Время барса - Катериничев Петр Владимирович - Страница 83

• Предыдущая
• 83/111
• Следующая

— Нужна жертва! — торжественно возгласил Глостер с неподкупной шизоидной убежденностью. — И мне — и миру! Но не такая, что принесли люди две тысячи лет назад: безвинный Агнец не может своей кровью искупить кровь предательства…

Здесь нужна кровь хищника! — Глостер смотрел наАлю, глаза его сияли тем самым безумным восторгом и покоем. — Здесь нужна твоя кровь! И — моя! Мы смешаем ее, и мир освободится из кровавой круговерти превращений, и люди станут свободными, и наши души…

Он запнулся; волнение перехватило ему горло и мешало говорить… Теперь каждая черточка его лица была как бы пронизана сиянием радости и благодати, вот только благодать эта была не покойной, а нервной, демонической, на грани тяжкого срыва, на грани уничтожения… В руках его уже отливал темной синевой обоюдоострый клинок… Глостер медленно двигал им из стороны в сторону, любуясь томным переливом тусклой стали… Дыхание его сделалось прерывистым, речь — вкрадчивой, голос — тихим, с ноткой нездешней грусти, чарующим…

— Ты успела предать кого-нибудь? Да?

— Я… я не знаю… Наверное… — Аля отвечала односложно и устало, будто заколдованная ритуалом этой странной волшбы.

— Не важно… Это совсем не важно… Я успел предать многих. Очень многих.

И тем — спас их самих от греха вероломства. Таковы люди: они предают не с тем, чтобы выжить, — они всегда так жили! И — так живут!

Странное наваждение сковало девушку. Мысли ее были ясны, вернее даже, Аля видела, чувствовала окружающее с контрастной, гротескной яркостью и понимала совершенно отчетливо, что стоящий в нескольких шагах от нее мужчина ненормален, крайне опасен, что она в его власти и беззащитна, но эти мысли не вызывали у нее никакого страха. В голове было гулко, и только одинокая и совершенно сейчас неуместная фраза звучала и звучала с монотонной навязчивостью, напеваемая грассирующим баритоном Вертинского: «Измельчал современный мужчина, стал таким заурядным и пресным…» У Али вообще не осталось эмоций, не осталось ничего, кроме усталости и пустоты. Сейчас этот психопат ударит ее клинком, и бег ее дней прервется, но Аля не чувствовала по этому поводу никакого сожаления… Вернее…

Она хотела не умереть, нет… Она хотела оказаться в дальнем-дальнем летнем дне, дне из детства, когда солнце заливало квартиру всю целиком, и мама что-то хлопотала на кухне, а папа играл с нею… А за окном вздрагивал воздух от упругих духовых маршей, нарядные люди неторопливо текли вдоль улиц, веселые, добрые и тогда — еще не такие чужие друг другу, как теперь… Наверное, это и было счастье.

— Дьявол! — коротко вскрикнул Глостер, девушка подняла голову, наваждение разом исчезло: Глостер стоял посреди комнаты и беспомощно, как пятилетний, взирал на порезанный палец, из которого быстрой длинной струйкой сбегала кровь.

Брови мужчины были удивленно вздернуты, он смотрел не отрываясь, как капли падают в белоснежный ворс ангорского паласа, окрашивая его ярко-алым. Глостер обратил шалый, растерянный взгляд к девушке, будто призывая ее засвидетельствовать настоящее чудо:

— Ты видишь?! Она — алая! Совершенно алая! — Действительно, кровь была яркой, какой бывает только в кино или в снах, и падала медленно… — Она — настоящая… — прошептал Глостер одними губами, взгляд его словно подернулся пленкой, как куриный глаз, лицо превратилось в отрешенную блекло-мятую маску, одним движением он перехватил нож и сделал шаг к девушке…

Аля сжалась, подобралась, ожидая удара… Сердце забилось, затрепетало пойманной рыбкой, а душу затопила щемящая, как осень, как грусть об ушедшем навсегда лете, тоска… Она покидает этот прекрасный мир так рано, даже не успев ничего, даже не увидев собственных малышей и не сумев никого сделать счастливым… Аля зажмурилась, чувствуя, как слезы закипают на ресницах…

Но боли не было. Совсем. Девушка открыла глаза и не сразу узнала окружающее сквозь разводы собственных слез.

Глостер стоял посередине комнаты бледный, как привидение, и слепо таращился широко открытыми глазами в пространство перед собой. Так он стоял, боясь сделать хотя бы шаг, ощупывая пустоту свободной рукой, накрепко зажав в другой боевой нож. Вот так, на ощупь, он сделал шаг к дожу, на котором замерла девушка… Еще шаг… И еще… Жуткий запоздалый ужас нахлынул, ледяным валом; наваждение исчезло разом, Аля заметалась, закусила губу, чтобы не закричать, но стона удержать не смогла. Глостер услышал, сориентировался по звуку, начал двигаться увереннее… Улыбка зазмеилась на губах, и на лице так и застыло глуповато-блаженное выражение, словно это и впрямь был не убийца, а деревенский увалень, простак, вздумавший подурачиться и поиграть с кокетливой девицей в жмурки.

Аля дернулась, но поняла: из-за спутанных ног никуда не сможет убежать, Глостер распорет ее ножем раньше, чем она успеет, проскочить мимо него в другую половину комнаты. А Глостер вдруг застыл, замер на месте, прижав ладонь к голове и раскачиваясь, как китайский болванчик; зрачки его невидящих глаз расширились так, будто свет для него померк разом, сгустился до темно-фиолетового сияния…

Нижняя губа Глостера отвисла, из горла вырвался звук, тяжкий и неприятный до дрожи, словно скрежет песка по стеклу, а на лице отпечаталась дикая, всесокрушающая боль, завладевшая его телом… Сейчас он не ощущал ничего вокруг.

И ничего не желал. Боль освобождает душу от пустых мудрствовании, а совесть — от пустых обязательств.

Глостер медленно, будто куль с сырым овсом, осел на пол и рухнул навзничь, прикрыв своим телом руку с зажатым в ней ножом… Аля чуть не заревела от досады! Куда можно убежать стреноженной? Но времени hit на то, чтобы медлить, ни на то, чтобы отчаиваться, не было. Девушка мигом отбросила прочь покрывало; ноги ее были накрепко перехвачены капроновым шнуром под коленкам и у лодыжек. Аля попробовала ногтями — тщетно: слишком умело накручены узлы, их можно или перерезать, или… Да! Перегрызть! В одно мгновение Аля подтянула колени к груди, наклонилась так, что достала зубами путы, вцепилась в них… Разбитые и покусанные губы разом треснули, кровь потекла по подбородку; девушка почувствовала боль в деснах: капроновые нити резали, как осока… Слезы закипели на глазах, но она продолжала терзать зубами неподатливый тонкий шнур, пока не выплюнула изо рта бурые от крови кисточки — концы перетертой веревки.

Оглянулась. Глостер продолжал лежать у кресла неподвижно, рука с оружием была так же неловко подвернута. А может, у этого параноика инсульт и страх наконец-то добил его? Подползти, попытаться вытащить нож?.. Пет! Стоит Глостеру, даже полупарализованному, только двинуть рукой с отточенным и скорым, как тень, клинком… Нет, подходить к нему близко Аля боялась: ей казалось, он, даже мертвый, схватит ее и утащит с собой в черную пузырчатую бездну… Девушка лихорадочно пыталась обнаружить хоть что-то острое. А может быть?.. Ну да: нужно разбить бокал и его осколком разрезать веревки на лодыжках!.. Кое-как она встала; затекшие ступни свело острой болью так, что Аля едва не упала. Собралась с силами, прыгнула по белому .паласу раз, другой, и тут — комната закружилась, тоненькая теплая струйка покатилась из носа, густые капли падали спелыми земляничными ягодами и зарывались в белизну ангоры… Ноги сами собой подкосились, и девушка упала ничком на пол.

Если она и потеряла сознание, то совсем ненадолго. Комната вокруг как бы медленно вращалась. Аля сделала усилие, приподнялась на локотках — и увидела себя в громадном зеркале шкафа-купе. Худенькая, как подросток, девчонка, с измазанным кровью лицом, с припухшими от побоев носом и губами… В нескольких шагах от нее лежал застреленный Глостером человек. Остекленевшие глаза мертвеца мутно таращились в пространство; голова его была повернута так, что девушке казалось: убитый смотрит именно на нее.

Аля с трудом справилась с накатившим приступом тошноты и животного страха: ей даже показалось, что волосы шевельнулись у нее на .голове…. Девушка опустила взгляд, упрямо тряхнула головой, закусила губу и, не обращая внимания на кровяную струйку, вновь попыталась встать… Но дурнота и слабость снова закружили голову грязными клочьями мохнатого, солоноватого на вкус тумана, остро царапающего горло, будто горько-удушливый дым… Руки не выдержали напряжения, Аля ткнулась лицом в белоснежный палас и замерла так, чувствуя, как слезы застилают лицо душно-горячей волной, словно уставшее от зноя море.

• Предыдущая
• 83/111
• Следующая