Люди огня - Волховский Олег - Страница 26
- Предыдущая
- 26/157
- Следующая
— Орден святого Франциска вынес решение присоединиться к присяге.
Господь кивнул.
— А сам Франциск Ассизский?
— Он был у нас в руках, — я вздохнул. — Но ему удалось бежать.
— Как? — Учитель впился в меня глазами.
Я рассказал. Равви поморщился.
— Все за дверь. Я буду говорить только с Максом. Далеко не уходите.
Мы проторчали под дверью минут пятнадцать. Я рассеянно смотрел в окно на огромные кедры и платаны парка, когда на пороге наконец появился Макс.
— Господин Болотов, Господь требует вас, — весело сказал он.
Я обреченно вошел в комнату.
— Это правда, что ты снял с него наручники? — резко спросил Учитель.
Отрицать было бесполезно. Я кивнул.
— Почему?
— Он просто безобидный немощный старик…
— Безобидный и немощный вас всех переиграл! Надо было поменьше с ним разговаривать.
— Он был такой смиренный…
— Смирение — великая сила. Тебе бы поучиться у него смирению и покорности, Пьетрос. Ты думаешь, что ты его спас? Нет! Ты его погубил, оставив в плену его заблуждений. И эта погибшая душа на твоей совести.
— Но я же его не отпускал!
— Ты думал об этом. И не смей утверждать, что это не так! Ты не веришь в меня, Пьетрос.
Я отчаянно замотал головой.
— Да, если бы ты верил в меня, ты бы привел ко мне своего лучшего друга, своего брата, свою мать. Привел бы связанными, если бы они посмели сопротивляться! И сделал бы это радостно и с легким сердцем, потому что верил бы в то, что я справедлив и милосерден и моя власть — благо. Ты виновен не меньше Лойолы и принесешь покаяние вместе с ним.
Я вопросительно посмотрел на Господа.
— Да, Лойола захвачен в Испании. И я уверен, что Филипп, в отличие от тебя, доставит его до места.
Эх! Лойолу я бы тоже не выпустил.
— Но ведь с Франциском был Макс, когда старик бежал, — попытался оправдаться я.
— Не суди других. Это мое дело. Итак, в день присяги, двадцать пятого декабря, ты придешь в собор Святого Петра босым, в одной рубашке, возьмешь свечу, встанешь на колени перед алтарем и не посмеешь подняться, пока я тебе этого не позволю. Приготовься, что это надолго. А до этого дня чтоб я тебя не видел!
— Я должен покинуть виллу?
— Безусловно! Кстати, знак на твоей руке пока буду видеть только я и святые. Ты ведь уже понял, что они видят знаки? Для всех остальных и для тебя тоже символ спасения исчезнет.
Я испуганно взглянул на тыльную сторону ладони. Трехлучевая свастика бледнела и истончалась, пока не исчезла совсем.
Я с ужасом посмотрел на Господа.
— И не удивляйся, если на тебя посмотрят, как на отверженного, — беспощадно заключил он. — Ты не достоин того, чтобы носящий Знак Спасения подал тебе руку! Всё. Убирайся, — и Господь отвернулся к окну.
Я понуро вышел из комнаты, пряча глаза от Марка и Сергея. Бывший спецназовец взглянул на мои руки, не увидел знака и отступил на шаг, не сказав ни слова.
Из моих комнат меня выселили в этот же вечер. Просто пришли и приказали освободить помещение. Я собрал свою старенькую синюю сумку и вышел на улицу. Было холодно и влажно. Дул порывистый ветер, закручивал вихрями и гнал вдоль аллеи опавшие листья платанов. Небо вновь затянули тучи.
Я поселился было в пятизвездочной гостинице «Экселсиор» на Виа Витторио Венето, что не так плохо. Местная Тверская с рядами магнолий по обе стороны. Попытался расплатиться по карточке. Портье вернул ее мне c виноватой улыбкой.
— Что-то не так. Банк не оплачивает вашу карточку. Но мы принимаем солидовые чеки и даже наличные. Вы можете расплачиваться за каждый день.
Чековой книжкой Эммануил меня не обеспечил, а самому заняться было некогда, и я пошел искать банкомат. Таковой обнаружился в вестибюле.
«Ваша карточка не валидна, — высветилось на дисплеe, — Свяжитесь со своим банком».
У меня засосало под ложечкой. Я перешел на другую сторону улицы и помучил еще один банкомат. То же самое.
Я сдался и позвонил в банк
— Минуточку, сеньор Болотов. — Клерк гулко положил на стол трубку и исчез по крайней мере минут на пять. — Уточните, пожалуйста, номер вашего счета, — наконец возник он из небытия.
Я уточнил.
— Сеньор Болотов, ваш счет арестован.
И я услышал короткие гудки.
На этом окончились мои пятизвездочные развлечения, и я потащился к Центральному вокзалу, району дешевых пансионов. Впрочем, дешевые — понятие относительное. Тех четырехсот солидов, которые, к счастью, завалялись в моем кошельке, мне хватило бы дней на десять. В самом дешевом месте. Если конечно, ничего не есть.
Оставалось искать работу. Дня через два я окончательно убедился, что программисты нигде не требуются, к тому же я внезапно обнаружил, что больше не понимаю итальянского. Кому нужен иностранец без знания языка?
Оказалось, нужен. Мойщиком машин за пять солидов в час. И я вынужден был перебраться в грязный притон на окраине города и жить под одной крышей с неграми, китайцами и дешевыми проститутками.
А в ноябре пошел снег. Чего попросту не могло быть. Здесь температура никогда не опускалась ниже пяти градусов тепла. Местные жители удивленно смотрели на это чудо, а римская детвора безмерно радовалась неожиданной возможности поиграть в снежки.
Меня же это обстоятельство абсолютно не радовало, поскольку я не взял из дома теплой одежды, а купить было не на что, слишком много денег пожирало жилье и еда. Впрочем, я надеялся накопить, но в середине ноября меня уволили, даже не объяснив причины.
Деньги стремительно утекали между пальцев, и скоро я уже не мог позволить себе купить утреннюю газету, а телевизора в номере не было. Я остался без информации, а еще через неделю впервые посетил бесплатную столовую для бедных. Признаться, после рациона виллы Боргезе она произвела на меня удручающее впечатление.
Наступил вечер. Я сел на кровать и закутался в дырявую выцветшую тряпку, которую хозяин притона гордо именовал одеялом. Было холодно и промозгло.
Вдруг в дверь постучали.
— Войдите, открыто, — устало сказал я. Замки здесь не были предусмотрены.
Обшарпанная дверь капризно застонала и распахнулась. На пороге стоял Марк в роскошном, с иголочки, пиджаке и неярком, но явно дорогом галстуке (я раньше не замечал, что мой друг тоже неплохо одевается). В одной руке Марк держал торт, в другой бутылку шампанского и весело смотрел на меня.
— Марк! — воскликнул я. — Заходи! Как ты меня нашел?
Мой друг водрузил торт и бутылку на заплеванный и исписанный стол, который при этом угрожающе покачнулся, и плюхнулся рядом на видавший виды стул.
Я зажмурился. Но стул выдержал, только предостерегающе крякнул.
— Ребята видели тебя в бесплатной столовой, — объяснил Марк.
Я отвернулся к окну.
— Да не стремайся ты, все будет нормально, — сказал он, развязывая торт, и на его рукавах сверкнули алмазные запонки.
— Меня с работы уволили, — проговорил я.
— А где ты работал?
— На автостоянке. Машины мыл.
— А, это у тебя хозяин попался перестраховщик. — Марк открыл торт и разрезал его на аккуратные кусочки.
— Почему?
— У тебя Знака нет.
— Ну и что?
Он удивленно посмотрел на меня:
— Ты что, новостей не знаешь?
— У меня денег нет на газеты.
— А когда работал?
— На пальто копил.
Марк скорбно промолчал.
— Ну, что там произошло? — устало спросил я.
— А произошло вот что. Господь объявил, что до конца февраля все должны принести покаяние и присягу и обрести Знаки Спасения. С первого марта вступает в силу «Закон о погибших». В нем неотмеченные Знаком Спасения объявляются вне закона и нарекаются «погибшими». Тот, кто убьет или ограбит «погибшего», не считается совершившим преступление и не подлежит наказанию. У «погибших» нельзя ничего покупать и им ничего нельзя продавать. Их нельзя брать на работу и подавать им милостыню.
— Марк! Что же тогда можно? Это же бесчеловечно!
- Предыдущая
- 26/157
- Следующая