Мафия - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 67
- Предыдущая
- 67/72
- Следующая
— Лаурочка, доченька! — бросилась к испуганному ребенку мать.
— Предупреждаю, Дагурова: еще один шаг — и пристрелю твою дочь!
Ольга Арчиловна, словно споткнувшись обо что-то, замерла, поняв весь ужас происходящего. Колосов остановился тоже. И только Виталий Сергеевич продолжал бежать к дочери.
— Убью! Убью! — прохрипел Довжук. — Патронов на всех хватит! — его глаза лихорадочно метались. Видя, что Дагуров не обращает внимания на предупреждение, он что есть силы заорал: — Что, гад, жизнь надоела?! Первым пришью!..
И, отведя пистолет от затылка девочки, Довжук направил его на отца…
В этот момент таксист, поднявший скат, чтобы положить в багажник, вдруг резко повернувшись, с силой опустил его на голову Довжука. Падая, тот все же успел выстрелить. В мгновение ока возле него оказался Колосов, выбил ногой оружие и навалился всем телом.
Игорь Андреевич подхватил обмякшую Ольгу Арчиловну.
Виталий Сергеевич опустился на колени — пуля пробила ему бок. Но он ничего не замечал, прижимая подбежавшую дочь, покрывая поцелуями ее глаза, щеки, волосы.
«Михаил Пришвин» пришвартовался в Новом порту Палермо около полудня. Столица Сицилии встретила советских туристов ярким солнцем и безоблачным небом. Легкий бриз шевелил кроны пальм на берегу. Пассажиры стали спускаться по трапу. Среди них — Савельева и Киреев. На Капитолине Алексеевне было легкое платье, танкетки на толстенной подошве и летняя шляпа. В руке она держала изящную дамскую сумочку. Донат Максимович был одет тоже сообразно климату: хлопчатобумажные брюки, рубашка с короткими рукавами и сандалеты. На плече у него висела видеокамера «Хитачи», которой он изредка снимал свою спутницу, а на шее болтался большой морской бинокль. Пассажиров поджидали экскурсионные автобусы.
— А знаете, — обратилась к Савельевой полная дама с огромной сумкой в руках — я решила брать только колготки…
— Ваше дело, — вежливо отозвалась Капочка.
— Рекомендую черные, — продолжала настойчивая туристка. — Крик моды! Я слышала, здесь на дешевых распродажах можно купить пару всего за тысячу лир.
— Извините, — начала раздражаться Савельева, — но это меня не интересует.
— А может, лучше отовариться часами? — маялась сомнениями докучливая туристка. — Моя подруга привезла несколько сотен. Тут стоят гроши, а у нас…
— Господи! — не выдержала Капочка. — Неужели вам не стыдно позорить нашу страну? Здесь столько прекрасных музеев, соборов, памятников, а у вас на уме только шмотки!..
Меркантильная дама фыркнула и полезла в автобус.
Савельева и Киреев демонстративно сели в другой. Колесили по городу минут сорок. Осмотрели массу достопримечательностей, посетили несколько сувенирных магазинов, в том числе и лавочку, где монахини продавали свечи, крестики, иконы и другую церковную утварь. Когда подъехали к старинному храму и советские граждане ступили под его величественные своды, Савельева шепнула Кирееву:
— Самый раз.
Они незаметно вышли из церкви и углубились в лабиринт палермских улочек.
— Ну вот, Донат, — сказала Капитолина Алексеевна, останавливаясь и переводя дух, — мосты, как говорится, сожжены…
— О чем ты? — дрогнувшим голосом произнес Киреев.
— О том — назад пути нет.
— Капочка, дорогая… — умоляюще посмотрел на нее Донат Максимович. — А может, отдадим товар и…
— Домой захотелось? — усмехнулась Савельева.
— Понимаешь, дочь, Настенька… — Киреев осекся под суровым взглядом сердечной подруги и робко закончил: — Они ведь нам не помеха. Да и с долларами, которые привезем, можно жить там не хуже, чем… — Он обвел рукой вокруг.
— Дон, опомнись! О чем ты говоришь! — вознесла очи к небу Савельева. — Не успеешь ступить на родную землю, как на твои белые ручки наденут браслетики. Совсем, совсем другие, — кивнула она на серебряную цепочку, болтающуюся на его запястье.
— Не пори чушь! — зло прошипел Донат Максимович. — Сама могла убедиться: Киреев — крепкий орешек… Откуда у тебя такие мрачные мысли? Вот увидишь, вернемся и…
— Пойми, то, что ты избежал сумки[1], — перебила его Савельева, — был последний твой фарт. Дагурова и Латынис обложили нас со всех сторон.
— У страха глаза велики, — хорохорился Киреев.
— А у некоторых эти глаза закрыты вовсе. Ты не видишь, что творится в стране.
— Ерунда! Помитингуют, покричат, и все вернется на круги своя.
— Эх, Дон, Дон, — покачала головой Савельева. — Я считала, что ты умней. — Она вздохнула и показала на видеокамеру и бинокль. — Давай сюда. — Киреев повиновался. — А дальше поступай как знаешь.
Перекинув «Хитачи» через плечо и взяв в руки бинокль, Савельева быстро пошагала прочь. Донат Максимович растерянно топтался на месте. В глазах — отчаяние. Видимо, выбор давался мучительно.
— Капочка! — закричал Киреев, когда ее фигура скрылась за поворотом. — Погоди!
Он кинулся вслед, оступился, чуть не упал, побежал дальше. И, нагнав, дрожащим от волнения голосом произнес:
— Капа, милая, я с тобой! Я согласен…
Она расчувствовалась, но ничего не сказала. Только сунула ему видеокамеру и, взяв под руку, решительно потащила вперед.
— А не подведет твой?.. — затухали последние отзвуки сомнений у Киреева.
— С чего ты взял? — удивилась Капочка и посмотрела на часы. — Ой, надо поспешать.
Встал вопрос, как добраться до места встречи с итальянским партнером. Но беда была в том, что ни Киреев, ни Савельева не знали языка. Однако им повезло. У одного из развалов с одеждой, обувью, женским бельем не самого высокого класса стояла пара покупателей. Продавец, лет пятидесяти, с темной курчавой шевелюрой, расхваливал свой товар на русском языке. Подождав, когда соотечественники уйдут, Киреев и Савельева бросились к местному коробейнику.
— Синьор, скажите, это новые ворота? — обратилась к нему Капитолина Алексеевна.
— Да, новые, синьора, — любезно откликнулся продавец, показывая на старинное каменное сооружение неподалеку, обнесенное несколькими рядами ограждения. Выстроили специально для суда над мафиози. В этой тюрьме проходил самый грандиозный процесс за всю историю Сицилии. Вот и пришлось достроить…
— Тюрьма? — растерялась Савельева. — А мне говорили, что это памятник архитектуры…
— Простите меня, синьора, простите, я, видимо, неправильно понял ваш вопрос. Я думал, что вас интересует именно это сооружение, туристы часто спрашивают…
— Мы хотели знать, где новые ворота, — повторила свой вопрос Савельева.
— Да, да теперь понимаю… Вас интересует действительно наша историческая достопримечательность. Вообще-то в Палермо было когда-то шесть ворот, — сказал продавец, видя замешательство Савельевой. — Потом построили седьмые и тоже назвали новыми.
— Вот, вот… Они-то нам и нужны, — с облегчением проговорила Савельева. — Как туда можно добраться?
Продавец вызвался подвезти их на своей машине. Оставив торговлю на молодого парня, видимо сына, он усадил Киреева и Капитолину Алексеевну в старенький «фольксваген-комби». Откуда такая любезность по отношению к советским гражданам и знание русского языка, выяснилось по дороге. Синьор Паруйр, так звали уличного торговца, был армянин, вырос на Сицилии. Десять лет назад его потянуло на родину предков, в Армению. Но в советскую жизнь он так и не вписался, вернулся полтора года назад в Палермо. Теперь уже навсегда…
Доставив гостей на место, синьор Паруйр наотрез отказался от платы и, бросив на прощание «аривидерчи», уехал.
Новые ворота тоже оказались совсем уж не новыми. Напротив них был не то сквер, не то рощица. Машин и прохожих — совсем немного. Не успели Савельева и Киреев толком осмотреться, как возле них остановился золотистого цвета новенький «рено».
— Бон джорно, — вышел из машины улыбающийся мужчина в шикарном белом костюме, голубой рубашке и темных очках
Это был тот самый господин, что навестил Савельеву в ее салоне мужской красоты в августе прошлого года.
1
Сумка — место заключения (воровской жаргон).
- Предыдущая
- 67/72
- Следующая