Взлет - Злотников Роман Валерьевич - Страница 34

• Предыдущая
• 34/54
• Следующая

Поступаться своими интересами хотя бы на йоту англичане не хотели, так что следующие несколько дней они, отстав от меня, активно уговаривали Николая с Извольским,[29] упирая на то, что русскому флоту пора снова величественно воссиять среди самых грозных военных флотов мира. Чему, естественно, без самых новых, самых современных, самых могучих дредноутов британской постройки не бывать. Николаю-то что, принял разок главу британской делегации да кивнул в мою сторону — вон, мол, генерал-адмирал есть, с ним и разговаривайте, он у нас по флоту главный, и я дяде полностью доверяю. А вот Извольскому пришлось туго. Тем более что Витте стоял насмерть и деньги на закупку дредноутов у англичан выделять отказывался. Как, впрочем, и на постройку дредноутов для русского флота на наших собственных верфях. В чем я его активно поддерживал. Верфи вполне загружены, корабли строятся, причем крупные, а что не боевые, так и ладно. Персонал-то сохраняется, а как придет время строить боевые — так и начнем.

В пустопорожних разговорах прошел весь июнь, после чего переговоры было решено прервать, и английская делегация отбыла для консультаций. Зато тут же примчалась французская.

Когда британские джентльмены нехотя выказали желание пообщаться с русскими насчет союза, во французских высших кругах началось почти несдерживаемое ликование. Ибо заключение этого соглашения переводило мечты французов о возвращении Эльзаса и Лотарингии из неких отвлеченных планов в самую что ни на есть реальность.

Суммарный промышленный потенциал нового союза, которому французы уже дали название Entente — «Согласие», в память о прежнем l'Entente cordiale — «Сердечном согласии», кратковременном англо-французском союзе 40-х годов XIX века, превышал таковой у стран Тройственного союза в два с половиной раза. Суммарный флот — в два раза. Численность сухопутных армий… м-да, с этим пока было не очень. Если у французов с немцами после проведения мобилизации по числу штыков был паритет, то мы с англичанами вместе едва закрывали Австро-Венгрию. Наша армия в настоящий момент насчитывала всего семьсот тысяч человек, и по мобилизации мы могли развернуть максимум полтора миллиона. Нет, ежели просто посчитать по головам призывной контингент, то у нас вообще выходило чуть ли не шесть с лишком, но вот только всю эту массу людей можно было охарактеризовать словосочетанием «пушечное мясо». Потому как даже из тех семисот тысяч, что имелись у нас под ружьем в настоящий момент, действительно подготовленными были только тысяч двести пятьдесят. Это если считать с артиллерией и пулеметными ротами. Всех остальных нужно было учить и учить. Но мы уже второй год уверяли союзников, что вскоре закончим военную реформу и начнем активно наращивать армию. Так что французы надеялись, что и с сухопутными войсками мы Тройственный союз вскоре превзойдем не менее чем вдвое…

И вот вдруг такой облом — англичане с русскими не смогли договориться!

Переговоры с французами прошли куда спокойнее. Тем более что Извольский внятно объяснил им, что Россия вовсе не прочь заключить с англичанами союз. Но Россия не понимает, почему это следует сделать, если Англия совершенно не собирается менять свою политику по отношению к ней. В те времена, когда Российская империя находилась в жестком противостоянии с Британской, стремление англичан неким образом «закапсулировать» Россию, вытеснить ее из Средней Азии, с Памира, не дать ей возможности хотя бы в торговле утвердиться на Средиземноморье, на берегах Персидского залива, через аренду порта у Персии, которая готова с удовольствием предоставить нам его, было понятно. Но желание продолжать такую политику в условиях, когда Британия стремится к союзу с Россией, — это необъяснимо и порождает большие сомнения в искренности стремления Великобритании к союзу с Россией.

Французы уехали, а сразу по возвращении в Париж отправили делегацию в Лондон. О чем они там разговаривали с англичанами, мы не узнали, но когда в сентябре те вернулись в Санкт-Петербург, уже после трех дней переговоров меня вызвали в Зимний.

— Рад вас видеть, дядя, — кривовато улыбнулся мне племянник.

Похоже, как только он видит меня, у него перед глазами встает весь тот ворох кляуз в мой адрес, который сыпется на него два с лишним года, почитай с того момента, как я занял кресло военного министра. Вообще-то в последнее время наши с Николаем отношения стали более натянутыми. (Уж не знаю, Витте ли постарался… Вроде бы Сергей Юльевич немного подуспокоился на мой счет или просто устал от того вала обвинений меня в разрушении армии, который его просто захлестнул…) Однако Николай быстро справился с чувствами, и спустя мгновение его лицо выражало одну только доброжелательность.

Вообще, реальный Николай II сильно отличался от представлений о нем, которые у меня сложились в покинутом мною будущем под воздействием того, что я читал и слышал. Ну да я там никогда его правлением особенно не интересовался. Школьная программа, пьяные разговоры «ни о чем», время от времени сворачивавшие на подобные темы, да срач в Интернете — вот и все мои источники информации. Ну, может, еще пара фильмов типа «Агонии». Причем здешнего Николая я довольно долго как-то даже и не воспринимал как «того» Николая II. Ну, чисто психологически. Умом-то все понимал, но вот осознать, что выросший на моих глазах из худого долговязого подростка слегка стеснительный молодой человек — «тот самый» Николай II, я не мог довольно долго. И только после возвращения с Дальнего Востока, то есть после долгого отсутствия, за время которого племянник успел заматереть и приобрести как более узнаваемый вид, так и царственные повадки, у меня начали образовываться некоторые устойчивые ассоциации «этого» с «тем». Но опять же, едва образовавшись, они сразу же были вытеснены на второй план. Поскольку «настоящий» Николай оказался вполне адекватным правителем. И нормальным человеком. Может быть, излишне романтичным и несколько… флегматичным, что для правителя не есть хорошо, но и только. Возможно, на него так повлияло общение со мной, а может, другая семья. У Генриетты Бельгийской характер был куда мягче, а амбиции куда меньше, чем у Алисы Гессенской, да и рожденный наконец-то наследник рос крепким, здоровым и веселым мальчиком, что явно должно было благотворно отражаться на психологическом состоянии венценосного отца…

Или нам просто все время врали, замазывая Николая грязью по старой коммунистической традиции как идеологического противника, которого сначала свергли, потом убили, а после оболгали. Практически все коммунистические лидеры, начиная со Сталина, своих предшественников старались смешать с говном. Сталин — Троцкого, потому что с начала двадцатых годов, с болезни Ленина, именно он, Лейба Давидович Бронштейн, принявший псевдоним Троцкий, был истинным лидером страны. Хрущев — Сталина. Брежнев — Хрущева. Да и Меченый от них недалеко ушел, иначе откуда появилось словосочетание «эпоха застоя»? Одна разница, что Сталин Троцкого выпустил за границу, вследствие чего его затем пришлось убивать, а остальные никого никуда не выпускали, зато и не убивали. Впрочем, и среди помазанников Божиих такое встречалось,[30] так что не будем пристрастны. Да и не об этом сейчас речь…

Мы присели на диван у большого окна личного кабинета государя. Николай некоторое время помолчал, вроде как не зная, с чего начать, а затем осторожно заговорил:

— Дядя Алексей, благодаря твоему руководству флот российский сегодня пользуется в мире большим уважением. — Он горделиво улыбнулся. — И как боевая сила, и как, если можно так выразиться, моральная.

Я кивнул. Ну после Мессины-то…[31] Впрочем, там не только моряки сработали — и деньги свое веское слово сказали. Ну да мне после Сан-Франциско как-то даже невместно было не помочь другим пострадавшим от землетрясения. Тем более каким-никаким, а европейцам.

• Предыдущая
• 34/54
• Следующая