Почтальон всегда звонит дважды - Кейн Джеймс - Страница 20

• Предыдущая
• 20/23
• Следующая

Я вернулся к нему, она принесла нам пиво и оставила одних. Я перешел прямо к делу:

– Вы все еще у Каца?

– Нет, я от него ушел. Мы поругались, и я с ним завязал.

– Чем теперь занимаетесь?

– Вообще-то ничем. Потому я, собственно, к вам и пришел. Я уже был тут несколько раз, но никого не было дома. Но теперь я услышал, что вы вернулись, и решил подождать.

– Скажите, что я могу для вас сделать?

– Мне пришло в голову, нет ли у вас для меня кое-каких денег.

– Сколько захотите. Много у меня, само собой, нет, но если вас устроят долларов пятьдесят—шестьдесят, то я с удовольствием.

– Полагаю, вы дадите мне больше.

Он все еще гнусно скалился, а я решил, что уже пора оставить все эти околичности и узнать, зачем он пришел.

– Ну так что, Кеннеди. Чего вы хотите?

– Что ж, скажу все как есть. Когда я уходил от Каца, те бумаги, где я записал признание миссис Пападакис, все еще лежали в картотеке; ясно? А поскольку я ваш друг и все такое, мне было понятно, что вам бы не понравилось, когда такие вещи валяются где попало. Так что я их забрал. Мне показалось, вы хотели бы получить их.

– Вы имеете в виду ту ерунду, которую она выдала за признание?

– Вот именно. Я, разумеется, знаю, что в них ничего нет, но подумал, вдруг вы захотите иметь их под рукой.

– Сколько вы хотите?

– Ну а сколько вы дадите?

– Да я не знаю. Сами же говорите, в них ничего нет, но сотню я бы мог дать. Точно. Это я потяну.

– Я думал, это стоит гораздо больше.

– Ну да?

– Я рассчитывал на двадцать пять кусков.

– Вы не сумасшедший?

– Нет, я не сумасшедший. От Каца вы получили десять тысяч. Заведение тоже кое-что принесло, думаю тысяч пять. За дом и участок вы можете получить в банке десять тысяч. Значит, вместе получится двадцать пять.

– Вы хотите раздеть меня догола из-за этой бумажки?

– Она того стоит.

Я даже не вздрогнул, но, видно, в глазах что-то блеснуло, раз он вырвал из кармана пистолет и направил на меня:

– Не вздумайте, Чемберс. Во-первых, у меня нет их с собой. Во-вторых, если вы что-то затеваете, вам же хуже будет.

– Я ничего не затеваю.

– Я вам и не советую.

Он все еще держал меня на мушке, а я не спускал с него глаз.

– Думаю, вы меня зажали в угол.

– Я не думаю. Я это знаю.

– Но слишком высоко берете.

– Говорите, говорите, Чемберс.

– От Каца мы получили десять тысяч, это факт. И они пока у нас. Заведение нам действительно дало пять тысяч, но одну из них мы истратили. Она ездила на похороны матери, а я – отдохнуть. Потому здесь и было закрыто.

– Говорите, говорите.

– А за дом и участок мы не получим десять тысяч. Сегодня никто не даст и пяти. Максимум четыре.

– Продолжайте.

– Значит, десять, четыре и четыре. Это будет восемнадцать.

Он встал:

– Ну ладно. Восемнадцать. Завтра я позвоню, готовы ли деньги. Если да, скажу вам, что нужно делать. Если нет, бумаги получит Саккет.

– Это глупо, но вы достали меня.

– Значит, завтра в двенадцать. У вас будет достаточно времени, чтобы съездить в банк и вернуться.

– Ладно.

Он отступил к дверям, не сводя с меня пистолета. Был уже поздний вечер, смеркалось. Пока он отступал, я оперся о стену, как будто совсем расстроившись. Когда он уже наполовину был на улице, я включил свет, и эта резкая вспышка его осветила. Он споткнулся, а я прыгнул на него. Мы рухнули на землю, я – сверху. Выкрутив ему руку с пистолетом, я бросил его в комнату и заломил другую, потом втянул его внутрь и пинком захлопнул дверь. Она стояла там. Стояла все это время за дверью и слушала.

– Забери пистолет.

Она забрала, но осталась стоять. Я поднял его, швырнул на один из столов, перевернул на спину и избил до полусмерти. Когда он потерял сознание, я вылил ему на лицо стакан воды. Едва он пришел в себя, как я взялся за него опять. Наконец, когда его морда стала похожа на бифштекс и он захныкал, как ребенок, у которого забрали игрушку, я остановился:

– Давайте соберитесь, Кеннеди. Звоните своим компаньонам.

– У меня нет никаких компаньонов, Чемберс. Клянусь, что я единственный, кто...

Я опять взялся за него, и мы повторили все сначала. Он все еще твердил, что у него нет сообщников, тогда я захватил его руку на рычаг и нажал:

– Как хотите, Кеннеди. Если сообщников у вас нет, то я вам ее сломаю.

Он выдержал это дольше, чем я рассчитывал. Выдержал, хотя я жал сколько мог и уже говорил себе, смогу ли я вообще ее сломать. Моя левая все еще была слаба после перелома. Если вы когда-нибудь пробовали переломить ногу старого петуха, то поймете, как тяжело сломать кому-то руку. Но наконец он сказал, что позвонит. Я отпустил его и объяснил, что нужно сказать. Потом посадил к телефону в кухне и перенес туда же аппарат из зала, чтобы видеть его и слышать, что ему ответят. Она была с нами, с пистолетом в руке.

– Когда я дам знак, стреляй в него.

Она оперлась поудобнее, и в уголке ее губ заиграла жестокая усмешка. Думаю, что ее улыбка испугала Кеннеди больше, чем все, что с ним сделал я.

– Я не промахнусь.

Он позвонил, отозвался какой-то тип:

– Это ты, Вилли?

– Пэт?

– Я. Послушай. Мы обо всем договорились. Как скоро ты со всем этим сможешь быть здесь?

– Завтра, как и договорились.

– А сегодня уже не успеешь?

– Как я возьму это из сейфа, если банк уже закрыт?

– Ладно, тогда сделай, как я говорю. Рано утром забери все и приезжай сюда. Я у нее в заведении.

– У нее в заведении?

– Эй, шевели мозгами, Вилли. Он знает, что в наших руках; ясно? Но боится, что если эта женщина узнает, сколько придется выложить, то все ему сорвет; понимаешь? Если я с ним поеду в город, то до нее дойдет, что здесь что-то нечисто, и она может увязаться за нами. Значит, мы все провернем здесь. Я просто постоялец, который заночевал в их кэмпинге, и она ни о чем не догадается. Завтра приедешь как мой приятель, и мы провернем это дельце в два счета.

– Как он соберет деньги, если никуда не поедет?

– Не бойся, все улажено.

– А какого черта ты там будешь торчать всю ночь?

– На то есть причина, Вилли. Знаешь, может, он на нее только ссылается, а может, и нет. Но пока я здесь, ни один из них не сбежит; ясно?

– Он не может тебя услышать?

Он взглянул на меня, и я кивнул.

– Стоит возле меня в телефонной кабинке. Я хочу, чтобы он все слышал; понимаешь, Вилли? Хочу, чтобы знал, что мы не шутим.

– Мне все это не нравится, Пэт.

– Послушай, Вилли. Ни ты, ни я, никто не знает, честно он играет или нет. Но возможно, и так, и я даю ему шанс. Черт возьми, пока парень готов платить, нужно с ним по-хорошему, тебе не кажется? И вообще, делай, что я тебе говорю. Утром, как только сможешь, привезешь все сюда. Как только сможешь, ясно? Не хочу, чтобы она начала гадать, почему я торчу здесь целый день.

– Ну ладно.

Он повесил трубку. Я подошел и врезал ему еще:

– Это чтобы ты знал, что говорить, если он позвонит снова. Ясно, Кеннеди?

– Ясно.

Мы подождали пару минут, и телефон зазвонил. Я поднял трубку, передал ее Кеннеди, и он повторил Вилли то же самое, только чуть иначе. Он сказал, что на этот раз один. Вилли в это не слишком поверил, но проглотил. Потом я отвел его в домик. Она пошла с нами, но пистолет отдала мне. Закрыв Кеннеди, я быстро вытолкнул ее за дверь и поцеловал:

– Надо же, как ты заводишься, когда идет игра по-крупному. А теперь слушай как следует. Я не отлучусь от него ни на минуту. Буду с ним всю ночь. Ему еще будут звонить, и мы дадим ему поговорить. Думаю, тебе надо открыть заведение. Но только пивную. Внутрь никого не пускай. Если его приятели приедут на разведку – ты работаешь, и в заведении все в порядке.

– Ладно. И, Фрэнк...

– Да?

– Обещай мне, что ты в следующий раз дашь мне по морде, если я захочу быть умнее тебя.

– О чем ты?

– Нам нужно было отсюда убраться. Теперь я поняла.

• Предыдущая
• 20/23
• Следующая