Темное дело - де Бальзак Оноре - Страница 32
- Предыдущая
- 32/50
- Следующая
Едва молодая графиня скрылась, как Виолета нагнали Гревен и полевой объездчик гондревильской общины, которому привратник дал лошадь из графских конюшен. Жена привратника отправилась в Арси — уведомить о случившемся жандармерию. Виолет тотчас же рассказал Гревену о своей встрече с Лорансой и о бегстве этой смелой девушки, энергия и решительность которой были им давно известны.
— Она стояла на страже! — заключил Виолет.
— Неужели это дело рук сен-синьских дворян? — воскликнул Гревен.
— Как? — удивился Виолет. — Разве вы не узнали толстяка Мишю? Это он на меня набросился. У него особая хватка, я сразу узнал его. Да и лошади были сен-синьские.
Обнаружив следы копыт на песке возле подъезда и в парке, нотариус поручил полевому сторожу не отходить от ограды и позаботиться о сохранности этих следов, а Виолета послал в Арси за судьей, чтобы установить их наличие. Затем он поспешно вернулся в гостиную Гондревильского замка, куда только что прибыли офицер имперской жандармерии с унтер-офицером и четырьмя жандармами. Этот офицер, по фамилии Жиге, как легко догадаться, был тем самым вахмистром, которому два года назад Франсуа проломил голову, а Корантен объяснил, кто именно его коварный противник. Брат офицера служил в артиллерии и стал впоследствии одним из лучших командиров, а сам Жиге показал себя весьма способным жандармом. Позднее он командовал эскадроном департамента Об. Помощник его, по имени Вельф, некогда сопровождал Корантена из Сен-Синя до флигеля, а от флигеля — в Труа. Дорогою парижанин в достаточной мере просветил фараона насчет того, что он называл наглостью Лорансы и Мишю. Поэтому оба офицера должны были проявить и действительно проявили особое рвение в преследовании обитателей Сен-Синя. И Мален и Гревен недавно рука об руку принимали участие в составлении так называемого Брюмерского Кодекса IV года — юридического творения так называемого Национального Конвента, которое было официально обнародовано Директорией. Поэтому Гревен досконально знал этот Кодекс, что давало ему возможность действовать в данном случае с угрожающей быстротой, ибо он руководствовался предвзятым мнением, превратившимся теперь в уверенность, что Мишю, господа д'Отсэры и де Симезы виновны. В наше время никто уже, кроме нескольких старых чиновников, не помнит этой системы судопроизводства, отменой которой именно в те годы был занят Наполеон, вводя в действие свои Кодексы и учреждая тот административный аппарат, который и поныне управляет Францией.
Брюмерский Кодекс IV года обязывал председателя департаментского совета присяжных лично заняться правонарушением, совершенным в Гондревиле. Заметим кстати, что Конвент исключил из юридического языка слово «преступление». Он допускал лишь нарушения закона, караемые штрафом, лишением свободы, наказаниями нравственными и телесными. Смертная казнь относилась к наказаниям телесным. Однако после заключения мира предполагалось упразднить смертную казнь, заменив ее двадцатью четырьмя годами каторжных работ. Следовательно, Конвент полагал, что двадцать четыре года каторги равносильны смертной казни. Что же сказать об уложении о наказаниях, предусматривающем пожизненную каторгу? Новое уложение, подготовлявшееся тогда наполеоновским Государственным советом, отменяло административные функции председателей советов присяжных; в их руках действительно сосредоточивалась огромная власть. В отношении преследования правонарушений и привлечения к суду председатель совета присяжных одновременно являлся своего рода агентом судебной полиции, королевским прокурором, судебным следователем и королевским судом. Но мероприятия председателя и составленное им обвинительное заключение должны были визироваться комиссаром исполнительной власти и утверждаться вердиктом восьми присяжных, которым он излагал данные, добытые следствием; присяжные выслушивали показания свидетелей, обвиняемых и выносили первый вердикт, называвшийся вердиктом обвинения. Председатель неизбежно оказывал на присяжных, собиравшихся в его кабинете, столь большое влияние, что они были просто-напросто его подголосками. Эти люди представляли собой совет присяжных обвинения. Были и другие присяжные, составлявшие жюри при уголовном суде, где разбирались дела обвиняемых. В отличие от присяжных обвинения эти назывались присяжными суда. Уголовный трибунал, который Наполеон только что переименовал в уголовный суд, состоял из председателя, четырех судей, общественного обвинителя и правительственного чиновника. Однако между 1799 и 1806 годами в некоторых департаментах существовали еще так называемые чрезвычайные суды, где рассматривались без участия присяжных дела о покушениях особого рода; эти дела слушались судьями из гражданского трибунала, который в таких случаях преобразовывался в чрезвычайный суд. При столкновениях чрезвычайного суда с уголовным возникали вопросы о компетенции суда в том или ином деле; эти вопросы разрешались кассационным трибуналом. Если бы в департаменте Об был свой чрезвычайный суд, то покушение на сенатора Империи, конечно, подлежало бы такому суду; но в этом мирном департаменте чрезвычайного суда не было. Потому Гревен и послал унтер-офицера к председателю совета присяжных в Труа. Фараон помчался туда во весь опор и вернулся в Гондревиль на почтовых, везя с собою этого почти всесильного чиновника.
Председатель совета присяжных города Труа был до Революции судейским чиновником, потом платным секретарем одной из комиссий Конвента и был другом Малена, который и устроил его на теперешнее место. Этот чиновник, по имени Лешено, оказался подлинным знатоком старого уголовного судопроизводства и, как и Гревен, немало помог Малену в его судебно-законодательной работе в Конвенте. Поэтому-то Мален рекомендовал его Камбасересу, который назначил Лешено главным прокурором в Италию. Но Лешено повредил своей карьере тем, что вступил в связь с одной знатной туринской дамой, и Наполеону пришлось его сместить, дабы избавить от привлечения к исправительному суду, куда обратился муж этой дамы, требуя признания одного из ее детей незаконным. Лешено, столь многим обязанный Малену и понимавший всю серьезность такого покушения, привез с собою жандармского капитана и отряд жандармов в двенадцать человек.
Перед отъездом он, конечно, повидался с префектом, но последний, из-за ночного времени, не мог воспользоваться телеграфом. Поэтому в Париж была послана эстафета, чтобы уведомить министра полиции, верховного судью и самого императора о неслыханном преступлении. Лешено застал в гондревильской гостиной г-жу Марион, г-жу Гревен, Виолета, сенаторского камердинера и местного судью с писарем. В замке уже произвели обыск. Судья с помощью Гревена тщательно собирал первые данные расследования. Его прежде всего поразила обдуманность преступления, о чем свидетельствовал выбор дня и часа. Было уже около шести часов вечера, и это не позволяло тотчас приняться за поиски следов и улик. В это время года в половине шестого, — когда Виолет получил возможность броситься вслед за преступниками, — становится уже почти темно; а для злоумышленников темнота нередко — спасение. Выбрать праздничный день, когда все уходили на маскарад в Арси и сенатор должен был остаться у себя в доме один, — разве это не значило ловко избавиться от свидетелей?
— Отдадим должное проницательности полицейских агентов, — сказал Лешено. — Они беспрестанно предостерегали нас от сен-синьских дворян и предупреждали, что рано или поздно, но они непременно совершат какую-нибудь подлость.
Вполне полагаясь на распорядительность префекта департамента Об, который разослал во все префектуры, находившиеся вокруг Труа, эстафеты с просьбой о розыске сенатора и пяти неизвестных в масках, Лешено приступил к следствию. С такими ловкими законниками, какими были Гревен и судья, дело пошло быстро. Судью по имени Пигу, бывшего старшего клерка в парижской конторе, где Мален и Гревен изучали судопроизводство, три месяца спустя назначили председателем арсийского суда. Что касается Мишю, то Лешено был осведомлен об угрозах этого человека по адресу г-на Мариона и о западне, которой сенатор случайно избежал в своем парке. Эти два факта, один из которых был следствием другого, надлежало рассматривать как первых провозвестников позднейшего покушения, и предположение, что бывший лесничий является главарем злоумышленников, казалось тем убедительнее, что Гревен, его жена, Виолет и г-жа Марион заявили, будто в числе пяти человек в масках один был очень похож на Мишю. Цвет волос, цвет бакенбард, коренастая фигура изобличали его. Да и кто другой, кроме Мишю, мог бы открыть ворота Сен-Синя своим ключом? Сторож и его жена были по возвращении из Арси допрошены и показали, что ворота находились на запоре. При осмотре замка, произведенном судьей в присутствии полевого сторожа и писаря, не было обнаружено никаких признаков взлома.
- Предыдущая
- 32/50
- Следующая
