Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Млечин Леонид Михайлович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/126
- Следующая
В посольских донесениях в Москву искусственно преувеличивалась роль венгерских писателей, деятелей кульгуры. У Хрущева и его соратников возникало ощущение, ЧТО вся эта буча — дело рук кучки ненадежных интеллигентов. В реальности против сталинского наследия восстала большая часть общества, поэтому власть и отступала.
6 октября перехоронили останки расстрелянного в сталинские годы по ложному обвинению секретаря ЦК Ласло Райка, затем так же, с почестями, предали земле останки расстрелянных в 1950 году по ложному обвинению в шпионаже венгерских генералов. Андропов сообщил в Москву, что «нерешительность политбюро и ряд беспринципных уступок, которые оно делало без всякого политического выигрыша, сильно расшатали положение венгерского руководства, а похороны останков Райка еще больше способствовали этому».
12 октября венгерскому руководству пришлось арестовать одного из организаторов репрессий сталинского времени, бывшего члена политбюро и руководителя госбезопасности Михая Фаркаша.
«Этот давний член партии оказался человеком типа Берии, — вспоминал Никита Хрущев, — карьерист и с заскоками ненормального, садист какой-то. Мне потом рассказывали, с какими издевательствами он вел допросы честных людей. Мало того, он и своего сына вовлек в эту кровавую круговерть, сделал и из него палача. Фаркаш стал просто пугалом в Венгрии».
Михай Фаркаш всему научился в Советском Союзе. <' двадцатых годов он жил в Москве и работал в Коммунистическом интернационале молодежи, в 1939 году его сделали генеральным секретарем КИМ и кандидатом в члены президиума Исполкома Коминтерна. В Венгрию он вернулся в сорок пятом...
13 октября Имре Надя восстановили в партии.
Реформаторские идеи Имре Надя — это была целая концепция переустройства экономики, и венгры хотели претворения этой концепции в жизнь. В стране сформировалась широкая политическая оппозиция, которая видела, чю и югославы иначе строят свою экономику и политику, чю и поляки начинают решать внутренние дела без указки Москвы.
Надя вдохновлял пример польских событий: там был реабилитирован и восстановлен в партии Владислав Гомудка, которого в 1949 году обвинили в правонационалистическом уклоне и арестовали. Теперь Гомулку избрали первым секретарем центрального комитета Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) — причем впервые вопреки воле Москвы. Хрущев в конце концов смирился с избранием Гомулки; раз Москва согласилась на такие перемены в Польше, то, может быть, согласится на то же и в Венгрии?
20 октября 1956 года на заседании президиума ЦК, обсуждая тревожное послание Андропова, Хрущев предложил вновь послать в Будапешт Анастаса Микояна, в чьи дипломатические таланты он свято верил. Хрущев сказал, что советников по линии КГБ из Венгрии тоже нужно отозвать. Хотя венгры, в отличие от поляков, этого не требовали.
О вводе дополнительных воинских частей в Венгрию пока речь не шла, но министру обороны маршалу Жукову было поручено на всякий случай принять подготовительные меры. Немалая часть Советской армии была отправлена на уборку урожая, Хрущев разрешил вернуть их в казармы, чтобы войска были готовы к боевым действиям.
И тут ситуация в Венгрии резко обострилась.
Началось с того, что студенты Будапештского политехнического института решили поддержать поляков и 23 октября устроили демонстрацию солидарности. Министр обороны Иштван Бата приказал привести части столичного гарнизона в повышенную боевую готовность. Но офицеры не собирались участвовать в разгоне демонстрации, и министр обороны отменил спой приказ. Министр внутренних дел Ласло Пирощ, в свою очередь, попытался запретить демонстрацию - страна возмутилась, и этому министру тоже пришлось отступить.
В демонстрации приняло участие около двухсот тысяч человек. Среди демонстрантов находились молодые сотрудники советского посольства. Об этом много лет спустя поведал работавший тогда в Будапеште Владимир Николаевич Казимиров, который со временем сам стал послом. «Кто-то давал информацию, будто манифестанты уже расходятся, — рассказывал Казимиров в интервью газете «Трибуна», — а все было наоборот. О нарастании накала на улицах мы и докладывали послу».
Дипломаты сообщали Андропову, что демонстранты нас Iроены агрессивно. Почему у них сложилось такое впечатление? Потому что демонстрация превратилась в протест против всей сталинской системы. Советские дипломаты с изумлением слушали выступавших, которые требовали отмены партийного руководства, проведения свободных выборов, отмены цензуры и вывода советских войск из Венгрии. Демонстранты пели «Марсельезу» и «Интернационал». Но для Андропова и его сотрудников собравшиеся на плошади были врагами социализма...
23 октября на президиуме ЦК Хрущев первым высказал-I ч и ввод советских войск в Будапешт. Его поддержали другие члены президиума, говоря, что в Венгрии ситуация хуже, чем в Польше: тут пытаются сверпгуть правительство, полому нужно ввести войска, объявить военное положение, ввести комендантский час.
Против использования военной силы высказался осторожный Микоян. Он говорил, что ввод войск только испортит дело. Надо наводить порядок руками венгров, причем без участия Имре Надя это немыслимо. Микоян остался в одиночестве.
Пока в Москве думали, что делать, в Будапеште по радио транслировали неумное выступление первого секретари Эрне Гере, которое только возмутило собравшихся. Группа студентов попыталась проникнуть на радио, чтобы считать свои требования. В них стали стрелять. Тогда демонстранты захватили несколько складов с оружием — в штабах гражданской обороны и в полицейских участках. Ситуация в городе изменилась. Начались перестрелки, в юродском парке демонстранты свергли гигантскую статую Оалина. Остались только каменные сапоги.
Демонстрация превратилась в народное восстание. Власть утратила контроль над городом, оказавшимся во власти революционной стихии. По всей стране солдаты и полицейские переходили на сторону восставших. В Дебрецене студенты пытались захватить здание областного управления внутренних дел. Чекисты открыли огонь, погибли три человека. Так в Венгрии пролилась кровь.
Растерянный Гере позвонил в посольство Андропову. Он не хотел официально обращаться в Москву за военной помощью, чтобы не признаваться в неспособности навести порядок в своей стране, Гере решил договориться с советским послом. Юрий Владимирович охотно взялся привлечь советских солдат для наведения порядка.
На территории Венгрии, которая в годы войны воевала против СССВ, советские войска остались, не ушли после 1954-го. Две механизированные дивизии, одна истребительная и одна бомбардировочная, были сведены в Особый корпус. Штаб располагался в Секешфехерваре. Командиром корпуса был генерал-лейтенант Петр Николаевич Ла-щенко, Герой Советского Союза, выпускник Академии Генштаба.
Еще в июле, свидетельствует генерал Евгений Иванович Малашенко, исполнявший обязанности начальника штаба корпуса, поступило приказание разработать «план действий по восстановлению общественного порядка в Будапеште и на всей территории Венгрии». 20 июля план был утвержден.
В семь вечера 23 октября посол Андропов напрямую обратился к генерал-лейтенанту Лащенко с просьбой вести войска в Будапешт. Генерал Лащенко объяснил, что ему нужен приказ министра обороны. Посол связался с Москвой.
Начальник Генерального штаба маршал Василий Данилович Соколовский позвонил командиру корпуса по ВЧ (междугородной правительственной связи) и отдал приказ привести корпус в полную боевую готовность. Но без санкции высшего руководства Министерство обороны действовать не решилось.
На заседании президиума ЦК договорились ввести советские части в Будапешт. Хрущев хотел, чтобы венгерское руководство обратилось к Советскому Союзу с официальной просьбой. Осторожный Эрне Гере не желал связывать свое имя с вводом советских войск. Тогда в одиннадцать вечера в Москве решили вводить танки без всяких формальностей. Маршал Соколовский по телефону приказал генералу Лащенко «выдвинуть войска в Будапешт с задачей оказания помощи венгерским войскам в восстановлении порядка». В два часа ночи (уже наступило 24 октября) советские танки появились в Будапеште.
- Предыдущая
- 16/126
- Следующая