Матушка Готель - Подгорный Константин - Страница 33

• Предыдущая
• 33/68
• Следующая

- Спасибо, ваше преосвященство, - сделав книксен, повторила Готель.

Епископ смешался в некой нерешительности:

- Мадам, вы позволите сказать вашему супругу несколько слов тет-а-тет?

Клеман с епископом отошли в сторону, а Готель принялась раздавать строителям еду. Когда сумка была пуста, вернулся и Клеман:

- Они действительно называют вас матушкой, - оглядываясь на стройку, улыбнулся он.

- О чем говорил епископ? - спросила Готель.

- О том, что вы необыкновенная, и еще он хочет, чтобы вы пришли исповедаться, - ответил Клеман.

Только прежде, чем признаться во всех смертных грехах, Готель хотела увидеть Констанцию.

На сей раз двери дворца для неё были открыты и один из слуг проводил её в комнату графини.

- Готель, - обрадовалась Констанция, пытаясь приподняться.

- Не вставайте, прошу вас, - подбежала Готель и взяла её за руку.

- Сколько лет, - улыбнулась графиня.

- Десять, - улыбнулась Готель в ответ, - чуть больше десяти.

- Вы стали настоящей женщиной. Такая красивая.

Констанция смотрела на Готель с запавшими глазами, её кожа была бледной, и сама она выглядела измученной то ли четвертой беременностью, то ли разрывом с Раймундом.

- А я, - сетовала на себя графиня, - даже не могу подняться с постели. Спина болит, что я её уже не чувствую.

- А где Мария?

- Королева - Адель отдала её за Генриха Шампанского - своего брата, - подставляя себе под спину подушку, хрипло засмеялась Констанция.

- Бедная Мари, - улыбнулась подруга.

- Да, тот еще плут, - согласно кивнула графиня.

- Что случилось? - решилась, наконец, спросить Готель.

- Я не знаю, не знаю, - прослезилась Констанция, бросив от бессилия руки на одеяло, держа в одной из них носовой платок, - он вернулся сам не свой, может не получил должной поддержки в Париже. Я не знаю. Он просто выгнал меня на улицу, без единой монеты за душой.

Готель присела на край кровати и положила голову графини себе на грудь. Она понимала, что вина этой трагедии лежит на ней, но она также понимала, что признайся она сейчас, и это убьет графиню окончательно. Единственное что как-то успокаивало её душевные терзания, это факт того, что однажды Констанция так же невольно разрушила и её счастье.

- Ребенок толкается, - произнесла графиня, - хотите потрогать?

Глаза Готель раскрылись от неожиданности такого предложения, и сердце её заколотилось от волнения. Она протянула свою левую руку и положила её на живот Констанции. Сначала она ничего не чувствовала, кроме твердого живота, но потом что-то живое внутри толкнуло её прямо в открытую ладонь и Готель отдернула руку, словно коснулась раскаленного котла:

- Это невероятно, - проговорила, всё ещё шокированная впечатлением, она, не в силах оторвать взгляд от этого чуда.

- Это ребенок Раймунда, - внимательно посмотрев в глаза подруге, пояснила графиня, пытаясь донести до пребывающей в эйфории Готель, что сие чудо есть плод их некогда общего "объекта обожания".

- С вашего позволения, моя дорогая, я бы навестила маркиза узнать, почему он так поступил, - сказала Готель, поразмыслив.

Ничто не предвещало такого исхода. Они не клялись в Лионе быть вместе; это был лишь момент слабости, который закончился так же неопределенно, как и возник; а потому Готель сама задавалась вопросом изгнания Констанции, может быть даже больше, чем сама графиня.

"Что же случилось? - ломала голову Готель, - неужели маркиз так и не повзрослел и воспринял их негаданную встречу столь близко, но почему тогда он ничего не сказал уходя".

- Прошу вас, не оставляйте меня, - прослезилась Констанция, - прошу вас.

Готель поняла, что увидит Раймунда не скоро. Она обнимала свою разбитую подругу, пока та, наконец, не отпустила её руку.

- Вы любили его? - спросила Готель, уходя.

- Да, моя дорогая; я была внимательна к нему, - отозвалась Констанция, - но я никогда не позволяла себе любить его больше, чем вы.

"Значит ли это, в таком случае, что Раймунд надеялся однажды на встречу со мной, - размышляла Готель по дороге домой, - и значит ли это, в свою очередь, что он отказался от Констанс ради меня". Готель подумала, что если это так, то она лучше дождется вестей из Прованса; к тому же, она не хотела лишний раз напоминать Клеману о Раймунде и теребить его раны, тем более теперь, когда на защиту их брака встал даже парижский епископ, и их семейный конфликт почти угас.

Но шли недели и выпал снег, а Раймунд так и не объявлялся. Констанция редко говорила о Раймунде, а когда родился ребенок, Готель вообще не могла дождаться ни слова об их совместной жизни. Парадокс бы в том, что из всей этой мозаики, Готель никуда не могла приладить только тот кусочек, который являлся ночью в Лионе.

- Он был вам верен? - невзначай спросила Готель.

- Я полагаю, да. Если не считать, что он всюду следовал за графиней Прованса, пытаясь обручить нашего девятилетнего сына с её двухлетней дочерью, - рассмеялась Констанция, и Готель снова осталась ни с чем.

Она видела, как несправедливо обошлась судьба с её подругой, и тысячу раз хотела признаться и тысячу раз останавливала себя только потому, что не понимала до конца, что за игру вёл Раймунд.

- На всё воля Божья, - успокаивала себя графиня.

- А если он просто ошибся?

- Раймунд? - потеряла нить разговора Констанция.

- Бог.

- Разве Бог может ошибаться? - смутилась графиня.

- Если верить Писанию, что мы созданы по его образу, такое возможно, - заключила Готель.

- Ваше участие необъяснимо самоотверженно, - заметил как-то епископ.

- Сломала, теперь воздвигаю, - распаковывая сумку с теплой одеждой, ответила Готель.

Та зима выдалась холодной и долгой. Возможно из-за постоянного ожидания весточки от Раймунда, а возможно от личного, душевного одиночества. Клеман так и не посещал Готель, но она иногда оставалась у него.

- Я не могу так долго быть одна, - шептала она в темноте.

Окна в домах Парижа были забиты наглухо, и Сена замерзла настолько, что по ней в любом месте ходили люди и повозки. Констанция проводила всё время с ребенком, когда он не был в руках кормилицы или нянек.

- Зато он будет только мой, - говорила графиня, играя с малышом.

Она то поднимала его над собой, то снова опускала его себе на колени.

- Я собираюсь в Прованс, как только сойдет снег, - сказала Готель, наблюдая за их игрой.

- Вы не обязаны этого делать, - теряя настроение, отвечала Констанция, - если только у вас нет других причин.

Готель смешалась, как будто её уличили в содеянном, но её спасла сама же графиня:

- Простите, дорогая, я, правда, не знаю, что на меня нашло…

- Не нужно, - успокоила её Готель, - я просто хотела вам об этом сказать.

Другое дело было сказать об этом Клеману, который, словно понимая к чему тает снег, только добавил сложностей к разговору.

- Вы снова надели кольцо? - риторически спросила она.

- Я знаю, для вас это важно.

"Самое время", - подумала Готель. Клеман вёл себя уступчиво, быть может оттого, что понимал, что его мнение ничего не изменит. Они простились холодно, не утруждая друг друга пустыми объяснениями и ссорами. Готель сочла это справедливым. Она ехала через мост и видела, как по реке сплывает лёд. В воздухе появился запах земли и деревьев, небо стало хрустально голубым, и люди разбирали заделанные от холода окна и благодарили Бога за то, что к ним, наконец, пришла весна.

Казалось, лето никогда не покидало Марсель. Готель остановила экипаж в порту, как и раньше. Купила себе немного фруктов, прогулялась по набережной, наслаждаясь свежим бризом, и, уже собираясь к аббатству, заметила среди прохожих Раймунда в сопровождении какой-то знатной особы тридцати лет. Он был к ней внимателен, держал себя осторожно и сдержано, словно от каждого её слова зависела его судьба. Доев свои фрукты, и вдоволь насмотревшись на пару со стороны, Готель окликнула Раймунда. Он оказался совершенно растерянным этой встречей. Еще далеко до того, как Готель могла что-то расслышать, он принялся что-то быстро говорить своей спутнице, пока они не сблизились.

• Предыдущая
• 33/68
• Следующая