Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Млечин Леонид Михайлович - Страница 95

Горбачев после пленума, избравшего Андропова генсеком, хо­дил веселый и торжественный, как будто его самого избрали, расска­зывал его многолетний помощник Валерий Иванович Болдин. Вечером, когда Болдин зашел к шефу с очередной порцией документов, тот многозначительно сказал:

— Мы с Юрием Владимировичем старые друзья, семьями дружим. У нас было много доверительных разговоров, и наши позиции совпада­ют.

Положение Михаила Сергеевича сразу изменилось. Формально он по-прежнему отвечал за сельское хозяйство. Фактически Андропов опирался именно на него, постоянно звонил, приглашал, обсуждал с ним многие вопросы, давал поручения, далеко выходившие за рамки его прежних обязанностей. Андропов откровенно поддерживал Горбаче­ва. Он поручил Михаилу Сергеевичу в апреле 1983 года сделать доклад по случаю очередной ленинской годовщины.

«Право выступить с таким докладом, — считает опытный пар­тийный работник Наиль Биккенин, — было своеобразным знаком от­личия, показывающим, кто сегодня «кронпринц», каковы его удельный вес в партийной иерархии и возможности на перспективу. Для Михаила Сергеевича это был дебют на открытой политической сцене*.

Но ради Горбачева Юрий Владимирович не хотел ссориться с другими членами политбюро. В середине августа на секретариате ЦК под председательством Горбачева рассмотрели вопрос «Об опережающем росте производительности труда по отношению к заработной плате». На следующий день этот вопрос был вынесен на политбюро. Но туг, записал в дневнике Воротников, возмутился глава правительства Ти­хонов: проект постановления не согласован с Советом министров.

Он резко сказал:

— Необходимо сначала разобраться в правительстве, а потом уже, если надо, выносить на политбюро.

 Тихонов был недоволен тем, что секретариат ЦК берется за чисто хозяйственные вопросы.

— А что делать, если вы не решаете, — огрызнулся Михаил Сергеевич.

— Не пытайтесь работать по проблемам, в которых вы не компетентны, — не менее резко ответил Тихонов.

Андропов не стал высказываться по существу, снял вопрос по формальной причине:

— Не дело выносить на заседание политбюро несогласованные вопросы.

Косвенно он сделал выговор Горбачеву. Представлять на по­литбюро неподготовленные вопросы считалось большим аппаратным про­махом. Все важнейшие вопросы полагалось заранее согласовать со всеми членами политбюро.

В отличие от Брежнева Юрий Владимирович продолжал работать в здании ЦК на Старой площади. В Кремль он приезжал только по чет­вергам на заседания политбюро. Из прежнего кабинета на пятом этаже Андропов перебрался в тот, что прежде занимал Брежнев. На этом этаже стоял дополнительный пост охраны. У постоянных работников, имевших право заходить на этот этаж, в пропуске стоял дополнитель­ный штамп.

Приемная генерального секретаря была небольшой. Дежурный секретарь — эту должность занимали только мужчины — сидел не за обычным столом, а за высокой деревянной стойкой. Самый близкий к генеральному помощник сидел в кабинете напротив хозяина, приемная была общей. В кабинете генерального стояли письменный стол и большой стол для совещаний. Когда Юрий Владимирович с кем-то бесе­довал, то пересаживался за большой стол.

Так же были устроены апартаменты генерального в Кремле, ря­дом с комнатой заседаний политбюро. Зал заседаний политбюро тоже представлял собой вполне ординарный кабинет. В центре большой стол для членов политбюро. По бокам столики для заведующих отделами и помощников генерального.

В аппарате ЦК Андропов сразу же расстался с руководителем отдела пропаганды Евгением Михайловичем Тяжельниковым, выходцем из комсомола. Еще не будучи генсеком, Юрий Владимирович пригласил к себе Тяжельникова со всеми его заместителями, провел с ними беседу и заметил, что отдел слабо ведет агитационно-пропагандистскую ра­боту. Опытный первый заместитель Тяжельникова Георгий Лукич Смир­нов понял, что это был звонок. Замы недолюбливали Тяжельникова, долгое время возглавлявшего комсомол, считали его мастером показу­хи, в своем кругу откровенно называли его «инициативы» чепухой.

Тяжельников только что выдвинул новый лозунг: шестидесяти­летию СССР — шестьдесят ударных недель. Георгий Смирнов возмущал­ся: «Подумайте только — 420 дней. Более года непрерывного ударного труда! Да ведь само по себе ударность означает кратковременное со­средоточение сил на узком участке, иначе никто такой «ударности» не выдержит».

Евгений Тяжельников в юности играл в молодежном театре, пел в хоре, танцевал. Налет театральности привнес в комсомольскую ра­боту, пытался так же продолжать. В аппарате ЦК партии. Главный ре­дактор «Правды» Виктор Григорьевич Афанасьев считал, что Тяжельни­кова сгубило излишнее рвение. Еще будучи руководителем комсомола, Тяжельников отличился тем, что на съезде партии прочитал хвалебную заметку о молодом Брежневе из заводской многотиражки. Когда Андро­пова избрали генсеком, Тяжельников занялся поиском стихов молодого Андропова в Карелии, где тот начинал партийную карьеру. А в Петро­заводске действительно вышла книга стихов Андропова под псевдони­мом Юрий Владимиров.

Андропов в такой славе не нуждался, и Тяжельников уехал по­слом в Румынию. В кресле заведующего отделом пропаганды его сменил Борис Иванович Стукалин. Стукалин был человеком спокойным, осто­рожным и, в отличие от своего предшественника, малозаметным.

Многие умелые люди искали тогда возможности выдвинуться, бросились изучать биографию нового вождя, но там не нашлось даже Малой земли. Однако же главного режиссера Театра на Таганке Юрия Любимова укорили, почему у него в одном из спектаклей на сцене все ходят в тельняшках:

— Вы что, не знали, что Андропов был матросом?

— Первый раз слышу! — откликнулся Любимов.

— А вы что, — в голосе было нескрываемое возмущение, — биографию вождя не читаете?

Летом 1983 года сменили заведующего отделом науки и учебных заведений. Вместо одиозного Сергея Павловича Трапезникова, мало­грамотного, но верного Брежневу, вернули в аппарат ЦК Вадима Алек­сандровича Медведева, человека разумного и порядочного.

Впрочем, на идеологическом фронте больших перемен не произошло.

Академик Арбатов попал в опалу к Андропову, написав ему большую записку в декабре 1982 года. Генеральный секретарь прочи­тал ее и в тот же день с фельдъегерем вернул автору, не сочтя за труд составить подробный ответ.

Академик Арбатов написал новому генеральному секретарю о том, что волновало в те дни научную интеллигенцию. А беспокоило ощущение еще большего закручивания гаек и торжества догматизма в общественных науках, особенно в экономической. Судя по всему, Ан­дропову эти проблемы показались мелковаты, поэтому его раздражен­ный ответ заканчивался такими словами: «Пишу все это к тому, чтобы Вы поняли, что Ваши подобные записки помощи мне не оказывают. Они бесфактурны, нервозны и, что самое главное, не позволяют делать правильные практические выводы».

Андропов перевел в ЦК своих помощников по КГБ плюс сохранил на своих постах некоторых брежневских помощников, да еще и пригла­сил новых людей. Помощником по экономическим делам взял себе Арка­дия Ивановича Вольского, оказавшегося политическим долгожителем. Вольский окончил Институт стали имени И.В. Сталина и работал на автозаводе имени Лихачева. Его избрали секретарем парткома, оттуда взяли в ЦК — заведовать отделом машиностроения. Аркадий Иванович любит рассказывать, как его попросили зайти к Андропову.

Генеральный секретарь сидел в кабинете без пиджака.

— Я решил взять вас к себе в помощники по экономике.

Вольский, как положено, стал отнекиваться:

— Юрий Владимирович, я, может, для этой работы не гожусь. Я заводской человек. Давайте я вам о себе немного расскажу.

Андропов, как в кино, снял очки:

— А почему вы думаете, что я о вас меньше знаю, чем вы о себе?

Юрий Владимирович высоко ценил своих помощников, следил за тем, чтобы они присутствовали на заседаниях политбюро, даже на са­мых секретных. Секретарей ЦК и кандидатов в члены политбюро он просил выйти, а помощников оставлял.