Богиня весны - Каст Филис Кристина - Страница 26

• Предыдущая
• 26/77
• Следующая

— Полагаю, меня действительно охраняли в определенном смысле. Но еще меня учили, что нельзя насмехаться над гостями.

Гадес сразу посерьезнел, увидев в глазах богини холодную ярость. Какой же он дурак! Он позволил себе уж слишком расслабиться, он запутался в собственных фантазиях. Персефона была жительницей Олимпа, нельзя забывать об этом. Гадес склонил голову, принимая выговор.

— Прости меня, богиня. Моей грубости нет извинения.

И, не добавив больше ни слова, он встал, поклонился и вышел из комнаты, оставив в одиночестве Лину, глядящую ему вслед и от всей души ругающуюся по-итальянски.

— Япис! — Эхо голоса Гадеса разнеслось по просторному помещению.

— Мой господин... — Даймон материализовался почти в ту же секунду.

— Иди к ней. Когда она закончит трапезу, проводи ее в покои. И проследи, чтобы у нее было все, чего только она пожелает. — Гадес взволнованно ходил взад-вперед. — Я оскорбил ее.

Япис промолчал, лишь вопросительно вскинул брови.

— А потом я ушел. Она даже не поела как следует. — Гадес запустил пальцы в волосы, растрепав прическу. И посмотрел на своего преданного друга. — Ты же знаешь, я никогда прежде такого не делал.

— Такого? — переспросил Япис.

— Такого! Такого! Я никогда не сближался с ними! Я никогда не участвовал в этих унизительных ритуалах притворства, интриг и ударов исподтишка, которые им требуются, чтобы соблюдать собственные интересы!

— Возможно, ты имеешь в виду общение с богинями?

— Разумеется, я именно это имею в виду! — взорвался Гадес.

Япис, хотя и пришел в замешательство от столь необычного проявления чувств своего господина, все же заговорил ровным, осторожным тоном:

— И Персефона потребовала слишком много, как ты говоришь, притворства и интриг, прежде чем ты ее оскорбил?

Гадес резко остановился и потер лоб, обдумывая вопрос Яписа.

— Нет, — честно ответил он.

— Но ты с ней все же общался, беседовал?

— Да, да, да! — признал Гадес, и только тут суть произошедшего дошла до него.

Ему ведь было очень приятно. Персефона проявила такой интерес к его владениям, и с ней было так легко говорить... совсем не так, как с Афродитой, или Афиной, или... губы Гадеса презрительно искривились, когда он вспомнил о молодых богинях, с которыми ему приходилось встречаться. Все они были избалованными красавицами, редко думавшими о чем-либо таком, что выходило за пределы их собственных потребностей и желаний. И когда голос Персефоны зазвучал холодно в ответ на то, что она восприняла как оскорбление, Гадес мгновенно припомнил тех бессмертных прелестниц и просто сбежал.

— А ты оскорбил ее намеренно? — спросил Япис.

— Разумеется, нет! — Гадес снова принялся нервно шагать взад-вперед. — Мне показалось забавным то, что она сказала. — Он бросил на Яписа мрачный взгляд. — Она решила, что ты принадлежишь к числу душ умерших.

Губы Яписа дернулись, как будто он с трудом сдерживал улыбку.

— Я рассмеялся, а потом заговорил с ней как с ребенком. Это ее весьма обидело. И она повела себя как любая другая богиня. — Гадес пожал плечами.

— Ты говоришь, она повела себя как любая другая богиня. Но тогда, я полагаю, обеденная зала уже разрушена до основания, а Персефона покинула Подземный мир? — спросил Япис.

— Нет, она... Нет. Она осталась сидеть на месте и ничего не разгромила. — Он замер, уставившись в вопрошающие глаза Яписа.

— Тогда, судя по всему, она повела себя совсем не как оскорбленная богиня, — вполне логично заметил Япис. — А что она сделала?

— Она сказала, что не привыкла выступать в роли предмета насмешек, — ответил Гадес.

— А ты что на это ответил?

— Я принес извинения и ушел.

— Могу ли я предположить, что в следующий раз ты принесешь извинения и останешься на месте, мой господин? — спросил Япис.

— В следующий раз?..

Гадес почувствовал, как в его груди разрастается слишком знакомое ощущение... Он знал, что скоро оно поднимется к горлу и он проведет еще одну отчаянную, бессонную ночь. Проклятый холерик... Именно так и назвал его Гермес.

Япис кивнул.

— В следующий раз.

— Она другая... — Голос Гадеса упал, бог заговорил тихо, напряженно.

— Да, это верно.

— Она не шарахается от душ умерших. Она... — Гадес умолк, вспоминая румянец на ее щеках, ее любопытство и теплоту взгляда. И процедил сквозь стиснутые зубы: — Мне следует держаться подальше от нее, пока она здесь.

— Друг мой... — Япис положил руку на плечо бога. — Но почему бы не позволить себе насладиться ее присутствием?

— И к чему это приведет? — Гадес потер грудь и стряхнул с плеча руку даймона. — Если я почувствую вкус жизни, а потом она уйдет или потеряет интерес ко мне... а так оно и случится, — с чем я останусь? Мне этого недостаточно, Япис. Мне всегда было недостаточно этого.

И так и должно быть, подумал Гадес, опять принимаясь шагать, потому что есть то, что отделяет его от других бессмертных. Он, в отличие от остальных богов и богинь, страстно стремился к тому, что снова и снова видел, наблюдая за душами смертных... но ни разу не замечал подобного между бессмертными.

— Мой господин, — негромко произнес Япис, — разве не лучше испытать хотя бы миг счастья, нежели не иметь его вообще?

— Я не так устроен, как все они. Я не понимаю, как можно смотреть на любовь как на игру.

Япис заглянул в измученные глаза бога и увидел там все то же бесконечное одиночество, которое Гадес прятал в себе в течение бесчисленных столетий. Даймон подумал о Персефоне. В юной богине было нечто совершенно особенное, что-то скрывалось за ее непревзойденной красотой и ее даром вдыхать свет в темноту. Гадес не должен отвергать Персефону. Если он это сделает, подумал Япис, то, пожалуй, навсегда захлопнет дверь перед любым шансом облегчить мрачную тоску своего существования.

Но как убедить Гадеса не избегать богини? Его господин вообще не привык к гостям. Все его бытие было распланировано, упорядочено и организовано, и в нем просто не было места для других бессмертных. А богиня весны определенно нарушала распорядок. И к тому же она была прекрасной, оживленной и загадочной.

Если бы Гадес мог чувствовать себя с ней так же легко, как с бесчисленными умершими!..

— Может, в этом и скрыт ответ, господин.

Гадес вопросительно посмотрел на него.

— Представь, что Персефона — просто одна из душ умерших.

— Япис, это глупо!

— Почему? — Даймон разочарованно развел руками. — Ты постоянно борешься с самим собой, Гадес! Ты говорить, что тебе следует держаться подальше от нее, но я же вижу в твоих глазах свет, которого не видел уже целую вечность! А что, если богини судьбы вдруг подобрели и среди бессмертных появилась та, что похожа на тебя? Но как ты узнаешь об этом, если будешь прятаться от любых проявлений жизни? Дай этой богине шанс, мой господин!

Прежде чем Гадес успел ответить, Япис вскинул голову, как будто прислушиваясь к внутреннему голосу.

— Она только что позвала меня.

— Ну так иди к ней! — приказал Гадес.

Однако стоило Япису исчезнуть, как бог снова громко окликнул его.

— Мой господин? — Япис снова материализовался рядом с ним.

— Попроси богиню весны завтра присоединиться ко мне в большом зале. Скажи ей, что, если ее все еще интересует Подземный мир, она может вместе со мной послушать жалобы и просьбы умерших и это даст ей блестящую возможность познания. — Гадес говорил быстро, как будто боялся передумать.

Япис загадочно улыбнулся.

— Очень хорошо, мой господин.

— Так, значит, завтра, богиня, — сказал Япис.

Он уже поклонился и попятился к выходу из покоев Лины, когда в распахнутую дверь ворвалась Эвридика и налетела на него сзади.

— Ух! — Япис пошатнулся, не устоял на ногах и растянулся на полу.

Лина и Эвридика, одинаково разинув рты, уставились друг на друга. Лина улыбнулась. Япис обычно выглядел так сдержанно, почти величественно — и вдруг он очутился лежащим плашмя, а его тога смешно задралась. Лина с трудом удержала громкий смех.

• Предыдущая
• 26/77
• Следующая