Проклятие Марены - Пфлаумер Инга "Warda" - Страница 22

Каждый день он спрашивал меня о том, что я собираюсь сделать с этим чёртовым мальчишкой. Каждый день я отправляла его к лешему. Это начинало надоедать. На самом деле, теперь у меня не было особенной необходимости в Шторме. Пока он был нужен для того, чтобы общаться с бандитами в качестве связного, но как только с мальчишкой будет покончено — я смогу разделаться и с ганарцем.

В середине июня я решила, что пора начать действовать. Мальчика искали уже более двух недель. Многие склонялись к тому, что Рейлею не стоит рассчитывать её раз увидеть сына живым.

Для того, чтобы поговорить со Штормом, пришлось вытащить его на конную прогулку. Это было сущим мучением. Ужасно неудобное дамское седло, лишающее возможности хоть как-то контролировать животное, огромная широкополая шляпа, которая, казалось, должна защитить от солнца не только меня, но и лошадь; и в добавок ко всему этому — огромный балахон, в котором не было никакой возможности быстро достать оружие. Каждый раз на "официальный выезд" я собиралась как на казнь, но прогулка верхом всё равно оставалась лучшим способом поговорить со спутником без чужих ушей.

Мы со Штормом отправились в недавно отстроенный центральный парк. Здесь росли завезённые из дальних стран деревья, фонтаны вздымали к небу пенные струи, пели диковинные птицы. Мощеные дорожки для пеших и конных прогулок сетью опутывали специально выращенную и подстриженную траву. Такого парка не было даже в Ардаме.

— Ты сможешь сегодня связаться с "твоими ребятами"? — начала я, как только лошади отошли от въездных ворот.

— Девочка, посмотри — птички поют, солнышко светит. Ты можешь хоть пять минут просто наслаждаться прогулкой и не донимать меня своей местью?

— Я? Донимать тебя? Ты что, с дуба упал? Кто уже леший знает сколько времени ходит вокруг меня кругами и ноет: "Ты решила, что делать с мальчиком, ты решила, что делать с мальчиком, ты решила, что делать с мальчиком"?

— Поверь, дорогая, моё нытьё занимает гораздо меньше времени, чем твои планы по расчленению и медленному умерщвлению Холла. Последние полгода я только о них и слышу.

— Я тебя с собой не звала! — заорала я, но тут же оборвала себя. Сейчас было не самое удачное время, чтобы ругаться со Штормом. — Сегодня встретишься со своими громилами. Мне нужен палец этого мальчонки.

— Что?

— Мне нужен палец Новио. Любой. Я хочу сделать подарок его папочке.

Палач внезапно остановился. Я придержала лошадь, не понимая, что произошло с конём и его всадником. Шторм как-то странно посмотрел на меня, а через секунду жеребец и наездник промчались мимо. Можно было попытаться их догнать, но моей изящной, смирной до тошноты кобылке тягаться с Палачом было не по силам. Я развернула лошадку, в очередной раз попыталась вспомнить её имя и, в конце концов, просто воспользовалась шпорами. Кобылка потрусила к дому.

Шторм вернулся только к вечеру.

— Мне кажется, кто-то крадёт вино из погреба. В бочках его стало гораздо меньше, или мне это только кажется? Идём, проверишь! — распорядился он, появившись в дверях кабинета. Я как раз занималась самым подходящим делом для девицы из высшего света — вышиванием крестиком. Этот вид досуга я ненавидела даже сильнее, чем Шторма, поэтому к тому моменту, когда на пороге комнаты появился ганарец, я как раз дошла до нужной кондиции бешенства.

Я молча проследовала за ним в подвал. Земляные стены и толстенная деревянная дверь хорошо изолировали звук, но так как в доме было полно прислужников, спускаться туда каждый раз, когда нужно было поговорить со Штормом, я не могла. Репутация алкоголички, которую мне бы тут же создали сплетники из прислуги, сейчас была совершенно ни к чему.

Как только мы оказались в подвале, ганарец захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.

— Ты в своём уме, девочка?

— Ты выполнил моё поручение?

Мы заговорили одновременно и одновременно же замолчали, давая собеседнику высказаться.

— У тебя совсем съехала крыша? Ты действительно решила отрубить мальцу палец?

— В чём проблема? — вскинулась я. — Я же не заставляю тебя отрубить ему голову. В конце-концов, у этого ублюдка останется ещё девять. Или восемь. Или семь. Ему всё равно хватит.

— Значит, ты хочешь его покалечить, а потом отпустить?

— Я думаю над этим.

— Не держи меня за идиота! — коротко бросил Шторм и раздраженно повёл плечами. — Ты не собираешься его отпускать.

— Угадал. Не собираюсь. Я собираюсь вернуть его папаше по частям. Какое тебе до этого дело?

— Я не хочу в этом участвовать. Это сумасшествие!

— Не разыгрывай из себя святошу! Ты знал, на что шел, когда ещё в Отто соглашался помогать мне!

— Я собирался помогать дурной девочке, а не маньячке!

Я нащупала в рукаве лезвие. Шторм увидел, или даже почувствовал моё движение и предупредительно выставил вперёд руки.

— Спокойно, девочка, ты же не хочешь, чтобы я сломал тебе пару-тройку костей?

— Рискни!

Ганарец вздохнул и запустил пальцы в волосы. Пожалуй, я впервые в жизни видела его таким. Растерянным? Озадаченным? Сложно было сказать. Гадать по физиономиям я не умела.

— Как далеко ты собираешься зайти, Лезвие?

— До конца, — я присела на деревянную бочку и начала перебирать руками ажурный пояс. Мне нужно было успокоиться.

— И что, ты ни разу не подумывала о прощении? Знаешь, прощение — это главнейшая благодетель, и всё такое.

— Я не умею прощать. И не желаю учиться!

— Это твои проблемы. Но ты не собираешься прощать бургомистра. При чём здесь этот мальчик?

— Я не виновата, что он — единственная ценность своего папаши!

— Он тоже в этом не виноват.

— Перестань, а? — почти попросила я. — Зачем эти проповеди? Мы перебили огромное количество людей. Одним больше — одним меньше, никакой разницы.

— У каждого есть предел. Предел, когда ты перестаёшь убивать для пропитания или для защиты, и начинаешь убивать просто потому, что хочешь этого.

— Ты не можешь помешать мне! Я убью его. Я хочу этого. Это моя месть, понимаешь? Я столько лет жила этим!

Я вскочила с бочонка и принялась ходить из угла в угол, впечатывая каблуки в мягкую землю.

Шторм молчал, глядя на меня внимательным взглядом. Золотистые глаза следили за каждым моим движением.

— Ты же видела его, Сирена. Этого обрюзгшего старика, который и так одной ногой стоит в могиле. Неужели он достоин того, чтобы быть целью твоей жизни?

— Тебя это не касается! Я шла к этой цели восемь лет. Ради неё я готова поставить на карту всё! Ради этой цели я убью сотни людей, если это будет нужно. Это моя жизнь — и я сама решу, как её прожить!

— Прожить? Ты называешь это жизнью? — Шторм отодвинулся от стены и сделал несколько шагов по комнате. Он явно начинал злиться.

— Да, я называю это жизнью!

— Это не жизнь! Ненависть сжигает тебя изнутри. С тех пор, как мы вернулись из замка Марены, ты только и думаешь, что о мести. Ты засыпаешь с мыслями о ней и просыпаешься с ними же! Ты вообще подумала, как будешь жить после этого? Ты хоть раз думала о том, что будешь делить потом?

— Это не твоё дело! — я боролась с желанием швырнуть в него глиняным кувшином, который кто-то из слуг забыл на скамье.

— Это моё дело. Я не позволю тебе испортить себе же жизнь, поняла?

— Ты! Да ты кем себя возомнил, чёрт тебя подери?! Ты кем себя возомнил? С чего ты взял, что можешь решать что-то за меня? Почему ты всё время лезешь в мою жизнь? Почему ты всё время вмешиваешься?!

— Потому что я люблю тебя, дура! — заорал он и тут же осёкся.

Я думала, что злиться дальше некуда. Что злости в меня больше не войдёт, но после его слов что-то взорвалось внутри. Взорвалось и выплеснулось наружу.

— Он любит меня! Великие боги! Он любит меня и поэтому решил, что может за меня что то решать? Ты что, вообще идиот? Ты на что рассчитываешь? Что я после этого упаду к тебе в объятья, и ты увезёшь меня в голубую даль? Ты меня спросил?