Повесть об Атлантиде - Томин Юрий Геннадьевич - Страница 24
- Предыдущая
- 24/50
- Следующая
— Здорово, помор! Все почтальонишь?
— Ага, — сказал Венька. — Илья Иванович, где мне Шаврова найти? Ему письмо заказное. Говорят, он у вас, а я его не знаю совсем.
— Покажь.
Моторист повертел конверт, посмотрел зачем-то на свет, и на его лице появилась довольная и, как показалось Веньке, ехидная улыбка.
— Так, так… — сказал он. — Шаврову П. Е…. Все верно. Разыскала-таки… — Он нагнулся к Веньке и прошептал: — Он там, в сарае, поплавки навешивает. Ты пойди вручи. Он отказываться будет, так ты не отступай, упирайся.
— Почему отказываться? — удивился Венька.
— Будет. Такой человек…
В сарае возле растянутой сети стоял высокий парень лет тридцати. Он был до пояса голый, и на груди его Венька разглядел татуировку: кошка гонится за мышкой.
— Здравствуйте, вам письмо, — сказал Венька.
Парень взял конверт, мельком взглянул на него и сунул Веньке обратно.
— Ты почем знаешь, что мне?
— А вы — Шавров П. Е.?
— Ну?..
— Вот… письмо… — растерянно повторил Венька.
— А ты кто такой?
— Не знаю… — сказал Венька.
— Ты — почтальон?
— Нет, я только помогаю.
— А раз не почтальон, так и не суйся. Нет у меня никаких родственников и писать мне некому. И вообще катись отсюда.
— Но ведь вы — Шавров П. Е.? — недоумевал Венька.
— П. Е. или еще кто — не твое дело.
Венька, окончательно сбитый с толку, вышел из сарая.
— Не берет? — спросил Зыков.
— Нет.
Зыков шагнул к двери и негромко проговорил в темноту сарая:
— Пашка, ты чего над парнем выстраиваешь? Он дело делает… Бери письмо. Ну!
Шавров грохнул о землю связкой поплавков, подбежал к Зыкову.
— Ты мне кто, милиционер? — зло сказал он. — Твое дело — чтобы мотор был в порядке. А в мои дела не лезь!
— Я-то тебе никто, — усмехнулся Зыков. — А ты сам кто? Я вот бригаду соберу, разберемся с тобой за такие дела.
Шавров косо взглянул на ничего не понимавшего Веньку и пошел прочь от сарая. У Веньки пересохло во рту от неожиданной обиды. Его еще никогда так не встречали.
— Ты все-таки вручи, — сказал Зыков. — Понимаешь, важно это.
— Не буду, — угрюмо сказал Венька.
— Ну, как хочешь. Только дело тут вот в чем: есть у него в Ленинграде парнишка. Пять лет. Это он от него прячется и от жены, чтобы денег не посылать. Сам рассказывал — хвалился, что теперь его не сыскать. А она, видишь, разыскала… Надо бы в суд, а она по-доброму — письмо прислала.
Венька взглянул на Зыкова. Шутит? Нет, лицо Зыкова серьезно. «Как же так?.. Прячется… денег жалко… Почему?» Венька представил себе отца, который вдруг начал прятаться от него. А мать сидит за столом и пишет письма… Ерунда! Не может отец никуда прятаться, — и нет у него на груди никаких кошек!
Венька стиснул письмо во вдруг вспотевшем кулаке и побежал вслед за Шавровым.
Шаврова он застал в общежитии, одного.
— Получите письмо, пожалуйста, — сказал Венька.
Шавров неожиданно улыбнулся, подошел к двери и плотно прикрыл ее.
— А ты молодец, — проговорил он почти весело. — Настойчивый. Давай мы с тобой так сделаем: напишем на уведомлении «адресат выбыл». И делу конец. Будь другом…
— Нельзя это…
— Да ты не думай, что я за просто так, — Шавров подмигнул. — Держи. Твой будет.
На столе лежал охотничий нож-кинжал. Красные ножны, пластмассовая рукоятка. На лезвии — канавка. «Чтобы кровь стекала», — подумал Венька, холодея от мысли, что стоит только протянуть руку, и нож навсегда перейдет к нему.
Но Венька не протянул руки.
— Получите письмо, — умоляюще сказал он. — Мне ехать пора.
— Ладно, — Шавров спрятал нож в ящик стола. — Обожди минуту. — И вышел.
Прошло полчаса. Никто не приходил. Выйдя на крыльцо, Венька увидел кучку людей, собравшихся у лодок. Они готовились к выходу в море. Где-то среди них промелькнула белая мичманка Шаврова.
Венька спрыгнул с крыльца и побежал к берегу. Шавров был там.
— Получите письмо, — с отчаянием сказал Венька.
— Ну ты… — вполголоса проговорил Шавров. — Тихо! Завтра получу.
Но Венька, бледный от обиды, стоял, держа в вытянутой руке письмо, и твердил:
— Получите… получите.
Еще минута — и он заплакал бы.
Рыбаки, заметив неладное, подошли ближе. Серьезно и хмуро они смотрели на Веньку и Шаврова, не понимая еще, в чем дело.
— Ну давай! — Шавров усмехнулся и с нажимом расписался на уведомлении. — Пропадай моя зарплата…
Венька положил уведомление в карман и побрел к своей лодке. Шавров крикнул ему вслед:
— А ты нож не украл? Вернусь — проверю.
— Засохни, Павел, — сказал один из рыбаков. — Это же Венька. Почтарь, больше никому нету?
Венька, не оборачиваясь, помотал головой.
Пока тянулась вся эта история, наступил отлив. Море ушло из-под лодки, и теперь она лежала метрах в трех от воды. Венька толкал ее и раскачивал, наваливаясь на борт, но не мог даже сдвинуть с места. Наконец он понял, что одному ничего не сделать, забрался в лодку и сел на скамью. Покусывая губы, он смотрел, как море отступает все дальше и дальше. Движение это было похоже на ход минутной стрелки в часах: кажется, видишь его и в то же время не видишь. Но стоит ненадолго закрыть глаза, а потом взглянуть снова, и заметишь, что стрелка ушла на одно деление. Или море отступило еще на полшага.
— Загораешь, почтарь?
Венька обернулся. Сзади стояли две незнакомые женщины. Опустив на землю корзину с солью, они насмешливо улыбались. Венька насупился: прозевать отлив — дело позорное для помора. Но он же не виноват…
Женщины взялись с двух сторон за колки и столкнули на воду лодку вместе с сидящим в ней Венькой.
— Спасибо нам… — донеслось с берега.
— Ой! Спасибо! — спохватился Венька.
Женщины засмеялись и подхватили корзину.
Снова легла за кормой огненная полоса. Она всегда сопровождала Веньку. Он кружил по заливу, и вслед за ним кружило солнце, и Венька плыл не оглядываясь, зная, что нужно грести так, чтобы солнечная тропа ложилась в след лодки. Казалось, он сам прокладывал эти тропы.
Над грядами, обступившими залив, неподвижно висели кучевые облака. Они были словно продолжение гор. По их склонам скатывались к воде потоки света. Все искрилось и сверкало вокруг, и сейчас Веньке казалось нелепым, что на свете бывают такие, как Шавров.
Метрах в тридцати от лодки бесшумно высунулась из воды голова нерпы. Она смотрела на Веньку сторожкими, округлившимися в вечном страхе глазами.
— Получите и распишитесь! — крикнул Венька.
Голова скрылась беззвучно, как растаяла. И Веньке стало вдруг весело и легко, будто он отомстил Шаврову.
Лодка шла вдоль берега. Далеко впереди виднелся островок. Он поднялся над морем вместе со своими деревьями и валунами; он вздрагивал и колыхался, удерживаясь в воздухе каким-то чудом. С этого места Венька всегда загадывал, сколько осталось гребков.
— Тысяча двести, — сказал он сам себе и начал считать: — Раз и… два и… три-и-и-и…
Насчитав шестьсот, Венька обернулся. Островок все еще был далеко. Тогда Венька начал грести длинными гребками, подолгу задерживая над водой весла.
— … тысяча сто…
Он услышал за спиной легкие шлепки волн о берег. Это означало, что до острова осталось метров тридцать. Венька коротко и часто захлопал веслами по воде.
— Сто один, сто два…
На тысяча сто девяносто седьмом гребке лодка вылезла на камни. Венька, довольный, разогнул ноющую спину. Прошлый раз он ошибся на целых десять гребков.
Забравшись на покрытый лишайником валун, он развернул пакет с едой: два куска хлеба с маслом, проложенные жареным палтусом, — завтрак и обед, все вместе.
Поев, он лег на живот и некоторое время лежал неподвижно, чувствуя, как просачивается сквозь одежду тепло нагретой солнцем глыбы. Звонко чмокали волны, накрывая верхушки камней, уходящих в море. Когда Венька закрыл глаза, ему показалось, что валун под ним вздрагивает и покачивается, как лодка.
- Предыдущая
- 24/50
- Следующая