Скрытное сердце - Картленд Барбара - Страница 41
- Предыдущая
- 41/69
- Следующая
Роберт допил свой коктейль и, поднявшись, чтобы налить еще, тихо и с чувством выругался. Какой он все-таки дурак, что пригласил их сюда. Было глупостью даже на минуту представить, что такая затея увенчается успехом. В душе он признавал, что отдал бы сейчас многое, чтобы эта вульгарная экзотическая толпа так называемых друзей оказалась там, где ей самое место, – в Лондоне. Предложение закатиться в Шелдон-Холл стало неожиданностью для него самого и последовало после того, как они все изрядно выпили на вчерашней вечеринке. Тогда ему стало легко и весело. Он даже поверил, что наконец-то исцелился, и, желая проверить, так ли это на самом деле, решил презреть всякий здравый смысл и хороший вкус.
Излечился! Была ли надежда, что это когда-нибудь и в самом деле случится? Уже в тот момент, когда эти люди подъехали к крыльцу и увидели огромный дом, ему стало ясно, какой смехотворной была эта затея. Но когда он вошел в холл, и Люси кинулась к нему с протянутыми руками и с такой непосредственной радостью, на душе у него потеплело и сердце забилось сильнее, как будто разгоняя опасения и тревогу.
Затем он посмотрел в зал и увидел среди множества лиц лицо Сильвии. Он уже успел забыть, какая она красивая. Какой у нее был взгляд! Так могла смотреть только девушка простодушная и неиспорченная, которая еще не научилась контролировать свои чувства и их можно легко прочитать по выражению лица. В ее взгляде были и радость, которая дала ему понять, что его ждали, и неожиданное удивление, и испуг, когда их разъединила толпа вломившихся гостей. Да, именно вломившихся! Причем в тот момент, когда им обоим показалось, что, все вокруг исчезло и они остались совершенно одни и без единого слова, без какого-либо намека поняли, что в эту минуту их сердца бьются в унисон.
Роберт бессильно уронил голову на руку. Выхода не было: его не оставляла ни душевная боль, ни мучительные раздумья. Он закрыл глаза. Как забыть этот взгляд, как забыть тот миг, когда он, охваченный страстью, начал ее целовать? Желание, которое мучило так долго, взяло верх над волей. Ему казалось, что он желал ее с того момента, когда впервые увидел, но осознание этого действительно проникало в него незаметно и постепенно. Он стал ловить себя на том, что прислушивается к звуку ее голоса на лестнице, к ее шагам, ждет, когда вновь увидит ее. Он никогда не предполагал, что женщина может быть такой невероятно красивой и в то же время такой невинной, а точнее, такой неоскверненной.
Роберт застонал. Зачем снова и снова прокручивать все это в голове? Ему нужно забыть ее и каким-то образом попытаться помочь себе. Но ведь он уже не раз пытался это сделать, Бог тому свидетель. Он выпивал столько, что другие бы уже давно свалились с ног. Его ноги тоже слушались плохо, а вот голова оставалась холодной и трезвой. Он пил и пил, но все равно, когда уже казалось, что, ни один человек на его месте не остался бы трезвым, какая-то часть его сознания никак не отключалась и все время помнила… продолжала помнить.
Тогда он попытался использовать другое средство – женщин. Но пришлось признать, что и они не помогли, как не помогло все прочее. Как они утомляли его своей болтовней и лестью, своим идиотским смехом и одинаково глупыми шутками. Он растратил уйму денег, но ему не было их жалко. Они ничего не значили по сравнению с бесполезной тратой сил и энергии.
В конце концов, все это не имело для него никакого значения, потому что он был тем человеком, который должен был прожить жизнь в одиночестве из-за своего прошлого, от которого никуда не скрыться.
– Если бы я только мог возненавидеть ее, – шептал он, зная, что ненавидеть должен только себя. Он нашел ту единственную, о которой мечтал всю жизнь, и оказался недостоин ее. Он должен отказаться от своей любви. Отказаться – и точка. Но дьявол продолжал искушать.
«Она такая же женщина, как и все остальные. Возьми ее, сделай своею! Какое тебе дело до того, что в один прекрасный день ее любовь превратится в ненависть и отвращение, что она зачахнет, когда узнает правду о тебе. А может, она ничего никогда и не узнает, может, правда так и останется скрытой от нее. Так или иначе, как бы там ни было, но ты, по крайней мере, будешь обладать ею, она будет твоей – и ты сможешь любить ее, держать в своих руках, ласкать…»
Роберт поднялся и стал ходить по комнате. Он уже слышал все это раньше, слышал много-много раз. Это была задача, для которой не существовало ответа, задача, над которой он должен был постоянно ломать голову. Но, в конце концов, как это всегда бывало с ним, он сказал себе: «Хватит, ты прекрасно знаешь ответ! Ты не убьешь ту, которую любишь». Дьявол же, как всегда, предлагал другой ответ, более приятный, приемлемый. Он нашептывал его прямо в душу сэра Роберта:
«А откуда ты знаешь, что она так невинна, так простодушна, как кажется? Вспомни Алису. Она обманула тебя. А другие женщины, которые у тебя были? Те, которых ты искал, преследовал и завоевывал. Когда они уступали тебе, оказывалось, что они любят твои деньги, твои владения, что они вовсе не невинны и не безгрешны, и самое ужасное, что среди них не было ни одного исключения. Так почему же ты думаешь, что она какая-то другая? Возьми ее, возьми на условиях, и ты поймешь, что все твои возвышенные мысли существуют только в твоем воображении, а все, что ты ей приписываешь, скорее всего, неправда».
– Черт побери! Чему же тогда верить! – Он импульсивно швырнул бокал в камин и увидел, как тот разбился на тысячу хрустальных брызг. Он стоял и смотрел на то, как они сверкают в языках пламени. Казалось, это были капли слез.
Раздался тихий стук в дверь. Роберт не ответил, и через какое-то мгновение дверь открылась.
– Простите, сэр Роберт, но уже полвосьмого.
– Очень хорошо, Тернер, я сейчас переоденусь.
Эти его так называемые гости будут, конечно же, ждать, когда он появится. Ему представилось, как они возбужденно и благоговейно щебечут в своих спальнях, обмениваясь впечатлениями.
– Вот это да! Да у него есть лакеи! А какой внизу огромный холл!
– А вы заметили цветы?
– А картины? Спорю, это все – подлинники.
– Он, должно быть, намного богаче, чем мы думали.
– Я всегда говорила, что он миллионер!
– Как вы думаете, он окончательно порвал с Сесиль? Она, наверное, неплохо нагрела на этом руки.
Так, скорее всего, говорили женщины.
А мужчины? Роберт прекрасно знал, о чем они думали, хотя, возможно, будучи умнее, и не высказывали свои мысли вслух. Скорее всего, они соображали, как раскрутить старину Роберта на пятьсот фунтов, или прикидывали, что было его «слабым местом», чтобы хорошенько поживиться за его счет, благо они имели большой опыт в подобных делах. Он предоставит им такую возможность после ужина, за картами. Если он проиграет, то долг будет оплачен, а если выиграет – забыт.
Он слишком хорошо знал своих гостей. Среди них не было ни одного, кто бы, перед тем как приехать, не обратился бы к нему с просьбой дать в долг.
– Извини, старина. Я не успел обналичить чек, перед тем как выехать из Лондона. Ты же понимаешь, я прошу в долг… только в долг.
Да, он презирал их и не только их. Он презирал и тех, которые были людьми его круга и которые приезжали сюда ради его богатства. Они даже были готовы забыть о былой скандальной славе леди Клементины. Эти люди привозили сюда своих дочерей подобно тому, как другие везли на рынок жирных гусей в надежде продать их повыгодней. Они приезжали сюда потому, что Шелдон-Холл давно уже стал злаковым местом, которое почиталось в стране. И этих людей он презирал еще сильнее. Презирал и чувствовал отвращение потому, что они и им подобные были, так или иначе виноваты в том, что случилось с ним в этой жизни. Это они окружили Шелдон-Холл ореолом величия. Они превозносили и прославляли его настолько, что он превратился в идола.
Роберт стал вспоминать былое. В его памяти одно за другим всплывали лица, выражающие благоговейный восторг, лесть, глупость. Лица, на которых отражалось что угодно, кроме честности, правды и непорочности. И вот однажды он увидел лицо девушки, которое он иногда видел в своих снах: доброе, нежное, еще как будто не пробужденное к жизни. Если бы его жизнь сложилась иначе, он смог бы стать тем, кто принес бы ей это пробуждение, он смог бы увидеть, как в спокойном совершенстве этих искренних прекрасных глаз отразится сначала робость и нерешительность, а затем засияет первая любовь во всей своей волшебной красоте. Он бы стал для нее нежным и терпеливым учителем жизни. Он бы преклонялся перед ней, а потом, когда бы она отдалась ему, взял бы ее как победитель. И с того момента она стала бы любить его все больше и больше, как женщина, добровольно покорившаяся тому, кто ей дорог.
- Предыдущая
- 41/69
- Следующая
