Бегущая от любви - Картленд Барбара - Страница 21
- Предыдущая
- 21/31
- Следующая
Он слышал о похожем случае с одним человеком, который в состоянии эмоционального возбуждения проявил силу, в несколько раз превышающую его обычные способности.
Но он знал также, что потом неизбежно наступает физическое и моральное опустошение.
Герцогу хватало мудрости понимать, что пройдет немало времени, прежде чем Салена полностью оправится и страх, неотступно преследующий ее, будет забыт.
В этом смысле лучшим лекарством являлось спокойствие, царящее на вилле. Здесь были только слуги-марокканцы, которые ступали почти неслышно и, вымуштрованные мистером Ворэном, умели делаться почти невидимыми.
Это было похоже на сказку о зачарованном острове, но то, что выглядит романтичным в воображении, на самом деле часто оказывается донельзя скучным.
Впрочем, герцог быстро убедился, что в обществе Салены скучать невозможно. С каждым днем его интерес к ней возрастал – по правде сказать, он был ею очарован.
Салена рассказала о том, что, когда она ехала в Монте-Карло, у нее в ушах звучали предостережения монахинь, и призналась, что, выходя из поезда, ожидала увидеть кошмарный, зловещий город.
Но две вещи она тем не менее сохранила в тайне: свою фамилию и имя мужчины, который склонил ее к фиктивному браку.
Герцог огорчался тем, что она не доверяет ему полностью, и в то же время он понимал, что таким образом она хочет оградить от неприятностей своего отца.
Утром после той памятной ночи Салена корила себя за то, что рассказала герцогу слишком много такого, что собиралась навсегда сохранить в секрете.
Она не сомневалась, что совершит предательство, рассказав герцогу о том, что ее отец сыграл активную роль в столь позорной сделке.
Герцогу было прекрасно известно имя лорда Карденхэма, и Салена боялась, что, возмущенный, он навсегда погубит репутацию отца.
– Он никогда, никогда не должен узнать, кто я такая! – твердила себе Салена.
И даже если бы герцог выяснил имя того, кто обошелся с ней так жестоко, это тоже могло повредить отцу.
«Мама говорила, чтобы я заботилась об отце, – думала Салена. – Поэтому он никогда не должен узнать, что я… жива, и тем более что… что спас меня именно герцог».
Она старалась не задаваться вопросом, что будет делать, когда герцогу надоест ее общество.
Он начинал занимать все более важное место в ее жизни. Более того: ей трудно было даже представить свое существование, если бы его не было рядом.
Она по-прежнему чувствовала страх перед князем – да и вообще едва ли не перед всеми мужчинами, – но хотя мысль о будущем порой вызывала тревогу, Салена упорно пыталась загнать ее в самый дальний угол сознания.
Она твердила себе, что глупо портить такими мыслями случайно выпавшее ей короткое счастье, и каждый вечер в своих молитвах благодарила Бога за свое чудесное спасение и за то, что ее спасителем оказался герцог на своей «Афродите».
Мысль об обществе людей по-прежнему вызывала у Салены неприятные чувства, и поэтому у нее не было никакого желания побывать, например, в Медине, хотя там были многочисленные лавки, торгующие изделиями туземцев и всякими редкостями, о которых она столько читала.
Сами вещи были ей любопытны, но людей она избегала – всех, кроме герцога.
Он понял ее состояние и, надо сказать, испытал облегчение, избавившись от необходимости сопровождать Салену, как до этого многих других женщин, по узким и душным улицам.
Он терпеть не мог крикливых торговцев, пытающихся всучить всем и каждому дешевые украшения, поддельную керамику, вытертые ковры и пыльные пряности.
В свой последний приезд сюда он привез с собой прекрасную спутницу, которая была предшественницей Имоджин.
На что бы ни упал ее взгляд, ей все хотелось получить, и хотя герцог тогда развлекался, потворствуя ее жадности, у него не было ни малейшего желания повторять это представление.
Вместо этого он повез Салену туда, где на плодородных равнинах жили мавританские племена.
Салена горящими от любопытства глазами смотрела вокруг, впервые увидев гранатовые деревья, финиковые пальмы, фундук, смоковницы и оливы.
По дороге брели люди в разноцветных одеждах, и герцог, объясняя Салене, что значит тот или иной цвет, обратил ее внимание на разносчиков воды, одетых в ярко-красное. С бурдюков, которые они несли на спине, свисала козья шерсть, темная от воды.
Женщины под чадрами были похожи друг на друга, а мужчины в алых фесках, в мешковатых зеленых шароварах казались Салене героями «Тысячи и одной ночи».
Герцог, который знал очень много, рассказал ей о берберах – загадочном древнем народе, который с незапамятных времен жил в горах Северной Африки.
Салена внимательно слушала, а он рассказывал ей, что берберы – высокие, светлокожие люди – отличные земледельцы и многие из них весьма образованны.
– Вам, без сомнения, интересно будет узнать, Салена, – говорил он, – что Святой Августин тоже был бербером.
Герцог с удовольствием делился с Саленой своими познаниями, не переставая удивляться при этом, что ее привлекают столь отвлеченные темы. Все женщины, которых он до этого знал, интересовались только собой и ни о чем другом говорить не умели.
А Салена, не отрываясь, смотрела ему в глаза и ловила каждое слово.
Поначалу он устраивал ей небольшие проверки, возвращаясь к какому-нибудь предмету через день или два, чтобы узнать, внимательно ли она слушала и поняла ли, что он ей говорил.
И он неизменно убеждался, что Салена не только его понимала, но и размышляла над услышанным, приходя порой к весьма неожиданным выводам. Иногда они спорили, и в этих спорах герцог порой открывал для себя что-то новое.
«Мы здесь уже три недели», – повторил он про себя, глядя на Салену, чей силуэт четко вырисовывался на фоне окна.
Если бы несколько месяцев назад ему сказали, что он проведет три недели наедине с женщиной и они пролетят для него, словно три дня, он бы не поверил.
Даже во времена самых бурных своих увлечений, когда дни проходили в любовных утехах, ему казалось, что время тянется медленно, и он хотел занять себя еще чем-то.
Но сейчас, к собственному изумлению, он наслаждался каждым мгновением, которое и в самом деле отличалось от предыдущего.
Он даже забросил верховые прогулки, предпочитая подольше бывать в обществе Салены.
Герцог убеждал себя, что делает так потому, что знает: Салене будет без него страшно, а он дал себе слово не допустить, чтобы она вновь вернулась к тому подавленному состоянию, в котором была, когда он ее нашел.
И все же ему хватало честности признать, хотя бы перед самим собой, что его чувства к ней не исчерпываются одной лишь ответственностью.
Но он не желал признавать другого.
Он не желал признавать, что влюбился.
С той самой ночи, когда ему захотелось поцеловать ее потому, что она была такой трогательной, это желание с каждым днем становилось сильнее, и порой герцог с трудом сдерживался, чтобы не заключить Салену в объятия.
Герцог был избалован вниманием женщин – они сами гонялись за ним, – и он не имел привычки сдерживать свою страсть.
Но он понимал, что сейчас одно неосторожное слово или поступок могут уничтожить ее доверие, и тогда к ней возвратится ужас, который таится в ее душе.
Про себя герцог посмеивался над своими усилиями выглядеть равнодушным, но вместе с тем знал: если он, пусть даже случайно, обидит Салену, то никогда себе этого не простит.
«Я люблю ее! – внезапно подумал он. – Я люблю ее так, как до этого не любил ни одну женщину!»
Когда он осознал свои чувства, их страстность и глубина поразили даже его самого.
Он готов был сказать те слова, которые говорят все влюбленные с начала времен:
«Сейчас все иначе! Я не знал, что любовь бывает такой!»
Но поистине это так. Сейчас все было иначе.
Никогда еще у герцога не возникало желания защищать женщину, заботиться о ней, никогда его не волновали ее чувства, а не только свои.
Никогда еще любовь не была для него состоянием скорее духа, нежели тела, – и вместе с тем он страстно желал Салену, и это желание возрастало, усиливалось, разгоралось внутри него, словно огонь.
- Предыдущая
- 21/31
- Следующая
