Толстый мальчишка Глеб - Третьяков Юрий Федорович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/41
- Следующая
Но Глеба, как видно, трудно было чем-нибудь удивить:
— А я на своих костылях ходил два месяца!
— Хе, два месяца! Может, год? — не поверил Мишаня.
— Не вру! Я хоть в колодец не падал, но зато в тайге с кедра падал. В сто метров кедр! Вот!
Глеб поднял штанину и показал глубокий шрам выше коленки.
Мишаня потрогал шрам пальцем: ничего не скажешь! Шрам налицо…
— Та-ак… — сказал он, не зная, чем сбить спесь с Глеба. — Та-ак… А ты терпеливый?
— Терпеливый…
— Тогда давай друг дружке уши тереть, кто дольше вытерпит.
— Давай.
Они взяли друг друга за уши, Мишаня крикнул:
— Пошел! — изо всех заработал ладонями.
Хоть уши у Глеба были мягкие, но зато ладони твердые, так что Мишаня и света не взвидел, а Глеб, подняв беленькие бровки, страшно выпучив глаза, все тер и тер…
Мишаня хотел уж сдаться, но тут, на его счастье, послышался голос матери:
— Глеб, а Глеб! Вы где? За тобой пришли!
Красные, с ушами, горящими так, что даже слышно было, как они распухают, вылезли ребята из-под крыльца.
— Ба-атюшки! — удивилась мать. — Что это у вас уши то?..
— Так… — небрежно махнул рукой Мишаня. — Это мы играли…
КАК ГЛЕБ БОРОЛСЯ С ПРЕДРАССУДКАМИ
Гусиновская шайка предстала перед Глебом во всей мощи, когда она по берегу своей родной речки Гусиновки перекочевывала на новое место расположения.
Атамана Гуся везли па тележке, причем он сидел еще и на стуле с отпиленными ножками и высокой спинкой.
Сзади рыжий Огурец нес вместо знамени вздетый на длинную палку лошадиный череп, серый от времени и без зубов. Череп нашел в кустах сам Гусь и, удостоверившись, что гробовая змея, которая, всем известно, любит жить в лошадиных черепах, на этот раз куда-то отлучилась, взял его себе. А зубы были повыдерганы при помощи зубоврачебных щипцов, которые Братец Кролик тайно позаимствовал у своего квартиранта-аспиранта. Каждому досталось выдернуть по два зуба. Из этих зубов Гусь намеревался сделать себе ожерелье по моде первобытных людей, только просверлить их было нечем, потому что машину для сверления зубов аспирант-квартирант пока не имел.
И сам Братец Кролик находился тут же.
Глаза у него были круглые, и щеки как у зайца оттопыривались, и два верхних зуба торчали, и уши стояли торчком, хоть не такие длинные, как у настоящего зайца.
Далее печальный Музыкант издавал своей трубой такие пронзительные и печальные звуки, что все понимали, как тяжело бывает человеку, когда его заставляют ходить в музыкальную школу.
Колюнька, принятый в шайку учеником, отгонял большой веткой мух от атамана.
В самом хвосте плелись несколько рядовых членов.
Далеко впереди скакал на одной ноге Лаптяня, падавший в колодец: один свой костыль он метал, как копье, чтобы научиться владеть им не хуже одноногого пирата из книжки «Остров сокровищ», а другой только мешал быстро передвигаться, поэтому приходилось таскать его под мышкой.
При виде Мишани, идущего с мальчишкой, не только чужим, но и невиданно толстым, конопатым, процессия пришла в расстройство.
Гусь так повернулся, что чуть не опрокинулся вместе с тележкой и стулом.
Музыкант прервал дуденье на самой тонкой и жалобной ноте.
Огурец чуть не уронил череп.
Лаптяня, даже не подобрав улетевший костыль, без передышки прискакал обратно.
Только Колюнька запел:
— А я знаю, это кто! А я знаю! Я его еще вчера видел!
От такого любопытства Мишаня почувствовал себя неловко, а Глебу хоть бы что: идет и ухмыляется, будто давно здесь жил, уезжал на время, а теперь вот приехал…
Подойдя, Мишаня козырнул атаману:
— Товарищ атаман, вот я привел новенького. Хочет записаться…
Все молча ожидали, что скажет атаман: сразу можно приниматься за толстяка, который, видно, лопух и баба, или с этим удовольствием малость повременить, покуда атаман изобретет для него штучку почуднее.
Гусь оглядел Глеба с ног до головы и снисходительно кивнул:
— Ладно… А откуда он здесь взялся?.. Жирный, как барашка.
Мишаня принялся рекомендовать новичка с самой лучшей стороны.
— Он приехал из Сибири, из тайги прямо. Он там в дупле жил. Ястреб у него был ручной… птиц носил… Брат тоже… Руслан. Здорово умеет говорить по-таежному. Потом он с кедра падал, со страшной высоты… Покажи им, Глеб!
Глеб поднял штанину и показал шрам. Все поглядели, а некоторые потрогали пальцем. Однако на атамана ни шрам, ни выдающиеся факты из Глебовой биографии особого впечатления не произвели. Он сказал:
— Ладно. Это дело мы еще разберем. Пускай идет с нами. Трогай!
Процессия двинулась к обычному месту купания, называемому Чертовой ямой.
Лаптяня сразу проникся к Глебу уважением и поскакал с ним рядом, чтобы подробнее расспросить, что переживал он, когда падал с кедра, и сравнить с собственными переживаниями в колодце.
Прекрасная речка Гусиновка текла среди прекрасных зеленых берегов!
Какая мягкая и сочная травка, пахучие и душистые веники росли на них! Какая тень была под ивами, какие студеные капли беспрестанно падали с их плакучих ветвей!
Какой белый и чистый песочек просвечивал сквозь воду и сверкал на солнце по берегам! Какие громадные стаи мальков резвились в чистейшей воде! Как трещали крыльями стрекозы!
Нет на свете речки лучше Гусиновки!
И до чего хорошо устроена: вся мелкая до колен, чтобы малыши могли купаться где хотят, ловить тряпками мальков, ничего не боясь, а для уважающих себя храбрецов имелась яма, широкая и такая глубокая, что в старинные времена, когда, по преданию, Гусиновкой могли плавать лодки, в ней даже лошади тонули, а человек и сейчас мог утонуть вполне свободно. Уже тонули Братец Кролик, Мишаня, сам Гусь и несколько мелких личностей.
Возможно, в яме и черти водились (иначе откуда взяться названию?), но в связи с развитием техники какие вымерли, какие переселились в более глухие и недоступные места. Одного тетка Федотьевна, квартирантка Братца Кролика, прошлой осенью своими глазами видела: он стонал и вздыхал в зарослях веников, а потом булькнул в воду и больше никогда не показывался — может, утопился с горя!..
Все посбрасывали одежду и начали валяться по песку перед первым окунанием в речку. Только Гусь, раздевшись, собственноручно снял с тележки свой трон и сел на него.
Палку с черепом воткнули на самом видном месте.
Посидев с минуту молча, Гусь придал своему добродушному лицу зверское выражение и крикнул:
— Огурец!
— Чиво? — независимо отозвался рыжий Огурец.
— Встань перед моими глазами!
— А чиво?
— Поди сюда, тебе говорят! А то сам встану, хуже будет!
Огурец нехотя встал, но близко не подошел, а остановился, в нескольких шагах, независимо отставив ногу.
— Ближе встань!
Огурец придвинулся на полшага:
— Ну…
— Ты там… говорят… на меня рисуешь?
— Чиво я рисую? — куражился Огурец. — Ничиво я не рисую и даже и не думал рисовать!..
— Лаптяня, рисовал он на меня?
— А как же! — отозвался Лаптяня. — Целую книжечку изрисовал. Сам мне показывал: и в виде гуся, и по-разному…
— Та-ак… А… похоже?..
— Сильно похоже и очень даже смешно! А где непохоже, там подписано… Он и Братцу Кролику на заборе нарисовал: заяц в шляпе курит! Прямо точь-в-точь похож!..
— Ничего не похож! — возмутился Братец Кролик. — А то б я стер! А то и стирать не стал — пускай… «Точь-в-точь…»
Но тут возмутлся сам Огурец:
— Почему же это не похож? Спроси хоть у кого, каждый скажет — похож! Чего бы ты понимал!
— Так вот, значит! — прервал спор атаман. — Ты эту книжечку мне принеси… немедленно чтоб.
— И никакой книжечки у меня нету… и не было никогда!..
— Нету?..
— Нету!
— Значит, нету? Русский воин Лаптяня!
— Здесь! — вскочил с песка Лаптяня.
— Казнить его! — приказал атаман, грозно показав на Огурца.
- Предыдущая
- 4/41
- Следующая