Черные береты - Иванов Николай Федорович - Страница 52

• Предыдущая
• 52/57
• Следующая

И только в этот момент взгляд его упал на приподнимающегося вместе с парнем Тарасевича. Однако вместо восторга Багрянцев непроизвольно опустил, спрятал взгляд. Тогда Андрей сам подался к нему, и они обнялись.

– Я знал, чувствовал, что мы здесь встретимся, – проговорил Багрянцев. И торопливо, словно боясь, что Андрей опередит его вопросом и ему придется оправдываться, добавил: – Я двадцать восьмого числа видел тебя.

– Где? – притворился Андрей.

– Около метро. В толпе. Я еще был…

– А-а, может быть, – махнул на прошедшее рукой Тарасевич, перебив друга и освобождая его от угрызений совести. – Знакомься: майор Кот, мой… мой очень хороший знакомый. – И на правах человека, объединившего двух незнакомых людей, взял инициативу на себя: – Наши планы?

Здесь, в лестничных пролетах, стрельба почти не слышалась, но по нарастающему гулу в вестибюле, взбегающим по лестнице людям было ясно, что только что пережитое и виденное ими – не сон. Неужели не сон? Неужели можно было подъехать и в упор начать расстреливать сонных людей? Чьи это бронетранспортеры? Кто сидел за пулеметами? Кто отдал команду на открытие огня?

– Наверное, надо держаться корреспондентов, они наверняка здесь все знают, – подал идею Кот, когда мимо них прошмыгнули увешанные фотоаппаратами двое парней.

Журналисты вывели их на шестой, конечный в этом крыле, этаж. Единственное в коридоре окно облепили с боков и снизу корреспонденты, разноязыко наговаривавшие на диктофоны свои впечатления. Некоторые даже пытались фотографировать и снимать на камеру происходящие на площади события. Прославятся. Если только живы останутся.

И тут, краем глаза, в проеме одного из кабинетов Андрей успел увидеть мелькнувшую фигуру в черной, омоновской форме. Сердце подпрыгнуло и заколотилось: от Млынника?

Он торопливо перебежал в тот кабинет, облегченно улыбнулся: не показалось. Сбоку окна стояли с автоматами омоновец и капитан в полевой форме, с нелепо выглядевшей здесь полевой офицерской сумкой. Стараясь не рисоваться в окне, Тарасевич вдоль стены приблизился к ним.

– Откуда, ребята?

– Из Советского Союза, – недружелюбно огрызнулся, даже не посмотрев в его сторону, омоновец.

– Все, пошли, – кивнул ему капитан, и они, больше не объясняясь, выскользнули в коридор.

Обида сдавила сердце Тарасевича: да знает ли этот пацан, с кем разговаривал? Да он уже под пулями ходил, когда тот еще по девкам бегал…

Однако дальше обижаться не стал, сумел одернуть самого себя: у вот именно потому, что парень не представлял, с кем разговаривает, он так себя и вел. И правильно, в конечном счете, делал! Может, потому еще и жив.

Глянув на секунду в окно, но уже не ради любопытства, а чтобы дать секунду себе остыть, выскользнул обратно в коридор.

– Куда они ушли? – прижал к стене ничего не понявших друзей. – Омоновец и капитан куда ушли?

– Туда, – одновременно указали они в глубь здания. Короткий коридор – и потом закоулки, лестницы, залы, переходы, закутки, опять коридоры, лестницы. Повсюду депутаты, по чему-то женщины, офицеры в камуфляже, полевой форме. Около одного капитана, вроде похожего на того, который стоял у окна Андрей задержался.

– Слушай, где здесь рижане?

– Не знаю.

– А как попасть вниз?

– Здесь перекрыто. Только через левое крыло, – указал он обратно в тот коридор, из которого они только что прибежали.

– Танки. Подошли танки, – закричали в коридоре, и все бросились к окнам.

Андрей, Кот и Мишка последовали их примеру, забежали в какой-то кабинет и тоже выглянули на улицу.

Если не считать погибших, в несуразных позах застывших на холодном асфальте, то площадь с этой стороны была пуста. Слабо дотлевали ночные костерки, безжизненно колыхались мокрыми боковинами палатки. На решетчатой ограде застыли чугунные барельефы пионеров с поднесенными к губам горнами: что играть? Сигнал тревоги опоздал, остается только исполнить реквием по погибшим. Или панихиду. Вон на улочке, по которой омоновцы двадцать восьмого октября первый раз гнали людей от Дома Советов, лежит убитый поп. Его черная ряса прикрыла асфальт полукругом, в одной руке батюшки слабо начинал блестеть при неярком солнце крест, около второй, тоже выпростанной в сторону замерших бронетранспортеров, валялась икона. Если уж церковь не остановила расправу, то Кремлем правят сейчас только страх и безумие.

– Больше всего почему-то жаль его, – вздохнул Мишка. Взгляды всех троих, получилось, остановились именно на батюшке. – Рассказывают, что все одиннадцать дней он ходил вокруг Белого дома, отводил беду.

– Что он один мог сделать. Вот если бы сам патриарх взял икону, собрал всех попов да верующих и пришел крестным ходом сюда. Да встал у стен здания – думаю, ни один выстрел бы не прозвучал, – категорично не согласился майор. – Не пришел. Почему?

– Говорят, заболел, – попытался оправдать Алексия II Андрей.

– Но не умер же! – снова не согласился Кот. – Как баню освятить, ресторан какой-нибудь – попы тут как тут. Или Ельцину со свечкой постоять перед телекамерами – все Останкино работает. Мода. А лишь коснулось дело государства…

– Ох, не трогайте вы их, – попросил Багрянцев. – У них своя свадьба, у нас своя.

– Только похороны будут общие, – кивнув на распластанные по площади тела и невольно приняв сторону майора, подвел итог Тарасевич. – Танков что-то не видно. Наверное, с другой стороны.

И тут его внимание привлекли автоматные очереди – на первый взгляд нестройные, нервные, дерганые, они тем не менее вдруг заставили его насторожиться, напоминая что-то давнее, почти забытое. Но нет, он не ошибся: стрелял Млынник или кто-то из их рижского отряда. И не стрелял – передавал выстрелами азбуку Морзе: два выстрела – тире, один – точка.

– У-хо-дим. Все у-хо-дим, – вслух прочел он приказ.

– Ты чего это? – удивленно посмотрел на него Кот.

– Отряд уходит. Млынник с ребятами уходит, – сорвался с места, еще не зная, куда бежать, Андрей.

Вообще-то – вниз. Надо бежать вниз, на первый этаж. Отряд можно перехватить только там – не по воздуху же он станет уходить. И почему уходить? Что-то случилось? Почему Чеслав уводит ребят? Потому, что подошли танки? Что по внутренней трансляции прозвучал приказ Руцкого не стрелять, а становиться пушечным мясом – зачем? Не для того мотались по Союзу и всем «горячим точкам», чтобы за здорово живешь подставиться под танковые снаряды, да еще не смея отвечать огнем на огонь. Непротивление злу насилием? А-а, ну ее к черту, эту философию. Догнать, найти отряд, а там все станет ясно.

Мишка и Кот добросовестно бежали сзади, так до конца ничего и не поняв. И только танковый залп, от которого задрожало все здание, остановил их бег, заставил прислониться к стене.

– Началось, – проговорил с каким-то облегчением Кот. Так радуются неизбежному, свершившемуся наконец-то, горю, устав от его ожидания. А уж майор-то прекрасно понимал, что стрельба из бронетранспортера на площади – это несерьезно, это всего лишь разминка, прелюдия. – А куда мы бежим?

– Наш рижский ОМОН почему-то уходит из здания. Как он может уходить в такой момент?

– Давай у них у самих узнаем! – вполне резонно предложил Багрянцев, и они вновь бросились по коридорам.

Да только без экскурсоводов, архитектора всех этих бесчисленных переходов – ты словно слепец в лабиринте. И закружили, увели коридоры власти опять их по каким-то закоулкам, а вcтречающиеся депутаты посылали то в одну сторону, то в другую. В лифты, хотя они и работали, садиться не рискнули: усиливающийся танковый обстрел мог закупорить в них на веки вечные.

Но когда показалось, что выход найден, навстречу стало попадаться все больше и больше народа.

– Вниз не ходите, – перегородил им нагайкой дорогу бородатый казак в полушубке а-ля Николай II. Все дни, как и погибший батюшка, он провел около Белого дома, примелькался, и ему можно было доверять. – Все простреливается, вот-вот штурм начнется. Давайте лучше наверх.

– А ребят, ребят в черной форме не видел? – все цеплялся за соломинку Андрей.

• Предыдущая
• 52/57
• Следующая