось, что она и не уезжала из Парижа, а потому она сразу же поспешила оттуда выйти.

Она прошла несколько переулков до молочной лавки. Теперь там работал Себастьeн - сын прежнего хозяина, имя которого она вспомнить так и не смогла. Узнав, кто была его посетительница, он поведал ей "презанимательную" историю об её доме, происшедшую лет восемь назад:

- Одно время, заметив, что дом долго пустует, там поселилась семья германцев, - рассказывал Себастьен, отпуская горшок масла мужчине сорока лет, - но прожили они там не долго, поскольку не прошло и двух недель, как туда прибыло несколько крестоносцев, которые буквально вышвырнули их на улицу, - волнующе договорил он, - с тех пор все обходят его стороной.

Взяв кувшин молока, Готель пошла по дорожке вверх. Она не могла не согласиться с Раймундом, что дом был хорош. Из крупного камня, с массивными деревянными перекрытиями; именно такой, какие строят не прижившиеся здесь германцы. Она видела такие дома в Касселе. Готель обернулась. Вид на Лион с холма был превосходный. Сона и Рона, извиваясь, вползали в город, а затем сплетались вместе, как две змеи, довольные своим воссоединением.

Готель села на крыльцо, положив на ступени свою клюку. Она решила, что слишком устала, чтобы сразу входить в дом, поскольку, вероятно, увидев, какой там могли оставить беспорядок, она начала бы немедленно его устранять. А потому, она была очень удивлена, найдя в каком порядке был дом, когда вошла. Естественно, все поросло многолетней пылью, но было явно заметно, что в доме старательно убрались. Посуда была бережно сложена и выставлена на полках, вычищен камин, рядом с которым лежала непочатая вязанка дров. Готель подумала, что вряд ли это успели бы сделать те, кого отсюда так поспешно выгнали. Она прошла наверх, но и там была убрана постель и белье, аккуратно сложенное, было заперто в шкафу. В итоге, ей осталось лишь вымести дом от пыли.

Шли последние дни лета, и Готель не теряя возможности провести время на лоне природы, каждое утро уходила в лес. Она несла с собой вышивку под скатерть или покрывало и садилась с ней на камень или под дерево, трудилась над нею несколько часов, а затем шла обратно. Она редко заходила далеко, тем не менее, обошла всё предместье и за несколько лет знала каждую травинку под Лионом. Самой тяжелой частью такого путешествия всегда оставался подъем на холм. Нагулявшись целый день извилистыми тропами, она брала этот бастион в несколько приемов, переводя дух перед, всё более и более открывающейся, панорамой города. Подходя к крыльцу, от невыносимой боли, она уже опиралась на свою клюку двумя руками и садилась каждый раз на его ступени, прежде чем зайти в дом. Но на этот раз, приблизившись, она увидела, что на её месте уже кто-то сидит. Какая-то совсем молодая девушка, в заношенном платье, не в старом, но сильно сношенном в короткое время. Даже издалека она имела вид измученный, словно проделала путь с другого конца земли. Заметив походящую к дому Готель, девушка торопливо встала, выпрямилась, придав выражению лица достоинства и важности. Но даже с плохим зрением Готель было видно, что девушка эта выплакала на крыльце достаточно слез, надеясь на эту встречу. Её глаза были красными по краям, а подбородок дрожал, но она держалась своего образа, как за соломинку, хотя, скорее всего, сама понимала, что человеку, висящему над пропастью, соломинка вряд ли поможет.

• Предыдущая
• 39/68
• Следующая