Богиня весны - Каст Филис Кристина - Страница 25

• Предыдущая
• 25/77
• Следующая

— Я люблю гранаты! — Лина подчеркнуто отковырнула несколько красных зернышек и бросила в рот. Изумительный вкус расплылся по языку, и Лина восторженно вздохнула. — Они прекрасны!

Слуги разом издали облегченный вздох.

— Похоже, все тут прониклись к тебе особым почтением, — с легкой язвительностью сказал Гадес. И подумал, что Персефона как будто зачаровала его слуг, так же как и коней. — Оставьте то, что принесли. Если нам понадобится что-то еще, я вас позову.

Слуги поспешили вернуться в кухню.

— А вы к нам не присоединитесь? — спросила Лина Яписа, переводя взгляд с него на Эвридику и обратно.

А едят ли вообще умершие? Лина понятия не имела, но не спросить было бы невежливо.

— Нет, богиня, — ответил Япис.

— Нам с Яписом нужно еще многое обсудить, — с жаром произнесла Эвридика. — И мы сейчас поищем все для рисования.

Лина улыбнулась призрачной девушке, радуясь, что та уже чувствует себя совершенно свободно.

— Что ж, вперед! Увидимся завтра, — сказала она, бросая в рот еще горсть гранатовых зерен.

— Но ты же позовешь меня, когда будешь собираться ко сну, чтобы я помогла тебе лечь в постель! — В голосе Эвридики прозвучала откровенная паника.

— Обязательно позову, — поспешно обещала Лина, не желая расстраивать девочку.

Довольная заверением своей богини, Эвридика радостно улыбнулась, поклонилась Персефоне и Гадесу и следом за Яписом вышла из зала.

— Со временем она успокоится, — заверил Лину Гадес.

— Надеюсь. Иначе я от нее просто устану, — вздохнула Лина.

— Умершие требуют большой заботы.

Лина согласно кивнула.

— Да, тут как с драгоценностями — я ничего об этом не знала до сегодняшнего дня.

Гадес улыбнулся, снова спокойный и обаятельный.

— Именно поэтому я и распорядился приготовить для тебя особые блюда Подземного мира. Поешь, Персефона, чтобы твоей маленькой подружке не пришлось бояться, что ее богиня зачахнет тут.

— Ха! — Лина принялась наполнять свою тарелку. — Вряд ли мне удастся тут зачахнуть, во всяком случае в окружении... — Она взмахнула длинной серебряной ложкой, обводя зал вокруг себя. — В окружении всего этого.

— Меня радует, что тебе пришлась по нраву красота Подземного мира, — сказал Гадес, насыпая себе оливок.

— А кому бы не пришлась? — возразила Лина, жуя, и тут же пожалела о своих словах, потому что увидела, как снова изменилось выражение лица Гадеса.

Она вдруг подумала, что он как будто надевает гладкую маску, чтобы скрыть свои чувства. Она с беспечным видом поглядывала на него, ожидая, когда он в очередной раз сбросит защиту и станет более доступным. Несколько минут они ели молча, но вот наконец Лина заметила, что напряжение вроде бы оставляет плечи Гадеса, а лицо оживает. Она отпила вина, размышляя. Да, он определенно чувствовал себя свободнее, когда в зале присутствовали слуги. Лина чуть заметно улыбнулась. Пусть он и бог, он все равно остается мужчиной.

— Можно, я задам несколько вопросов об умерших? — спросила она.

Гадес посмотрел на Лину и снова уставился в тарелку. Дожевал, проглотил...

— Я не против, — сказал он наконец.

Лина не стала долго раздумывать.

— Видишь ли, я же не знаю самых простых вещей, а мне не хочется ляпнуть что-нибудь такое, что смутит Эвридику или огорчит ее, ну, вроде того, как я упомянула, что она могла бы выпить воды из той реки, как ее... — Лина замялась.

— Из Леты, — подсказал Гадес.

— Верно, Леты. Вот, видишь, что я имела в виду? Я же почти ничего не знаю о Подземном мире!

— Можешь задавать любые вопросы, какие только придут тебе в голову.

— Ну ладно. В общем... глядя на все эти вкусности, я подумала — а едят ли умершие?

— Нет, умершие не испытывают жажды и голода, как живые, но их души сохраняют сущность того, чем обладали при жизни, так что они приносят с собой в вечность свои особые потребности и желания. Ты можешь и сама это видеть в твоей малышке Эвридике. Она принесла с собой из мира живых страхи и беззащитность, несмотря на то что все прошлые тревоги не коснутся ее здесь, — пояснил Гадес, стараясь не показать, насколько он удивлен вопросом.

Персефона определенно была совсем не такой, как он ожидал. В отличие от тех бессмертных, с кем ему когда-либо приходилось встречаться, она, похоже, искренне интересовалась и его владениями, и душами умерших.

— Что ж, в этом есть смысл... — Лина нахмурилась, обрывая засахаренные лепестки белого цветка. — Совершенно очевидно, что воспоминания о жизни сильно тревожат Эвридику. Бедное дитя. Мне бы хотелось как-то ей помочь.

— Но, Персефона, ты уже делаешь для нее очень много. Малышке нужны безопасность и общение. Она могла бы со временем найти это в полях Элизиума, но ты уже дала, ей все необходимое, пригрев девочку рядом с собой. Ей сейчас хорошо и спокойно, она чувствует себя полезной и куда меньше размышляет о потерянных возможностях и о том, что могло бы случиться.

Гадес ободряюще улыбнулся юной богине. Она так заботится о маленьком призраке! Слишком многие бессмертные сочли бы, что обращать внимание на горести Эвридики ниже их достоинства. Эвридика ведь ушла из мира живых; стало быть, она больше не могла поклоняться богам. А значит, юная душа больше не представляла для них интереса. Гадес понял, что Персефона не слишком-то цепляется за эти надменные верования. Она обдумывала его слова, понемножку отхлебывая вино. Да, эта богиня была для него загадкой. Она обладала красотой бессмертных, но характером очень от них отличалась.

— Знаешь, ты меня немного успокоил, я теперь чувствую себя лучше, — сказала наконец Лина, решительно напоминая себе, что говорит об Эвридике, а не о теплой улыбке Гадеса. Она ведь интересуется умершими... а не их богом. — А они спят?

В уголках глаз Гадеса собрались веселые морщинки — его забавляли наивные вопросы Персефоны. Ему никогда прежде не доводилось вот так разговаривать о своих владениях, и он вдруг понял, что беседа с юной богиней доставляет ему огромное удовольствие.

— Они не спят в том смысле, в каком спим мы или смертные, но им требуется отдых.

— А твои слуги все такие же, как Эвридика? Я имею в виду, они сами решили остаться здесь, с тобой, и не идти дальше, к полям Элизиума?

— Кое-кто решил сам, но не из любви ко мне, как твоя Эвридика. Они просто продолжили заниматься тем, что делали при жизни. Другие же считают эти обязанности наказанием за прошлые дела.

Гадес взял себе какой-то фрукт Подземного мира, ожидая следующего вопроса Персефоны. Он просто видел, как бурлят мысли в этой прекрасной голове. Она даже перестала жевать и намотала на палец прядь длинных волос — и этот жест показался Гадесу странно трогательным.

— Но Япис все-таки из тех, кто остался здесь из любви к тебе.

На этот раз Гадес не удержался от смеха.

— Япис не умерший, Персефона, он даймон! Но — да, он сам решил остаться рядом со мной навечно.

Лина даже не знала, что ошеломило ее больше: то, что Япис оказался демоном, или то, что Гадес расхохотался.

Но начать Лина решила с менее опасного пункта.

— Япис — демон? — пискнула она.

При новом взрыве хохота Гадеса дверь кухни открылась, несколько голов сунулись в зал — и тут же скрылись, но Лина успела заметить ошеломленное выражение лиц.

— Я сказал, что он даймон, а не демон! — Гадес покачал головой, глядя на юную богиню.

— А... ну да, конечно... — пробормотала Лина, хотя мысленно она просто кричала:

«КАКОГО ЧЕРТА, КТО ТАКОЙ ДАЙМОН?!!»

К счастью, ответ ей подсказал внутренний голос, эхо настоящей Персефоны:

«Даймон — дух более низкого уровня, нежели божества Олимпа. Это стражи, полубоги. И они бессмертны».

— Юная Персефона, как же тебя должны были защищать от всего, если ты даже не узнала в Яписе даймона! — сказал Гадес, все еще посмеиваясь.

Чертов мужик смеялся над ней и смотрел на нее таким же благосклонным отеческим взглядом, как на Эвридику! И он назвал ее «юной Персефоной»! Как глупенькую маленькую девочку! Он даже не догадывается, что имеет дело со взрослой женщиной. Из тех, кому не нравится быть предметом мужских насмешек. От раздражения Лина вообще забыла, что перед ней бог Подземного мира и что она — гостья в его владениях. В этот момент он был для нее просто одним из тех мужчин, что не считали ее достойной внимания. И, ни на секунду не задумавшись о последствиях, Лина, прищурившись, уставилась на Гадеса и придала нежному голосу Персефоны твердость кремня.

• Предыдущая
• 25/77
• Следующая