Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии - Шуф Павел - Страница 18

• Предыдущая
• 18/44
• Следующая

Замира горестно вздохнула. Я долго не мог прийти в себя, слишком велико было потрясение. Вот так царевна Несмеяна! Весь день молчала... Выходит, и правда, зря Ваську обидели. Мирного любителя топора, языка и печенки...

—Откуда он здесь?— осторожно спросил я на конец.

Замира всхлипнула:

—Я принесла... Сама...

—Нашла, что ли?— я пытался бросить Замире спасательный круг, словно она свалилась с корабля прямиком в волны — акулам на радость. — Убежал он, да?— спрашивал я.— А ты нашла... так ведь, да?

Замира вытерла слезы рукавом:

—Не нашла я его... Не нашла...

—А что же?

—В уголке взяла. Сама. Никто не видел.

—Не может быть! — запротестовал я, отказываясь верить ей.— Зачем это тебе, зачем?

—Так вышло, Володя,— вздохнула Замира. — Испугалась я очень. Понимаешь?

—Кого испугалась-то?

—Ваську.

—Кулакова? Мясника? А чего его пугаться. Сама видишь — он ни при чем оказался. Зря только напали на него.

—Зря...— подтвердила Замира. — Но я ведь тогда испугалась. На уроке. Когда рассказала про ежа, а Васька почему-то ужасно заинтересовался.

—И что же?

— А то! Ты вспомни, как он стал расспрашивать и удивляться. Вот я и испугалась. Подумала, что он теперь замыслит утащить и продать нашего ежа. За сто рублей...

Меня разобрал смех. Вот так история! Сперва сама же сделала ежу рекламу как звезде экрана, А потом сама же тайком унесла его, испугавшись вдруг, что на ее красочную рекламу кто-нибудь клюнет. Невероятно!

—Володь, что делать, а? — Замира вымаливала совет, помощь.— Знаешь, как мне было стыдно, когда вы... там... Ваську... А я молчала... Думала, сердце выскочит...

Я еще раз чиркнул спичкой. Свет отразился в глазенках ежа, они блеснули фарами. Еж с аппетитом жевал.

—Видала, какой обжора! — показал я. — Вокруг него такие страсти, а ему все нипочем. Ест себе на здоровье и не печалится.

Замира вздохнула:

—Ест. Я ему много положила.

—Вернуть надо,— сказал я.— Завтра,

—А если увидят? Стыдно ведь.

—Я зайду за тобой утром. Идет? Вместе отнесем.

—А что скажем?

—Так положим.

—А если нас увидят?

—В саду нашли. Убежал...

—Соврем, да?

Замирка вполне могла бы написать сочинение о том, что ее любимая профессия — задавать вопросы, доводящие до головокружения.

—Утром зайду! — повторил я и отправился домой...

Нам повезло. Ежа удалось незаметно водворить в живой уголок — в школу мы с Замиркой пришли первыми. Когда на перемене в класс вошел Александр Григорьевич, по его лицу было видно, что он уже видел возвращенного беглеца.

—Поздравляю! — объявил он.— Еж вернулся. Васька Кулаков поднялся из-за парты и, не сдерживая смеха, закричал:

—А! Что я говорил? Видали — сам вернулся.

Его осадил Стасик.

— Сиди ты лучше!— огрызнулся Барханов.— Еще неизвестно, откуда он взялся. Может, ты сам утречком и принес. Испугался и принес.

Васька залился краской, сжал кулаки и молча плюхнулся за парту.. .На большой перемене Кулаков выскочил из класса, а потом из школьных ворот. Он вернулся ровно через десять минут — раскрасневшийся, запыхавшийся, злой.

—Д-домой б-бегал...— объявил он.

—Сочинение забыл? — спросил я.

—Какое сочинение? Вот...— он вынул из кармана большой замок с дужками и два ключа.

—Дома взял... Я придумал...— запыхавшись, он не мог произносить разом более двух слов.

—Куда замок?

—А на живой... уголок,— объяснил Васька.— На ежа... Чтобы не пропадал... А ключи отдадим Александру Григорьевичу.

Мы гурьбой помчались к ежу, и Васька, ловко продев дужку замка, дважды щелкнул ключом. Еж был под надежной охраной замка. Васька протянул ключ Замире:

—Держи. Отдашь Александру Григорьевичу. Теперь твои сто рублей никто не утащит.

Замира отнесла ключи в учительскую.

Но на следующий перемене Александр Григорьевич вновь вошел в класс. В его руках был все тот же замок — вместе с ключами. Неужели сам снял замок? — удивились мы. Он положил замок на стол и сказал:

— Еж и без замка никуда не убежит. Я в нем уверен...

Поплыл замок. От парты к парте. От Мубара к Стасику, от Стасика к Серверу, от Сервера к Стелле, ко мне, к царевне Несмеяне. Замок плыл к Ваське Кулакову.

Но Александр Григорьевич не успел увидеть, кому мы передавали замок — у нас был сейчас совсем другой урок, и Александр Григорьевич вышел, торопясь в класс, где его уже ждали.

Он был забавным щенком, когда его принес в школу завхоз Лутфулла-ака. Шарик быстро стал нашим общим любимцем и баловнем. Да и попробуй не стать, если у Шарика десятки друзей, и каждый норовит добыть из дома что-нибудь вкусненькое — специально для него.

Особенно любил Шарик бутерброды с колбасой. Может, не до такой степени, как любил их Первый Аппетит нашего класса Мубар Ахмедов, но тоже не брезговал.

Шарик был добрейшим созданием и в совершенстве владел искусством нравиться всем.

В душу он влезал... хвостом. Завидя утречком кого-либо, первым вразвалочку идущего в школу, изголодавшийся за ночь Шарик стремительно летел навстречу, выделывая хвостом махи почище вертолета. Того и гляди — загудит и взлетит над школьным двором. При этом он преданно заглядывал в глаза и взвизгивал, будто говорил;

— Как я рад тебе! Как соскучился за ночь.

Уж тут таял любой, и если в сумке или ранце был припасен бутерброд, то Шарик приглашался в долю.

Не забывал прихватить утречком гостинец для Шарика и я. Он, чертяка, хорошо знал, что гостинец для него я кладу в левый карман, и так к этому привык, что вскоре при моем появлении стал салютовать хвостом уже не мне, а Карману. Сначала меня это забавляло, но потом, удивляясь самому себе, я стал замечать, что эта измена меня огорчает. Чуточку, самую малость, но огорчает.

Бывало так: Шарик с визгом летел ко мне, исправно работая хвостом издалека, но при этом я уже не ловил, как прежде, его преданных благодарных взглядов. Они были устремлены на Карман с двумя декоративными синими пуговицами по краям. Видимо, он принимал эти пуговицы за глаза Кармана и дарил им восторженный взгляд.

А что же я? Похоже, я стал для него всего лишь переносчиком Кармана, слугой Кармана, достающим ИЗ Кармана в нужный момент лакомство для Шарика. Я понимал, что все это глупо, но отделаться от грустной мысли, что Шарик рад Карману, а не мне, уже не мог. Мысль эта саднила, царапала, мешала.

Однажды, когда Шарик в очередной раз бросился к Карману, радостно набирая при этом хвостом подъемную силу, я сделал вид, что не заметил его и, не сбавляя шага, торопливо двинулся к дверям в вестибюль. Шарик проводил Карман до самой двери. Потом, обиженно и недоуменно взвизгнув, сунулся и в вестибюль, но был изгнан строгой вахтершей.

Пахучий бутерброд за шесть уроков так добросовестно насытил карман аппетитным своим запахом, так прошил его насквозь, что, похоже, теперь и без всякого бутерброда Карман мог представлять жгучий интерес для чуткого и жадного носа Шарика. Но всерьез обидевшись на Шарика за измену дружбе в угоду аппетиту, я решил, что имею право разочек наказать его, и подчистую съел бутерброд.

Шарик преданно ждал у дверей вестибюля — видимо, считал звонки. Когда я шагнул во двор, он бросился ко мне, вскинул лапы на брюки, взвизгнул, сыпанул виноватым (так мне показалось!) взглядом и принялся шумно обнюхивать заветный Карман. Карман пах на диво вкусно, но бутерброда-то в нем уже не было. В доказательство я похлопал по пустому Карману. Поверить в это Шарик не мог и продолжал бежать за мной, держа нос по незримому следу, который оставлял Карман для его острого носа.

Говорят, летучие мыши слышат звуки, недоступные человеческому уху. Это называется ультразвук.

Шарик был мастером по части ультразапахов, но это мастерство сейчас подводило его, ибо он остро чуял запах уже, увы, съеденного мною бутерброда. Не спеша примириться с тем, что лакомства не будет, Шарик проводил меня до калитки. Сдаваться я не собирался, поэтому и в мыслях не держал взбодрить Шарика, поощрив его настойчивость чем-либо вынесенным из дома. Сегодня был День Поучительного Урока. Шарик должен был усвоить, что не в бутерброде дружба.

• Предыдущая
• 18/44
• Следующая