Матушка Готель - Подгорный Константин - Страница 32
- Предыдущая
- 32/68
- Следующая
Она обошла чей-то экипаж, стоящий перед дверями церкви и зашла внутрь. Готель ненадолго остановилась в коридоре, доставая из-под пояса документ, и в тот же момент почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Она повернула голову направо и…, там стоял Раймунд.
- Готель? Но что вы здесь делаете? - удивился маркиз.
- Продаю дом, - она показала документ в своей руке, - а вы?
- Еду в Марсель, - улыбнутся тот.
- Как Констанция, - спросила Готель после нескольких секунд гробовой тишины.
- Хорошо, - кивнул Раймунд, - всё хорошо.
Проследовала еще одна минута неловкого молчания.
- Может мы могли бы…, - начал он, и Готель, дочитав его мысли, показала себе через плечо.
Они вышли и прошли по улицам солнечного города неспешным шагом, болтая о пустяках, как избегая основной, волнующей их сердца, темы. Но едва дверь дома на холме за ними закрылась, они бросились друг на друга, как изголодавшиеся звери, забыв обо всем на свете; а когда пар вышел, и Готель положила свою голову ему на грудь, они еще долго лежали на постели беззвучно, как мыши, пытаясь каждый для себя понять что же, наконец, произошло.
- Я иногда прихожу туда, на наш балкон, - сказал Раймунд.
Готель засмеялась и села на постели, закрыв лицо руками:
- О, Боже.
- Что? - смутился маркиз, - что в этом смешного?
- Нет, простите, мой милый маркиз. Я подумала…, знаете, я приехала сюда продать этот дом и пожертвовать деньги, вырученные с него, на собор, а сама лежу в том доме с чужим мужем. Господи, какой кошмар.
Она положила голову себе на колени, и Раймунд приподнялся на локтях.
- Клеман предупреждал меня, он просил оставить меня хоть что-то, а я все разрушила, - проговорила Готель куда-то в колени.
- Оставьте казнить себя, - постарался поддержать её маркиз, - вы хороший человек, все это знают.
- Нет, Раймунд, нет. Хорошие люди оставляю свое саморазрушение за дверями, а не тащат его в дом, - замотала головой она.
Когда Раймунд проснулся, Готель была уже внизу:
- Хотите молока?
- Хороший дом, - сел за стол маркиз, - не продавайте его.
- Теперь уже не знаю.
- Расскажете?
Готель кивнула:
- Это мой ад, и он его не заслужил.
Они сидели молча какое-то время, слушая песни птиц за окном и наблюдая, как солнце скользит по столу.
- Иногда я скучаю по Констанции.
- Вы ненавидели меня, наверное.
- Да нет. Она объяснила, что вам нужен наследник и все такое, - пояснила Готель, поправив сзади свои волосы.
- Она упрекнула вас в этом?
- Но это правда.
Никто больше не сказал ни слова. Готель проводила Раймунда до порога, поцеловала, и они простились. Она так и не продала дом и вернулась в Париж к полудню следующего дня, рассчитывая застать Клемана в их лавке на Сене.
Клеман был на месте и провожал клиента приятными любезностями; Готель улыбнулась уходящему гостю.
- Ты не поверишь, - засмеялся Клеман, как только покупатель вышел, - утром я продал одно из тех бежевых платьев, которые ты уже стала называть душой магазина.
Готель подошла к Клеману ближе и взяла его за руки.
- Привет, - сказал тот.
- Здравствуй, - ответила она.
Клемана просто выворачивало от радости, отчего признание не становилось легче.
- Послушай, - проговорила Готель ему в глаза, - в Лионе я была с Раймундом.
Клеман отвернулся и подлетел к прилавкам:
- Я помню сколько раз ты брала их стирать, так долго они висели; что я уже не верил, что это когда-то случиться.
- Клеман, - постаралась она снова привлечь его внимание.
- Вы, похоже, устали с дороги, - не поворачиваясь, ответил тот, - давайте оставим это до того, как я здесь закончу здесь. Прошу вас.
Он стоял неподвижно, как окаменевший, пока не услышал, что дверь магазина закрылась. Готель вышла на мост к строящемуся собору и, глядя на темную воду скользящей под ногами реки, горько заплакала.
Вечером Клеман пришел позже, чем обычно, словно надеялся отсрочить то, что уже произошло. И Готель уже начинала за него волноваться, но когда входная дверь, наконец, хлопнула, она все же вздрогнула от неожиданности.
- Скажи, что ты поехала не к нему, - сел он напротив Готель, положив рядом плащ.
- Клеман, мой милый! - упала она на колени.
- Прошу вас, - попытался он её поднять.
- Поверьте, это случайность…, - залепетала Готель.
- Не надо, - остановил её Клеман, - мы оба знаем чего хотели от этого брака, и я был счастлив быть вашим мужем.
- Нет, Нет! - рыдая, схватила она его за рукав, - прошу вас, прошу вас, не оставляйте меня!
Клеман плакал, стоя, отвернув лицо, не зная что делать дальше:
- Я предпочел бы не знать, - проговорил он, - мне хватало знать, что вы его любите.
От этих слов Готель начала рыдать еще сильнее:
- Простите меня, простите, я всегда пыталась создать иллюзию того, что было важно для меня - венчание в стенах храма и кольца, любящий супруг, но…
- Но что же было не так? - вмешался Клеман, и Готель затихла, изредка всхлипывая.
Он подошел к окну:
- Это вы простите меня. Я тогда слишком испугался за вас. Я испугался, что вы не сможете пережить настигшее вас одиночество, и я подумал, что вам непременно нужен кто-то рядом. Так что мы просто помогли друг другу.
- Вы останетесь? - прошептала Готель, - прошу вас, останьтесь.
- Вы продали дом? - повернулся он и увидел, как её глаза снова наполнились слезами.
Он молча взял со скамейки плащ и вышел, закрыв за собой дверь.
Клеман больше не приходил к ней, но она иногда заходила к нему; когда носила строителям одежду и еду. Заходила, потупив взор, садилась с краю, у входа и следила за его движениями, пока он общался с клиентами. Какой-то день, перегрузив свою сумку сыром, она зашла попросить его проводить её к собору.
- Нога разболелась ни с чего, - пожаловалась она Клеману, и тот, будучи человеком добродушным и мягким, обычно подавался её словам.
- Вы носите кольцо? - заметил по дороге Клеман.
- Оно причиняет мне боль, когда мне это необходимо, - улыбнулась та.
- Я слышал, Констанция вернулась. Ходят слухи, что граф её выгнал на сносях, - он посмотрел на собор, к которому они приближались и который пока больше напоминал крепость, чем дом Божий, - вы до сих пор думаете, что Господь проявит к вам участие?
Мысли Готель замелькали одна за другой; радость сменялась состраданием, которое в свою очередь сменялось любовью, торжеством справедливости, безумия и понимания, и снова обуревалось сожалением, любовью и самобичеванием.
- Маркиз, - отрешенно, как сама себе проговорила она.
- Что? - переспросил Клеман.
- В Провансе он маркиз, - всё ещё глядя в себя и не покидая своих мыслей, пояснила Готель.
Ей было невероятно жаль Констанцию, по-человечески, но также сердце Готель начала согревать мысль, что возможно этот поступок Раймунда был знаком того, что он все-таки пронес через десять с лишним лет и через свой "необходимый" брак ту толику преданности, о которой, давая им своё благословение, Готель могла только мечтать.
Придя на остров, пара была сразу замечена парижским епископом:
- Нарочно пришел сегодня к обеду, чтобы увидеть "матушку", имеющую на моих рабочих большее влияния, чем я, - улыбнулся он, приблизившись, и протянул Готель руку, - Морис де Сюлли.
- Готель Сен-Клер, - ответила та, поцеловав руку епископу.
- А ваш скромный спутник? - спросил Морис.
- Месье Сен-Клер, - представила Готель супруга.
Епископ сделал смущенное лицо, заметив, что у Клемана, в отличие от супруги, не было на руке кольца.
- Сестра Элоиза, царство ей небесное, рассказывала мне о вас, но она не говорила, кроме как о душевной красоте.
- Спасибо, ваше преосвященство, - улыбнулась Готель.
- Разрешите и мне поблагодарить вас за преданность моему собору.
- Предыдущая
- 32/68
- Следующая