«Оранжевая революция». Украинская версия - Коллектив авторов - Страница 52

Лилия ШЕВЦОВА,

ведущий исследователь Московского центра Карнеги

Попытка рассуждать о событиях по свежим следам всегда является рискованным занятием. Ведь нельзя предвидеть всех последствий происшедшего, которые могут существенно изменить представление о нем. Вспомним, как многие наблюдатели спустя некоторое время пересмотрели свои выводы относительно августовских событий 1991 года в СССР, ставших последним аккордом в падении Советского Союза. Претендовать на взвешенный аналитический взгляд на события в Украине тем более трудно, поскольку «оранжевая революция» расколола и аналитическое, и политическое сообщество, по крайней мере в бывшем советском пространстве, разогрев идеологические пристрастия и эмоции. И как полагаться на объективизм оценок аналитиков (некоторые из них, кстати, являются авторами этого сборника), непосредственно участвовавших в украинских выборах в роли политтехнологов на стороне определенной силы? Но тем не менее попытка рефлексии по ходу событий любопытна, ибо дает представление о состоянии умов и о политическом размежевании в постсоветских обществах, а также понимание этих обществ политической наукой в определенный исторический момент.

А теперь по существу вопроса. По моему убеждению, украинские события осени 2004 года стали результатом системного политического кризиса, который был вызван неспособностью украинской системы разрешить конфликт между стремлением правящей группы гарантировать преемственность своей власти и необходимостью ее демократической легитимации, коль скоро иной легитимации (силовой, наследственной) в ее распоряжении не было. В России правящей элите неоднократно (в 1996, 2000 и 2004 годах) удавалось одобрить посредством по крайней мере отчасти управляемых общенациональных выборов назначение и самоназначение лидеров, а в Украине административный ресурс так и не сработал. И тому есть ряд причин:

1. имеющийся в этой стране опыт демократической смены власти;

2. наличие мощных олигархических кланов со своими ресурсами, что гарантировало политическую борьбу;

3. раскол правящей элиты;

4. колебания президента Леонида Кучмы, которые облегчили нарастание «оранжевой революции»;

5. оформление в стране динамичных «групп прорыва», в первую очередь молодежи;

6. наличие фрондирующих СМИ, в частности телевидения. Наконец, в самом украинском обществе уже давно зрело недовольство властью правящей группировки, и сам этот факт сработал против попыток самовоспроизводства этой власти. В Украине не было неудачного опыта демократической революции либо кровавого разрешения политического конфликта, что имело место в России. Сыграло свою роль, причем немалую, и то, что Украина является периферией бывшей империи, а не ее ядром, а потому лишена державнических амбиций и комплексов, которые в России являются мощным препятствием для любых реформ, тем более – системных.

Осуществлению российского варианта преемственности в Украине помешало и влияние внешних факторов. Речь идет в первую очередь об откровенном вмешательстве Москвы на стороне Виктора Януковича в ходе двух первых раундов избирательной борьбы, которое, как это ни парадоксально, имело противоположные желаемым результаты, углубив политический раскол в стране и толкнув часть колеблющегося электората в лагерь оппозиции. Фактор Запада тоже сыграл свою роль в ходе украинских выборов. Но в данном случае речь идет не о финансово-организационных ресурсах для Виктора Ющенко либо усилиях западных организаций по пропаганде демократии, знании избирательных технологий и контроле над соблюдением избирательных норм. Аналогичные либо даже более существенные по объему усилия Запада, предпринимаемые в других переходных обществах, скажем, в той же России, так и не привели к результатам, подобным украинским. Это свидетельствует о том, что в Украине свою роль сыграл скорее иной западный фактор влияния: я имею в виду усиление прозападных настроений среди части украинского населения, которое имело возможность сравнить благосостояние своих восточных (России и Белорусии) и западных соседей (в частности, Польши) и сделать соответствующие выводы. И эти выводы были не в пользу ориентации на Восток, что, следовательно, повлияло и на выбор кандидата в президенты.

Впрочем, самовоспроизводство власти в Украине могло бы и удаться, если бы Кучма добился сделки с основными политическими кланами либо решился на силовой прием. Но первое сделало бы нового президента марионеткой в руках олигархии. Причем сомнительно, что такая сделка смогла бы удовлетворить и интересы самого кучмовского клана, который пытался гарантировать преемственность своей власти.

Второй сценарий делегитимировал бы власть в стране, скорее всего превратив ее в страну-изгоя, в чем правящие силы в Украине, по-видимому, не были заинтересованы. Во всяком случае президент Леонид Кучма не пошел на использование силы, что сделал в свое время Борис Ельцин, таким образом запрограммировав Россию на авторитарный путь. Запад простил Ельцину его переворот 1993 года, посчитав его борьбой с коммунистическим реваншем. Применение силы в нынешней украинской ситуации было бы расценено Западом как борьба с демократией. Как бы то ни было, Кучма с его колебаниями открыл для Украины иные возможности.

Политический кризис в Украине вышел на поверхность в виде революции – в том, что украинские события можно квалифицировать именно так, у меня сомнений нет. Налицо были все классические признаки революции: массовый протест и нежелание значительной части общества следовать старым правилам и неспособность власти управлять в прежнем формате. Конечно, массовый протест и появление «фактора Майдана» были бы невозможны без организующей роли перешедшей в оппозицию части правящего класса и поддержавших ее олигархов, а также без симпатий к оппозиции со стороны части силовых структур. Сам тот факт, что политические группировки Украины пытаются использовать массовый протест населения в своих узкогрупповых целях, не меняет дела. Практически все революции в мировой истории завершались победой интересов какой-либо политической силы.

Но бывают революции разного типа. Так, последние революции в Центральной и Восточной Европе и августовские события 1991 года в СССР, кстати, различные по своим последствиям, были протестом против тоталитаризма. Украинская революция стала протестом против имитации демократии, против оформившегося постсоветского пакта новой бюрократии и новых капиталистов. Причем мы имеем дело с массовым выступлением в рамках гибридной, смешанной системы, в которой переплетаются различные – авторитарные, олигархические, демократические – элементы. Такие внешне неустойчивые системы, разрываемые противоположными векторами, обычно не вызывают столь резкого протеста. В рамках этих систем возникают смешанные режимы, которые постоянно меняют риторику и окраску и тем самым препятствуют возникновению не только поляризации по линии власть – общество, но даже сколько-нибудь серьезного массового недовольства.

Отмечу, что большинство постсоветских режимов имеют гибридный характер, правда, с разным удельным весом перечисленных тенденций. Можно было предположить, что, пока эти режимы сохраняют гибридность, им ничто не угрожает. Оказалось, что это не так. Собственно, первым выступлением против постсоветского режима была грузинская «революция роз». Но она была расценена как типично грузинский феномен. Там существовал ряд факторов, которые ускорили поляризацию: низкий жизненный уровень, коррупция и полная неспособность власти к управлению. Украина на фоне Грузии выглядела уже оформленным государством, к тому же имеющим вполне приличный экономический рост. Власть в Украине не валялась на улице, а контролировала ситуацию.

Словом, украинские события заставляют размышлять о пределах устойчивости других политических режимов на территории бывшего СССР. Эти события продемонстрировали, что моментом истины для постсоветских режимов является процесс передачи власти. Правящий слой в целях продления своего господства пытается гарантировать его через назначение преемников и их выборную легитимацию. Но, как показывает опыт Украины, этот сценарий не всегда срабатывает. Впрочем, даже обеспечив преемственность власти, политические режимы такого типа вынуждены постоянно заниматься зачисткой политического поля, выкорчевыванием политической оппозиции и даже потенциальных оппонентов, с тем чтобы гарантировать незыблемость монополии на власть.