Игра теней - Катериничев Петр Владимирович - Страница 94

• Предыдущая
• 94/110
• Следующая

— Стрелять из своих железяк не разучился?

— Мастерство — его не пропьешь!

— Шмальни аккуратненько…

Тор отошел в сторону. Я поднял кольт. Напарник уважительно посмотрел на вороненую трубу глушителя… Ну, с уважением он поторопился… Выстрел, другой, третий…

Пули искрами чиркают об арматуру и с противным визгом рикошетят о бетон.

Плита продолжает зависать.

— Слушай, Соколиный Глаз, если ты решил покончить с собой таким экстравагантным способом — то кто ж тебе лекарь… У меня на предмет смерти — свои планы. — Тор беспокойно оглянулся, ища укрытия. — Ты Повремени с пальбой, я залягу…

Чувствую, что покраснел. Нет, можно, конечно, объяснять, что стрельба — у меня не профилирующий предмет, что кольт я пристреливал без глушителя и «рука привыкла», а теперь — смещен центр тяжести, что от спертого воздуха и непривычной обстановки — «зайчики» в глазах… Разговоры в пользу бедных, да еще в строю. Тор тоже провел крайние полгода не на тренировках в альплагере и не в спелеологических экспедициях где-нибудь в Кордильерах… А работу свою сделал «на раз».

Чтобы произвести один точный выстрел, стрелок должен стать частью оружия, его продолжением. Потому каждый подбирает оружие по себе — включая вес, систему, конфигурацию… «Кольт спешиал» я выбрал «под себя», надеюсь, он меня тоже.

Револьвер держу левой рукой, укладываю на ладонь правой, спина прямая, ноги расставлены носками внутрь… Возникает «момент выстрела» — здесь, как в поединке, нельзя увидеть удар противника, его можно предугадать; когда становишься словно частью оружия, момент выстрела нужно почувствовать. Плавно веду спусковой крючок первой фалангой указательного пальца…

Оружие подскакивает едва заметно, еще… Даже не смотрю, что попал, — я это знаю. Плита медленно и плавно опускается на уровень пола.

— А вот это — класс… — спокойно комментирует Тор, пока я пополняю освободившиеся гнезда барабана. — Вход свободен. Добро пожаловать в Город мертвых.

На упавшей плите — какие-то буквы. Направляю лучик фонарика:

«Стой! Запретная зона! При приближении — расстрел на месте!»

Тор стоит рядом, читая надпись…

— Сказано сурово, но без учета характера… — говорю я.

— Чьего?

— Русского. Анекдот помнишь: «С этого моста прыгать строго воспрещается!»

— А не гребет! — бодро отзывается Тор и лезет наверх.

Что-что, а пужать и запрещать у нас любят. Кто бы еще выполнял те запреты… А уж писаные — и подавно тем более…

«Если на клетке со слоном написано: „Буйвол“ не верь глазам своим!»

«Путники спешили оставить место боя. Скоро пещера начала суживаться и перешла в скалистый коридор, круто подымавшийся вверх…

…Колоссальная пещера раскинулась на десятки миль в глубину и на много миль в стороны. Дно ее было глубоко внизу, а свод скрывали клубившиеся в высоте золотистые облака. По-видимому, они и освещали все пространство мягким светом, похожим на тот, какой бывает во время захода солнца…

…Летящий ящер быстро приближался. Он взмахивал громадными кожистыми крыльями, широкая пасть его была раздвинута, и в ней среди длинных острых зубов трепетал красный язык… Но самым поразительным было то, что на спине этого чудища сидел человек…

…У него было длинное бледное лицо с крючковатым носом, крепко сжатые губы, огромные, широко расставленные черные глаза… И эти глаза с неумолимой злобой смотрели на Элли!»

Лека захлопнула книжку. Ей вдруг стало страшно, как когда-то в детстве, когда папа впервые прочел эту главу…

Она тогда забилась в угол кресла, торшер под тяжелым желтым абажуром казался ей невнятным лунным пятном, и ей казалось, что из темноты на нее несется чудовище…

«Папа, перестань, не нужно!»

«Что случилось?» Папа встал, подошел к Леке, погладил по голове.

«Я боюсь».

«Со мной тоже боишься?»

«Нет. С тобой — не боюсь. Но оно такое страшное…»

«Чудище?»

«Да». «Засни. Проснешься — и все будет хорошо».

«А чудище не схватит Элли?»

«Нет».

«Никогда?»

«Никогда».

— Ты чего не спишь? — Юля привстала на постели, сонно посмотрела на сестру и снова уткнулась в подушку.

Макбейн привез их в двухкомнатную квартирку в Лианозове; бросив «Волгу» на Юго-Западе, добрались на трех «извозчиках» до центра, пересели в полуживой с виду «жигуленок», на котором и приехали сюда. Юлю для скорости передвижения Макбейн разбудил уколом ровно настолько, насколько было необходимо; когда добрались до квартиры — она сразу залезла в постель и мгновенно уснула.

А у Леки с Макбейном был длинный тяжелый разговор.

Она ушла в спальню, Мак остался сидеть на кухне, прихлебывая джин с тоником. Глаза его казались безучастными и равнодушными… Он смотрел в темень московской ночи, видел смутное отражение себя самого в черном стекле… Усталый, уже немолодой человек с убийственной профессией… Он размышлял. И пришел к тому, что знал и раньше, только на уровне ощущений: человеку просто необходимо, чтобы о нем заботился еще кто-нибудь, кроме «Джонсон и Джонсон».

Макбейн принял решение.

Эрик сидел в кресле перед монитором. Открыл глаза, огляделся, стряхивая остатки сна… Провел рукой по волосам, посмотрел на сидящего в кресле Советника:

— Го-о-о-ша, без приколов ты не можешь, да?

— Работа такая.

— Не-е-ет, ты всегда стремился унизить меня, забывая что братья должны помогать друг другу. Когда подошел этот красивый мальчик… Я думал, у него другие намерения… Вместо этого меня, как полиэтиленовый пакет, погрузили в машину… У тебя тут зеркало есть?..

Советник нажал кнопку — панель отошла в сторону за ней открылась оборудованная комната отдыха.

— Видишь дверь в дальнем конце? Там ванная…

М-да… Подарила мамашка братика… Оказавшегося «сестричкой». Мать Советника никогда не отличалась строгими нравами, после разбега с отцом встречалась с таким множеством мужчин… Когда она, забеременев в очередной раз, решила родить, вычитав в каком-то журнале, что аборты старят, а роды, наоборот, омолаживают организм женщины, бабка ворчала, влепив Гоше очередную воспитательную затрещину: «Одного выбляд-ка ей мало! Щас еще и негром нас одарит! Или — того хуже!» Кто хуже негра — Гоша тогда спрашивать не стал: ответом была бы новая затрещина…

Эрик — имя выбрала бабка только по ей одной ведомым соображениям — родился этаким кудрявым белокурым херувимчиком; как ни странно, относиться к нему суровая бабка стала с самым нежным вниманием, может быть испытывая неосознанную благодарность к младенцу уже за то, что он не негр; еще через пять лет мамаша «вышла в тираж», обзавелась мужем, беззлобным и никчемным терапевтом дядей Мишей, высиживающим срок до пенсии в заводской амбулатории, располнела и всю нерастраченную нежность направила на слюнтявого Эрика. С бабкой у них завязалось что-то вроде соцсоревнования — за право целовать этого сосунка в задницу… Гоша стал Георгием, закончил с отличием школу, университет, аспирантуру, его зализанный брательник оставался Рикой… Все его истинные и мнимые таланты развивались двумя любвеобильными женщинами, в результате Рика стал вдруг интересоваться миром подиума, одеваться начал на изящный манер, сделался постоянным членом тусовки балетоманов с Театральной площади… Хм… Скорее не членом, а… Потом, следуя моде, увлекся каратэ, когда его запретили — восточными религиями и позже — единоборствами. Тело его стало гибким и изящным, жаль только использовал он его не по природному назначею. Впрочем, случались у Рики и девушки, но юноши ему нравились больше…

— Да у тебя там настоящий будуар! Так мило… Это твои мальчики?

— Которые?

— Ну те, что меня привезли…

«Мальчики» уровня «Регент» созданы не для любви, а совсем наоборот…

Советник посмотрел на этого придурка с нескрываемым презрением. А если честно, он довольно сложно относился к своему сводному брату: с одной стороны, не мог забыть своей детской ревности, с другой… Его теперешний статус подчеркивал разницу в положении между этим «фиговым мальчиком» и им, Советником… Даже если этого не знал никто, кроме него.

• Предыдущая
• 94/110
• Следующая