Бриллианты требуют жертв - Жукова-Гладкова Мария - Страница 42

• Предыдущая
• 42/82
• Следующая

Внезапно справа от меня мелькнула какая-то вспышка. Как оказалось, Николя включал подсветку на часах.

– В Санкт-Петербурге без десяти одиннадцать. Утра, – сообщил Николя.

Мне стало плохо. Сегодня суббота. В холдинге меня не хватятся. Остается надеяться только на Татьяну.

– А когда банкир появляется? – спросила я. – В какое время?

– Обычно после работы. Часов в восемь вечера. Вчера позже приходил. Долго с нами беседовал. А потом опять вернулся – с тобой. Слушай, котенок, что у тебя еще есть в сумке?

Я первым делом разорвала упаковку на плитке шоколада, разделила ее по-братски на три части и протянула две трети сквозь прутья.

– Спасибо, мадемуазель, – сказал Николя с надрывом.

Сережа тоже меня поблагодарил. Признался, что вообще любит сладкое, как все непьющие мужики, а с голодухи так в особенности. Потом я услышала, как заработали у них челюсти. Наверное, ни тот, ни другой никогда в жизни с таким удовольствием не ели шоколад. Я сама съела маленький кусочек и запила «Фантой».

Теперь следовало включить фонарик и осмотреться. Хотя бы бегло. А потом уже думать об освобождении.

Я включила. Николя подавился. Восточный рявкнул:

– Предупреждать надо!

Потом замолк.

Вначале я обвела лучом место собственного заточения. Это была железная клетка.

Отсек мужчин находился в углу подземелья, и каменные стены составляли две его стороны. В дальнем углу, у стены, лежало тело девушки. Я внимательно пригляделась. Условия хранения влияют на сохранность трупа. Она, я бы сказала, превратилась в мумию. Нетленными остались только длинные светлые волосы. Кожа на лице стала какой-то желтой и натянулась.

– Как она умерла? – спросила я у мужчин.

– Понятия не имеем, – ответил восточный. – Не интересовались.

Тогда я рассмотрела их. Бегло. Да и они закрывали лица руками – яркий свет слепил. Перевела луч на замок, закрывающий дверцу клетки. Подошла к нему поближе. Ерунда. Справлюсь. Тем более придурок Глинских оставил мне косметичку. А там у меня есть пилочка для ногтей и маникюрные ножнички, которые вполне могут быть использованы для других, более важных целей. Отмычки остались у Татьяны.

Затем я направила луч фонарика дальше в подземелье, которое не было разделено клетками. Там стояло немало деревянных ящиков, обитых жестью, старинные сундуки – или, по крайней мере, мне они показались старинными. Далее ничего не просматривалось. Следовало выбраться из клетки и обойти сундуки.

Я выключила фонарик, чтобы зря не расходовать энергию. К сожалению, батарейки для диктофона в фонарик не подойдут. Может, мне потом запастись универсальным? Надо учесть на будущее. Я не сомневалась, что каким-то образом выберусь и из этой переделки. Раз выбиралась из всех предыдущих…

– Слушай, котенок, так что у тебя есть интересного в сумке? – опять спросил восточный. – Ты нам только про еду рассказала. Еда для нас сейчас, конечно, важнее всего, но…

– Больше всего вас сейчас должно интересовать, как выбраться на свободу, – заметила я. – Или вам и тут неплохо? Хотя, конечно… Вас же сегодня похоронили. То есть вчера.

– Кого похоронили, мадемуазель? – вклинился в беседу Николя. – Кто мог меня хоронить?! – опять завизжал он.

– Не вас, Николя. Господина Балаева. Я ведь не ошиблась?

Последовало молчание, во время которого я на ощупь извлекла из сумки косметичку, из косметички – пилочку с маникюрными ножницами и принялась за работу.

Поскольку товарищи по несчастью услышали какой-то скрежет, природу которого определить не смогли, то вместо ответа Балаев (а я считала, что это он: вчера насмотрелась его портретов на похоронах, да и почему бы ему тут не сидеть?) поинтересовался, чем я занята. Я пояснила.

– Мадемуазель, вы о нас не забудете? – прошептал Николя.

– Не забуду, – пообещала и подумала, что терпеть не могу истеричных мужиков, а этот, похоже, на грани срыва.

– А ты мне нравишься, котенок, – сообщил восточный. – Хоть я тебя никогда не видел. На Багамы свожу. Или одну отправлю, если поможешь выбраться. Посвети на личико, а?

– Если любите «дэвушек-бландынок», то не понравлюсь, ответила. – Я – брюнетка, правда, волосы отращиваю. Роста невысокого, худая.

– Ну, сейчас мне любая женщина подойдет, – заметил восточный человек Сережа.

– Если так, то освобождать не буду, – заметила я. – Вы лучше скажите, уважаемый Сережа: вы Балаев или нет? Или я ошиблась? Признаться, видела вас только на фото. В основном в траурной рамке.

– Так ты что?.. Ты сейчас… Когда сказала… – восточный был поражен до глубины души. – Как меня похоронили?

– Вы – Балаев или нет?! – начала терять терпение я. Однако моя злость помогла мне справиться с замком – и я, подхватив сумку со всем добром, покинула клетку.

– Балаев, – сказал он тихо. Потом спросил неуверенно: – Откуда знаешь про похороны?

Я пояснила, что освещала их для массового зрителя. Событие оказалось самым значимым в жизни города в пятницу. Как и взрыв машины с Балаевым и телохранителями три дня назад.

– Чего? Чего? – взревел восточный человек и, как я поняла по звукам, забегал по клетке. – Освободи меня! Слышишь?! Освободи! Век помнить буду! На Багамы свожу! На Канары свожу! В Париж свожу! В Лондон! Куда скажешь – свожу. И тебя, и подруг, и родственников! Открой замок, женщина!

– А кто тут говорил…

– Да шутил я, шутил! Что, пошутить нельзя? Ты не блондинка? Маленькая? Маленькая, черненькая? Нет, я других люблю. Открой дверь, красавица! Я все равно знаю, что ты красавица, хоть и не блондинка! Я тебя на руках носить буду! А раз маленькая и худенькая – легче будет. Открой дверку!

С трудом сдерживая смех, подошла к двери в клетку, нащупала замок и принялась за работу.

– Вам помочь, мадемуазель? – предложил Николя, оказавшийся рядом с дверью. Нашел мою руку, просунул внутрь и поцеловал. Из-за него я выронила пилку.

Сережа (или как там его на самом деле) отругал Николя, и они вместе стали искать пилку, столкнулись лбами. Я достала фонарик, посветила, пилку тут же нашли и я снова принялась за работу. Николя больше не делал попыток целовать мне руки. В процессе работы я спросила Балаева, почему он вдруг стал звать меня котенком. Кстати, произносил он это слово по-особенному, с придыханием – в общем, звучало очень сексуально. Балаев ответил, что так зовет всех женщин, чтобы не путаться.

– В этом что-то есть, – усмехнулась я и задумалась, как бы мне называть своих мужчин. Крокодильчик? Питончик? Ничего не придумала, потому что каждый из бывших напоминал какое-то определенное животное.

С этим замком я справилась даже быстрее, чем со своим. Меня заключили в объятия и облобызали. Оба, вырывая из рук друг друга.

– Забирайте все свое барахло, – сказала. – Может, и не вернемся сюда.

– У меня ничего нет, – провозгласил Николя. – Оmnia mеa mecum роrto. Все мое ношу с собой. Латынь…

– Он тут меня задолбал своими пословицами, – сообщил Балаев.

– Не своими, а латинскими, – поправил Николя. – Если ты, Сережа, считаешь себя культурным человеком, то грех не знать такие вещи.

И Николя поведал нам в подробностях о Бианту – одном из семи легендарных мудрецов, которому приписываются эти слова. Правда, теперь они обычно употребляются, когда говорят о чем-то материальном, а не духовном богатстве, которое имел в виду Бианту.

– Я-то тебя все время культурно просвещал. А ты мне свои стихи даже не удосужился перевести на русский, – заметил Николя.

– Они не переводятся! Нельзя стихи с одного языка на другой перевести! Ты мне что сам говорил про Пушкина на французском? Это не Пушкин, а непонятно что. Вот и мои стихи нельзя перевести. Смысл передать можно, но в стихах же не только смысл? Вот ты, женщина, рассуди нас!

– Да я не спорю насчет стихов! – завопил Николя.

– Нет, споришь! Ты хотел, чтобы я тебе свои стихи перевел на русский!

Я опять с трудом сдерживала смех. Мы стоим, запертые в подземелье, еще не представляя, как отсюда выбираться, и спорим о поэзии! Причем спор идет между восточным торговцем антиквариатом, французским проходимцем с русскими корнями и криминальным репортером, у которых зуб на одного и того же банкира. Кому сказать – не поверят.

• Предыдущая
• 42/82
• Следующая