Месть - Ананян Вахтанг Степанович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/4
- Следующая
С осени я каждый день брал с собой Мохнатку на охоту. Она оказалась для меня сподручнее и собаки, и осла. Я наполнял хурджин съестными припасами, укреплял его на спине у Мохнатки, и мы отправлялись. Ну, вы ведь, охотники, знаете, до чего трудно нашему брату, намотавшись за день, доставлять добычу домой. Мохнатка освобождала меня от этой работы. Горного барана, косулю, серну — все я нагружал на Мохнатку, увязывал, и она умненько вперевалочку шла за мною. На редкость понятливым животным была Мохнатка. Мы с нею до самой весны ходили на охоту, и она так привыкла к охотничьей жизни, что помогала мне прямо как человек. Видит, например, что я присел и, собрав сухие листья и ветки, начинаю высекать из кремня огонь, — сейчас же идет собирать валежник и несет его, прижав к себе, как человек. А когда огонь разгорится, глядишь — Мохнатка идет, прихрамывая, поднимает с трудом громадный пень и, сопя, тащит его в костер.
Говорил я с нею особым языком, и она понимала этот язык. Когда я говорил «бох», это означало: «Отойди-ка в сторонку, стреляю». И она отходила, садилась под деревом или за камнем и лапами затыкала уши. Когда я говорил «геч», она шла вперед; говорил «оош» — останавливалась, говорил «ай, хавар» — спешила на помощь и спасала меня от собак.
Когда мы приходили на место охоты, Мохнатка, увидев, что я присел и приложил руку ко рту, приникала к земле и замирала.
Она ничего не боялась, только моего ружья. По опыту знала, что эта, похожая на дубинку штука, выпускает дым и пламя, издает оглушающий треск, и после этого проливается кровь, и то козел скатывается со скалы, то олень падает и бьется ногами о землю.
Как-то я спокойно сидел за едой, гляжу — Мохнатка снимает ружье с сучка, дает его мне, а сама смотрит куда-то вниз, в ущелье. Я тоже посмотрел, увидел косуль, бегущих на водопой, и выстрелил. Этот случай показал мне, что Мохнатка понимает, что такое оружие, знает, что это им сбивают на землю других животных, а потом свежуют и режут на куски. Запомните об этом хорошенько, чтобы конец моего рассказа не показался вам сказкой.
Так прошел год. Мохнатка превратилась вгромадного медведя и стала еще умнее. Теперь я приручил ее уже настолько, что, отправляясь на охоту, садился на нее верхом, и она везла меня по горным тропинкам.
Мохнатка стала предметом внимания всего села. Особенную славу она приобрела летом, когда я ее взял с собой в горы и мы вместе начали пасти овец. Волки несколько раз пытались напасть на стадо, но Мохнатка задала им хороший урок: поймала одного да так хватила о камень, что из волка и дух вон. Тут уж моему стаду ни волк, ни вор, ни разбойник страшны не были.
Слава о Мохнатке долетела и до Вана. Многие купцы давали за нее пригоршни золота, скотоводы предлагали по тридцать-сорок овец — не отдал. Ну, да ведь она была для меня все равно что десять собак и два осла, да еще помощник на охоте, вооруженный брат в минуту опасности и сердечный друг. А если бы ядаже соблазнился богатством, отдал ее, она и сама бы не пошла и силой бы не взяли — сбежала бы, вернулась.
Однажды случилось вот что.
Из Междуречья, с берегов Тигра, приходят на наши пастбища чужие курды со своими многочисленными стадами овец.
На одном из лучших стойбищ на горе Артос раскинул в то лето свой роскошный шатер и Юсуф-бек, привезший сюда на богато убранных верблюдах своих розоволицых жен.
Сердце забило тревогу. «Не уйти мне от этого разбойника, — подумал я. — Отнимет он у меня медведя».
Перебрался я на другое стойбище, но куда уйдешь из рук Юсуф-бека. Как услышал он о моем медведе, прислал вооруженных людей, приказал купить у меня, а если не продам, взять силой.
Не вняли они моим горьким слезам и меня же заставили завязать Мохнатке пасть и скрутить ноги. Взвалили ее на двухколесную арбу и увезли.
Наш дом объяла печаль. Горько плача, дети проводили свою дорогую Мохнатку до холма за деревней, а я ушел в горы, забрался в одну из глухих расщелин, подолгу смотрел на свое любимое Ванское озеро и пел.
Однажды ночью я почувствовал, как к лицу моему прикоснулось что-то мокрое и горячее. Вскочил. Гляжу — громадный медведь лижет мне лицо. Не понял, протянул руку к ружью, но зверь отнял его у меня, отбросил в сторону и лег у моих ног. Обнял яего голову, целую мокрую морду, плачу, да как! Так, обнявшись, мы и заснули.
Когда рассвело, гляжу — у бедного животного шея в крови, кровь запеклась в шерсти. Очистил рану. Ранен мой зверь был пулей из берданки. Тут я понял — что-то произошло на стоянке у Юсуф-бека. Сжег я тряпку, приложил трут к ране, снял со своей шашки шелковый платок и перевязал Мохнатке шею.
На другой день пастухи мне передали, что Мохнатка переломала кости одному из приставленных к ней Юсуф-беком сторожей и бежала; молва об этом прошла по всем стоянкам на Артосе. Схватив оружие, люди бека кинулись в горы, в погоню за нами, но мы забрались в такие места, что нас не смог бы найти и сам сатана. Бежал я в ущелье Шатаха, а оттуда в Сасун.
В августе, когда кочевники спустились с гор и ушли врайоны Тигранакерта, мы с медведем вернулись домой. Поглядели бы вы, какая это была радость! Вся деревня высыпала нам навстречу. Дети от радости кто на спину медведю взобрался, кто — на шею, кто на хвосте у него повис. А медведь терпеливо сносил все эти выходки шалунов и только фыркал радостно. Радостной была и встреча Мохнатки с приемной матерью, которую Мохнатка не видала два месяца и очень по ней соскучилась. Но проявила она свою радость совсем по-медвежьи: стала на задние лапы, взяла Богар в передние и бросила ее на крышу дома. Бедная собака беспомощно заметалась, не зная, как спуститься вниз.
Настала осень. Мохнатка ходила со мной на охоту, а в свободные дни поедала фрукты, сидя на деревьях.
Перед весной Мохнатка стала задумчивой и раздражительной. Теперь ни мать ее Богар, ни дети уже не смели шутить с нею. С гор и полей она возвращалась домой расстроенной; все ее мысли, казалось, оставались в расщелинах Артоса. Она грустно повизгивала и поглядывала на скалы, где жили ее родичи. К вечеру Мохнатка особенно мрачнела. С последними лучами заката она выходила издеревни, взбирались на вершину холма, поворачивала голову в сторону реки, нюхала воздух, чуя запах живших там медведей, и печально скулила.
Природа сделала свое дело, в Мохнатке созрела естественная потребность любить и стать матерью. И она с помутившейся кровью, помутившимися мыслями двигалась беспокойно, стремилась к тем незнакомым животным, которых она не видела и не помнила, но с которыми была связана сердцем.
Однажды, выходя под вечер изущелья реки Тигр, я услышал за собой рев медведей. Посмотрел назад. Невдалеке у пещеры стояли два медведя; они смотрели в нашу сторону и нюхали воздух. Мохнатка, не ожидая моего «геч», пошла им навстречу. «Оош, Мохнатка, оош!.. — крикнул я. Она остановилась, нерешительно обернулась. Видно было, что вней происходит внутренняя борьба. Однако победила природа.
Я знал, что и человеческое существо не в силах бороться с призывом природы, и больше ее не позвал. К тому же июнь был близок, и меня томила тревога — Юсуф-бек должен был подняться в горы, он и Мохнатку увел бы да и меня из-за нее замучил бы. Мысль об этом укрепила мое решение дать свободу медведице.
Я повернулся и пошел прочь, но услышал за собой топот. Мохнатка! Она вернулась, облизала мне руки, печально взвыла. Я понял, что она очень привязалась ко мне и не хочет уйти против моей воли. Я погладил ее по голове, показал ей пальцем на медведей и сказал: «Геч!» И она ушла к своим начинать новую жизнь, а я, печальный, вернулся в село…
Прошло время. Мы немного забыли о Мохнатке. Я снова ходил на охоту, но в другие места, потому что к ущелью Тигра сердце не лежало — не хотелось встретиться с Мохнаткой.
Южный склон Артоса летом лишен растительности. Там голые скалы, щебень, чахлые кусты и терновник. Молодая трава засыхает еще в июне, и эта часть горы приобретает пепельный цвет. Только в ущелье, у родников, есть еще жизнь и зелень. На одном из таких голых склонов стоит старый ветвистый дуб, дающий тень утомленным жарой путникам и овечьим стадам. Даже издали видна, немного ниже дерева, узкая темно-зеленая впадина, и путник тотчас же догадывался, что из-под дуба струится родник и дает жизнь этой зелени.
- Предыдущая
- 2/4
- Следующая
