Время барса - Катериничев Петр Владимирович - Страница 84

• Предыдущая
• 84/111
• Следующая

Кровь ударяла в виски, будто механический молот. Удары были частыми и тяжкими, и каждый красил мир грязно-желтым. Только потом Аля поняла, что это — стук ее сердца. Во рту она чувствовала солоновато-приторный привкус крови.

Кое-как изогнувшись, перепилила ребристым осколком только что разбитого бокала путы на ногах. Капроновая веревка разошлась как бы сама собой; девушка обессиленно растянулась на полу, чувствуя лишь, как пульсирует кровь в порезанных в спешке подушечках пальцев. Грязно-желтая пена превратилась в красновато-бурую, потом — в белоснежную… Аля лежала, зажмурившись, и отдыхала, пытаясь переждать головокружение и первую голодную эйфорию мнимой свободы. Кровь била в виски, будто механический молот.

Движение девушка не услышала — уловила — и в одно мгновение оказалась на ногах. Глостер стоял в полутора метрах от Али и глядел на нее со странной смесью удивления и злорадства. Припадок прошел, но Глостер словно еще не вполне осознавал, где находится, кто перед ним. Притом отливающий тускло-сизым клинок боевого ножа был направлен острием вперед, а змеистая улыбка, блуждающая на его губах, и полубезумный блеск в глазах не предвещали ничего, кроме смерти.

Аля не думала ни о чем. И ни на что не рассчитывала. Одним прыжком она сократила расстояние между собою и Глостером, сделала ложный выпад рукой, заставив его инстинктивно дернуться в сторону. Неуловимым, быстрым движением девушка бросила ногу вперед и вверх… Глостер успел среагировать, чуть отклонился, и все же первый удар пришелся в пах, второй, локтем, — в подбородок, пусть вскользь, но этого хватило, чтобы еще не вполне пришедший в себя Глостер потерял равновесие. Он покачнулся, защищаясь, дважды отмахнул рукой с зажатым в ней ножом; лезвие со свистом рассекло воздух над головой девушки. Аля присела и уже из этого положения дикой кошкой метнулась к креслу, туда, где на паласе, забытый, маслянисто, чернел пистолет с навернутым на ствол хоботом глушителя.

Оружие она достала в броске, кувыркнулась через голову, падая за кресло…

Глостер тоже прыгнул. Его длинное сильное тело распласталось в воздухе, когда пробочным выхлопом прозвучал выстрел.

Затворная рамка равнодушно лязгнула, выбрасывая гильзу; ощутимо запахло прогоревшим порохом. Пуля ударила в грудь, тяжелое тело грузно рухнуло на пол и замерло. Аля застыла, боясь пошевелиться, ощущая лишь одно: вот, только что она застрелила человека, пусть даже он был худшим из людей… Больше всего девушку испугало, что сама она не испытывает ни жалости, ни грусти, ни сострадания — ничего… Раскаяния тоже не было. Только холодный, будто ледяное пламя, ком застыл в груди острой занозой, и теперь, стоило ей пошевелиться или даже подумать что-то, он отзывался во всем теле вялой слабостью, покорностью… Перед чем? Может быть, именно так и подступает к человеку небытие?

Рассуждать было некогда. Движения Али сделались суетливы и расчетливы одновременно. Она нашла на стуле и собственный купальник, и спортивные брюки, но натянула только штаны, поплотнее запахнула куртку, а кроссовки зашнуровала особенно тщательно. На цыпочках подкралась к двери, затаилась, прислушиваясь…

Подошла и к окну. Выключила бра, тихонечко отодвинула портьеру, заглянула за жалюзи: вся территория была залита мертвенно-белым люминесцентным светом; трава в таком освещении казалась сделанной из жесткой синей проволоки, живые цветы на клумбе — бумажными, бутафорскими, похожими на кладбищенские украшения, пергаментные фантики на длинных проволочных остовах… И еще девушке казалось — за каждым оконцем этого странного «приюта призраков» замерли такие же, желающие слиться с тьмой и стать похожими на тени, люди. Сейчас они напряженно и опасливо всматриваются о искусственный, неживой свет, заливающий пространство, и ждут…

Чего? Восхода, пения птиц или наступления вечной непроглядной тьмы?..

Аля вздрогнула суеверно: стоило только ей подумать об этом — и свет погас.

Тьма первое мгновение казалась абсолютной, но уже через секунды все осветилось беспокойными желтыми лучами-проблесками ручных фонарей. Скрытые за их светом фигуры не метались, напротив, внимательно наблюдали за тьмой, рассекаемой узкими, как клинки, лучами, и даже Але стало ясно: фонари наверняка установлены на короткоствольных автоматах, и каждая замершая, затаившаяся в ночи фигурка готова огрызнуться на любую опасность, реальную или мнимую, разящим огнем.

И огонь полыхнул — ярко, желто, метрах в ста позади здания; следом — ухнуло, проурчало утробно, будто громадный, прильнувший к земле хищник дрожал перед прыжком, не в силах сдержать ярость, потом — упруго сжало воздух. Ночь осветилась оранжевым и ослепительно белым, и только потом раздался взрыв, вой, скрежет раздираемого металла, беспорядочный грохот сжигаемой пулеметной ленты и рвущегося вертолетного боекомплекта.

— Ничего себе курорт… — прошептала Аля еле слышно и застыла у окна, прижавшись спиной к стене.

В коридоре кто-то был. Он шел к двери, шел быстро, уверенно и бесшумно, и замедлил шаг только перед комнатой. Скорее всего, это был тот самый Курт.

Заметив, как тихо внутри, возможно, обратил внимание и на то, что свет погас здесь раньше, чем на территории… И что он тогда решит? То, что его начальник занялся с девчонкой любовными утехами?.. А зачем тогда Глостеру понадобился пленник? Хм… Кто и когда задает начальству вопросы? Никто. Или — Курт куда опытнее, чем предполагает Аля, и он вполне способен решить, что…

Додумать она не успела. Створка двери медленно отошла в сторону, но за ней никого не оказалось. Аля замерла, поймав пустой черный проем в вороненую рамку прицела.

А двор тем временем осветился снова — там словно начали лопаться хлопушки фейерверка, потом — будто неисправный движок забарабанил с дробной частотой «пальцами» по кожуху… Потом «движков» стало несколько, но все они долбали по-разному, и теперь это стало походить на состязание каких-нибудь народных музыкантов — один лепит палкой по горшкам, другой — по забору, третий — просто гремит себе таратайкой!.. То, что это работают автоматы с глушителями на стволах, Аля поняла сразу: сами выстрелы были почти бесшумными, но пули, натыкаясь на препятствия — стены, заборы, ветви деревьев, «звучали» неодинаково, и именно это создавало ту странную, вибрирующе-дробную какофонию звуков, что билась теперь внизу. Но что более всего удивило девушку — ей было не страшно, совсем. Может быть, потому, что стреляли не в нее?

Только когда загрохотали короткие, прицельные очереди полновесных «Калашниковых», Аля поняла: там идет настоящая война, вот только кто воевал, с кем, за что?..

— Глостер! — позвали из провальной черноты распахнутой дверцы.

Дальше… Хлопок, вспышка, комнату заволокло угарным туманом, и Аля потеряла сознание, . Но в беспамятстве она пребывала лишь секунду-другую, не больше, очнулась, ощущая тревожное удушье и монотонную головную боль; кровь струйкой текла из носа, а в комнате…

Две фигуры, похожие на тени, плавно, по-кошачьи, передвигались по замкнутому кругу ограниченного пространства, и только короткие выпады и редкий звон соприкоснувшихся боевых ножей выдавал огромное внутреннее напряжение смертельной схватки. Один из бойцов был Маэстро. Другой…

То, что Глостер остался жив, Алю совершенно не удивило. И не было в этом никакой мистики: слишком громоздко упало его подсеченное пулей тело, чтобы оказаться мертвым. Сплющенный кусочек металла увяз в кевларовых слоях мягкого бронежилета; подсознание девушки это отметило четко, а вот подумать над собственными ощущениями у нее не было ни времени, ни возможности, Аля повела вокруг взглядом: пусто. Куда она уронила оружие и было ли оно вообще? В голове продолжала пульсировать размеренными оранжевыми вспышками боль, делая невозможным никакие воспоминания, но заставляя воспринимать сущее зримо и рельефно.

Девушке не было страшно, ей было горько. Глостер оказался проворнее и напористее. Алин выстрел лишь на некоторое время отключил его сознание, а теперь, вооруженный двумя обоюдоострыми короткими ножами, он наступал, и Маэстро не мог ему противостоять… Может быть, потому, что устал, но хуже всего другое — Маэстро был ранен, и, судя по всему, серьезно. Он припадал на правую ногу, правая рука висела плетью, свой нож он держал левой, и проворства у Маэстро хватало лишь на то, чтобы хоть как-то смягчать удары. После каждого сближения Аля все реже слышала скрежещущий звон металла. Глостер доставал противника, рассекая кожу и мышцы, нанося ранения… Але было хорошо видно: грудь Маэстро залита кровью, и если он еще держался на ногах — то только чудом.

• Предыдущая
• 84/111
• Следующая