Любовь и доблесть - Катериничев Петр Владимирович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/130
• Следующая

Олег хлопнул дверцей:

– Садись, что ли, душелюб. Поехали.

Корнилов не расслышал. Он устроился на обочине, подтянув тощие ноги коленками к груди и опустив на них подбородок. Когда Данилов тронул его за плечо, он вскинул голову, заозирался по сторонам, не вполне узнавая окружающее.

– Этот лес рыжий... И эта дорога... По ней никто не ездит. Давно. Худо здесь живым находиться. Ведьмачья сторона. И как сюда занесло?

– Да уж точно – не божьим промыслом.

– Про то – никто знать не может! – построжал вдруг Корнилов, с помощью Данилова поднялся, неловко упал задницей на сиденье, воздел указательный перст вверх, произнес торжественно:

– Ему виднее, – и сполз по сиденью в спасительном пьяном беспамятстве.

Олег гнал машину по освещенной только фарами дороге, чувствуя себя деревянной колодой. К похитителям девушки он не приблизился ни на шаг. Он даже запретил себе думать о Даше. Эмоции сейчас никого не спасут, а могут погубить и жизнь девушки, и его собственную.

Корнилов дрых покойно и мирно, сменив иллюзорное умничанье сновидениями.

Как сказали бы в незабвенные тридцатые: интеллигент собачий, еще шляпу надел!

Вылакал «в одинаре» бутылку чужого «Хеннеси» безо всяких церемониалов, рефлексийных терзаний и душевного дискомфорта. Куда его теперь? Может, действительно в «дом скорби»? Жалко. Проспится, тряханет кумар вместе с похмельем, вот тут он и сбрендит окончательно.

А хороший глоток сейчас бы не помешал. Для ясности мысли и простоты ощущений. Дорога пуста и черна, первые ларьки-забегаловки начнут попадаться только на Кольцевой. А вопросов уже накопилось, как у вождя пролетариата в начале века, и решать их насухую... Вопросов всего два и оба вечные: «Что делать?» и «С чего начать?». Третий вечный – «Кто виноват?» – можно приберечь на сладкое. Здесь уж пусть Папа Рамзес разбирается.

Что делать? Махануть к Головину, так, мол, и так, вашу дочь умыкнули прямехонько из моей спальни злые негодяи. «Как из маминой из спальни, кривоногий и хромой...» А это к чему? Да ни к чему. Фольклор незабвенного детства. Поехать к Головину, конечно, можно. Две загвоздки: ни адреса, ни телефона, ни подобающей авантажности. Ну а если учесть обстоятельства, то к Папе Рамзесу его не допустят: шлепнут на подходах, чтобы не создавал проблем и тем не усугублял. Мавр сделал свое дело, а потому в дальнейшем может быть употреблен только в виде покойника свежего, стерилизованного: молчалив, и спросу никакого. А как быть с версией многомудрого Корнилова? Если Даша Головина вовсе не Головина, а подсадная девка? Олег поморщился. А если оставить эмоции? Нет, вряд ли. Ловцы удачи, что неслись за малюткой «эскортом» на свою погибель, были ребята самые что ни на есть конкретные. И можно конкретнее, да некуда. Бедный технарь был напуган искренне. Да и ребята вели себя агрессивно.

Жаль не привелось узнать, чего таки хотели бравые парни и по чьему указанию ринулись догонять иноземную тачку с дипномерами, гори оно огнем! А уж громыхало и постреливало от поверженного «броневика»! «Мы шли под грохот канонады, мы смерти смотрели в лицо...» Чушь это. Прав Ларошфуко: «На солнце и на смерть нельзя смотреть в упор».

А кто все-таки дал наводку? Умник Корнилов сопел рядышком в машине, его друг и соратник Григорий с кляпом во рту томится в коридорчике, скрученный морским узлом и закованный в строгие «кандалы», все системы связи Данилов грубо расколотил, а дорогую аппаратуру сложил в кофры, и сейчас она покоится в багажнике. Выходит, на красную иномарку навел сам Сергей Оттович Гриф? Зачем?

Или?.. Некто умный и предусмотрительный играет не только его, Данилова, олигарха Головина, но и дядю Грифа? Так сказать, тройной tulup, вертляво и без реверансов? Уж очень легко кололся господин-товарищ-барин, он же соглядатай-неофит Сергей Корнилов! Кто-то рассчитал, что тот изначально не станет упираться по хлипкости и мечтательности натуры и – подставил его Олегу «языком»? Тепло. Кто? Сам Гриф? Или тот, кто решил «отработать» Грифа «до грунта» и ударить башкой о стенку, именуемую «папа Головин»?

Есть и еще вариант: Дашин папашка сам заварил крупу, сымитировав похищение дочери, а теперь помешивает, подсаливает и смотрит, что за кандер получится и в чью голодную глотку его влить горяченьким, с пылу да с жару – чтоб пробрало!

Похоже? Только одно большое «но». А что, если бы он, Данилов, по невниманию или спонтанности чувств-с не заметил легкого колыхания занавески и любопытствующего силуэта Корнилова за ней? Сел бы себе в такси и мирно отправился ябедничать Папе Рамзесу? Или – вернулся домой, набрал 02 и законопослушно настучал бы родной милиции о совершенном злодеянии? Или – еще проще: напился бы с расстройства, как ленивый кит, и упал в бессильной прострации?

М-да. Строительство версий при недостатке фактов – дело безнадежное до полной умозрительности. Оно, конечно, способно развлечь путника на пустынной дороге по пути к питейному ларьку, но и не более. Значит, нужно добывать факты.

Вот только в контору с интригующим наименованием «Контекст» соваться уже, пожалуй, не стоит: скорее всего, перспективная идея исчезновения Олега Данилова без шума, пыли и завещания уже овладела массами. Нет, может, он и преувеличивает, но... Какую версию ни прикинь на случившееся, а роли для себя в будущем спектакле он не видит. Статист сыграл героя-любовника и должен покинуть сцену. Ибо роль задумывалась всего лишь как наживка для будущего широкомасштабного действа. Скажем, буйства Цезаря из-за распутной Юлии Младшей.

Олег разглядел впереди огни. Приют дальнобойщиков: мотель, забегаловка, заправка. Даже с полдюжины задолбанных до последней возможности потаскух: они и «ночными бабочками» прозываются как раз потому, что при свете дня на такую не польстится даже мертвецки пьяный водила! Пора будить попутчика: лучше всего его оставить в ночном кафе.

Данилов крутанул настройку приемника, прибавил звук:

Я маленькая лошадка,

Но стою очень много денег,

И я везу свою большую повозку

С того на этот берег...

Из популярной песни.

Ага, бодрая и оптимистичная песенка. Как все нынешние, про скорую кончину.

Ну и пес с ними, с такими нынешними! А что наш философствующий стукач? Спит, проклятый!

– Эй, вратарь, готовься к бою! – гаркнул Олег ему на ухо, перекрывая жалостливые завывания приемника.

Корнилов икнул, что-то пролепетал, не просыпаясь, и умудрился свернуться на сиденье мелким калачиком, подтянув коленки ко лбу. Редкие волосики были разбросаны по хрящеватой башке пегим налетом: стрижка типа «короткая удлиненная» при таком угловатом черепе делала тот похожим на костистую голову не до конца обглоданной рыбы. М-да, героя-любовника из него не получится. Зато для роли предателя партизан – просто находка!

Олег проехал место кормления и развлекухи шоферской братии метров на пятьдесят вперед и припарковал автомобиль в тени высокого кустарника: нечего запростецким ребятам пялиться на иноземные номера. Крепко потряс Корнилова за плечо, рявкнул командным голосом:

– Вторая рота – па-а-адъем!

– Что! – вскинулся тот, испуганно вытаращился на Олега. – Ты кто?

– Конь в пальто!

– А-а-а... – Глаза Корнилова прояснились, он зажмурился, закрыл лицо ладонями, пробормотал:

– Снилась всякая дрянь! Какие-то тетки грудастые...

Голые... И вода.

Он бредит чудесами.

Рой женщин раздевается в тени

Густых деревьев у лесного пруда.

Красавицы на редкость все они.

Одна же краше всех, и это чудо

Из героинь или богинь ногой

Болтает ясность влаги ледяной <Из «Фауста» Гете.>, -

продекламировал Олег.

– Куда там! – скривился Корнилов. – На уток они были похожи, то ли волосатые, то ли в перьях... Бррр!

• Предыдущая
• 38/130
• Следующая