Охота на медведя - Катериничев Петр Владимирович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/89
• Следующая

Вдруг — словно темнеет все разом, и навстречу несется черная, с хлопьями снега, тьма; лучи света пронизывают ее, но вязнут в ее холоде... Слышен скрежет раздираемого металла, и — вспенившийся снег, клубящийся в холодном неоновом свете фар, будто пух отлетевших ангелов...

...Олег проснулся и осознал, что лежит на кушетке. Спиной к стене, подтянув колени к животу. Как он ложился и как уснул — Олег не вспомнил.

Встал, собрал фотографии, задержался взглядом на одном из снимков.

Плоскогорье, двое усталых ребят в запыленных песчанках и с автоматами.

«Друзья? А у тебя они есть?» — вспомнил Олег слова незнакомки. Подошел к телефону, набрал номер.

— К сожалению, вы меня не застали. Оставьте, пожалуйста, свое сообщение после звукового сигнала... Гринев набрал другой. Длинные гудки тянулись, как телеграфные провода.

Олег ни о чем не думал — просто рассматривал узоры, расчерчиваемые каплями на оконном стекле.

— Я слушаю. — Женский голос был весел и мелодичен.

— Марина, это Олег Гринев.

— Гринев, как неромантично. А заинтриговать? Сказать, что это принц Гамлет? А впрочем... Я узнала. Так что богатым тебе, Гринев, не быть. Ты хочешь быть богатым?

— Я хочу приехать к тебе.

В трубке повисло молчание.

— Марина?

— Я думаю, хочу ли этого я. Приезжай.

Олегу показалось, что он даже увидел, как она передернула плечиками.

— Но через три часа у меня рандеву.

— Я буду раньше.

Олег спустился, сел в автомобиль. Зачем он к ней едет? Чтобы... Чтобы — что? Не оставаться одному?

Олег отжал сцепление и дал газ. Автомобиль сорвался с места под сотку.

...Он несся по шоссе как ветер. Вот только дорога была другая — ночная, летняя, пустынная. После дождя похолодало, пал туман. Свет фар встречных машин дробился в капельках влаги радужным мерцанием, пока они проносились мимо бесплотными тенями, лее вокруг высился сплошной темной стеной... Олегу даже показалось на миг, что машина взлетела над дорогой, что ночные восходящие потоки остывающей земли подхватили его, вознесли и повлекли все выше, над черным редким лесом, туда, за облака, к звездам... Олег почувствовал, что засыпает, чуть пригасил скорость. Теперь лес поплыл за окнами, словно медленно сменяющиеся театральные декорации.

Дальний свет приближающегося автомобиля был неоново-нежным. Кто-то шел за сотку и плевать хотел и на моросящий дождь, и на ирреальность сущего...

Дорога пошла под уклон, да еще и поворот; водитель сзади и не думал притормаживать — машину поволокло вперед и вниз, в какой-то момент она заскользила по мокрому шоссе, как мелок по намыленной доске, ударилась о крыло автомобиля Гринева, развернулась кокетливо и ухнула кормой в неглубокий кювет, устремив немигающий взор неоновых фар в низкое небо.

Олег притормозил, спустился, скользя, по мокрому склону с явным желанием съездить горе-водителю по шее, но дверца распахнулась, показались длинные голые ноги, а потом — и сама их обладательница, девушка с наивным взглядом ясных глаз и волосами, каскадом струящимися по плечам.

Лицо Олега Гринева очаровательно поглупело.

— Ясные светлые глаза вижу я в сиянье дня... — пропел он и протянул девушке руку.

Девушка вложила перепачканную узкую ладошку в его ладонь, произнесла, скривив хорошенький ротик:

— Каналья! — Голос у нее оказался хриплый.

— Ты кто, милая барышня?

— Тебе какая разница?

— Дурное любопытство. — Олег слегка разозлился. — Сначала ты своей рухлядью таранишь приличное авто, потом ругаешься по-пиратски, как в плохом сериале...

— Сигарета есть?

— В машине.

Когда взбирались по откосу, девушка едва не упала, Олег обхватил ее за талию и услышал немедленно:

— Полегче, медведь! Лапы убери!

И только тут Олег заметил, что она здорово набралась. Гринев подал ей пачку, зажигалку, рассмотрел вмятину вдоль борта.

— Ну что, скажешь теперь, я тебе по жизни должна?

— Тебя до города подкинуть?

— А моя машина?

— Она и до этого полета стоила сотен семь... на блошином рынке. А теперь...

— А сколько, по-твоему, стою я? — Девушка приняла вызывающую позу уличной проститутки; свет фар пронизывал ее легкое платьице.

— Сто баксов, — жестко ответил Олег и поморщился: его покоробило вызывающее поведение девушки.

— Все мужики — дерьмо. Особенно те, что ездят на таких вот тачках. — Девушка взглянула на него:

— Еще не раздумал меня подвозить?

— Садись. — Олег распахнул дверцу, сам вытащил мобильник и сказал в него несколько слов. — За твоей колымагой приедут. Куда ее доставить?

— На Соколова. Там автостоянка.

Девушка удобно устроилась на сиденье рядом с водительским, откинулась, демонстрируя свои длинные ноги, но получилось это у нее естественно.

Бесцеремонно открыла бардачок, вытащила плоскую бутылку «Хеннесси», произнесла утверждающе:

— Я угощусь, плейбой? Для снятия стресса? — Отвинтила крышку, хищно втянула ноздрями:

— Божественный аромат! — Сделала несколько глотков, опустила бутылку себе на колени.

— Я не плейбой.

— Но и не бандит. «Страшные лесные разбойники» предпочитают другие тачки.

— Девушка помолчала, добавила мстительно:

— Достойные мужчин. Эта дорогая погремушка не для наших дорог.

— Сейчас увидим.

Музыка сделалась ритмичной, и ритм ее был неудержим. Автомобиль понесся с нарастающей скоростью, и то ощущение полета, что было вначале, захватило, спеленало абсолютно, подчиняя себе волю. Олег свернул с наезженной колеи на грунтовку, из-под днища полетели искры от ударов щебня, какие-то то ли ангары, то ли цеха надвигались в свете фар жуткими ночными громадами и — исчезали в вихревой скорости. Показались огни города. Олег чуть сбросил скорость.

Девушка отхлебнула еще из горлышка, закатилась смехом:

— А ты — ничего, забавный. Развлекаешься, что ли? Катаешься?

— Езжу.

— Ты не ездишь, ты мчишься. Шею свернуть не боишься?

— А ты?

— Я — пьяная. С меня и спрос невелик. — Добавила безо всякого перехода:

— Гуляли на даче у одного оч-ч-чень модного художника. Сам он безобиден, как ракушка от устрицы, но народ к нему наехал наглый. Не становиться же матраской для полудюжины жаждущих «комиссарского тела»... Пришлось бедной девушке прыгать за баранку, трезветь было некогда. Меня зовут Марина, — безо всякого перехода закончила она. — Что значит — морская. А как тебя величать?

— Медведем.

— Вообще-то похож. Большой. Только... очень мечтательный.

— Да?

— Мечтатели жизнь заменяют иллюзиями.

— Это плохо?

— Хорошо. Потому что жизнь без иллюзий — просто театр марионеток. Не замечал?

— Время от времени.

— Потому что все ото всех зависят. Каждый у кого-то на ниточке. На крючке.

И каждый — как одинокая рыбка в пустом аквариуме. Знаешь, такие круглые, без водорослей, в каких плавает вуалехвостка. Вот я — как раз такая.

— Украшаешь офис?

— Не вполне. Украшаю жизнь. Коллекциями людей, которые полагают себя чем-то с чем-то. Кто — бутербродом с икрой, кто — молоком с медом, кто — Наполеоном с войском. Забавно.

— Но грустно.

— Еще как грустно. А знаешь... ты на странника похож.

— Почему?

— Так. Похож, и все. Откуда ушел — уже не помнишь, куда придешь — еще не знаешь. И вернуться некуда.

— Ты умная.

— Да, я умная. Но недостаточно умна, чтобы это скрывать. Я — модель.

— Работаешь на подиуме? — спросил Олег.

— Нет. — Марина прикурила сигарету, выдохнула:

— Для этого я не доросла. В прямом смысле. А знаешь, во времена империи подиумом назывались специальные места в античных цирках для высокопоставленных зрителей: оттуда они могли безопасно наблюдать, как люди убивают и умирают им на потеху. — Девушка улыбнулась невесело, вздохнула:

— Мир с той поры изменился мало. — Помолчала, добавила:

• Предыдущая
• 8/89
• Следующая