Зори над городом - Кононов Александр Терентьевич - Страница 33

• Предыдущая
• 33/77
• Следующая

…Не один раз подходила Марья Ивановна к дверям — послушать: который уж час говорят о чем-то столь непохожие друг на друга жильцы, — говорят, а слов не разобрать…

Дело, о котором с мельчайшими подробностями, предусмотрев решительно все, вплоть до мелочей, говорил Шелягин, показалось Грише чрезвычайно простым. Он даже разочаровался немножко: по тону Шелягина можно было ждать куда большего!

Выйдет к грузчикам человек в тулупе, крикнет, зевнув: «Эх, мать честная, курица лесная!», и по этому знаку надо будет двум — трем грузчикам кинуться к заводу, сбить с ворот цеха навешенный мастером замок.

— А остальное уж дело самих рабочих. Помни: как только замок собьете, необходимо вам с заводского двора уходить немедля. Не страха ради, конечно, а такая у нас сейчас тактика: сил попусту не тратить. Они скоро понадобятся. Понятно?

— Понятно, — сказал Гриша, — все до конца понятно.

— Все? А как ты на завод попадешь? Кто тебя туда пустит?

— Ну… там сторож в проходной сидит. Мы с ним сладим! Справимся.

— Со сторожем уже поладили: он грузчиков пропустит. Трогать его — ни в коем случае! А сборочный цех где? Знаешь?

— Найдем.

— Значить, искать будешь? Искать — время терять. А времени у тебя будет — секунды. Сборочный цех во дворе, второе здание слева. На нем ты и увидишь лабазный замок. Чем будешь сбивать замок? Ага, вот и выходит, что не все для тебя ясно. А кто с тобой пойдет? И сколько?

Гриша подумал о Телепне и Кузнецове.

— Я думаю, двое.

— Дюжие ребята? — спросил Шелягин придирчиво.

— Баржи грузить — приходится быть дюжим.

— Опасаюсь одного, — сказал в заключение Тимофей Леонтьевич: — погорячиться ты можешь. Погорячишься — все дело испортишь… Ну, положим, там, в сборочном цеху, есть товарищ один, Тулочкин. Ты его узнаешь: маленький такой, а усы громадные. Слушайся его во всем, слышишь?

И еще раз подходила к дверям Марья Ивановна. И опять ничего не разобрала.

Шелягин, проводив Гришу до порога своей комнаты, сказал:

— Постой-ка минутку. Мой теперь черед книжки тебе давать.

Он подошел к висящему на стене шкафчику, бережно вынул оттуда журнал в палевой обложке и протянул Шумову.

Гриша прочел: «Русский паломник» и с недоумением посмотрел на Шелягина.

Тот сказал таинственно:

— Полистай, полистай!

Григорий раскрыл журнал; текст начинался с проповеди какого-то протоиерея.

— Полистай, полистай — дома у себя, — повторил Тимофей Леонтьевич, — не ленись. Я так считаю, чтение это для тебя будет самое подходящее.

Вернувшись к себе, Гриша сразу же начал листать «Русский паломник» страницу за страницей. В середину журнала была тщательно вброширована отпечатанная за границей работа Ленина «Что делать?».

Поначалу все шло так, как предполагал Шелягин.

В морозный день вышел после полудня к пристани человек в тулупе, глянул в тусклое небо и, зевнув, пропел протяжно:

— Э-эх, мать честная, курица лесная!

Кузнецов знал обо всем заранее. Он сразу же ухватился за обрубок корневища, уцелевший на дубовом комле. Гриша взялся за другой конец дерева.

— Не сдюжите, — засмеялся Телепень и засучил рукава. — Без меня вам не обойтись! А куда это вы, ребята?

— Наших бьют! — сказал ему возбужденно Кузнецов. — Пойдем, Телепень, силу мерить!

Телепня не надо было уговаривать.

Втроем понесли они дубовый кряж — на рысях — к заводу.

Сторож в проходной, увидев их, низко нагнулся, — не то искал потерянное на замусоренных половицах, не то просто прятал лицо — на всякий случай.

Грузчики пробежали через проходную на заводской двор.

— Налево, второй корпус, — почему-то шепотом сказал Гриша.

И тут же услышал начальственный окрик:

— Что за люди?

Наперерез бежал к ним, выпучив глаза, мордастый мужчина в черной папахе, в коротком, крытом сукном полушубке с меховым воротником.

— Эй, сторож! Сторож! Черт!..

Не сговариваясь, Кузнецов и Шумов подскочили к нему, сбили с ног; мордастый заорал неистово.

Кузнецов, прижимая его к мерзлой земле, пробормотал:

— Карманы, карманы надо проверить, нет ли револьвера.

Револьвера у мордастого (Гриша догадался, что это и был мастер сборочного цеха) не оказалось, а свисток был; Кузнецов отобрал его и швырнул подальше — к воротам.

Телепень с Гришей подняли вдвоем дубовый кряж, подбежали к зданию цеха, где на тесовых воротах, на железном болту, висел огромный замок.

Они высоко подняли кряж, раскачали… Ударили — и замок, сделанный на совесть, устоял! Грише с необычайной резкостью запомнилось косо, «елочкой», сбитые гладкие доски ворот с коричневыми глазками от соструганных сучков, массивный, похожий на рельс болт…

Мастер в руках Кузнецова обмяк, запросился:

— Братцы… я что ж… я человек подневольный!

— Лежи смирно! — велел ему Кузнецов и бросился помогать Шумову с Телепнем.

Теперь уже три пары сильных рук, подняв кряж, кинули его с размаху в дужку замка. Слышно стало, как за запертыми воротами цеха возник тревожный гомон…

Мастер привстал, воровато оглянулся и со всех ног побежал к проходной будке.

— Свисти! Подымай тревогу! — крикнул он, подбегая к сторожу.

В эту минуту дужка замка от очередного — четвертого по счету — удара наконец отлетела, ворота распахнулись, из цеха с грозным гулом хлынула толпа рабочих.

Один из них крикнул отчаянно:

— Убежал!

И тут произошло то, чего никто не ожидал.

Вероятно, и для самого сторожа собственный его поступок был неожиданным: с испуганно-оторопелым видом он схватил в медвежьи свои объятия вбежавшего в проходную мастера и выволок его назад — на заводской двор.

— Баранья голова, — потерянно бубнил сторож, — подумал бы толком — разве можно против народа?

— Товарищи! — приподнявшись на носках, закричал во всю силу низенький, коренастый мастеровой. — Соблюдай порядок! Не допустим самосуда!

— Тачка где? — крикнул кто-то. — Тачку сюда живей!

— А мешок готов?

Мастер опять взмолился, лицо у него стало иссиня-белым, с черными крапинами на щеках.

— Братцы…

Низенький усатый мастеровой, разгоряченный, дыша тяжело, подошел к грузчикам:

— За помощь, друзья, великое спасибо! Низко вам кланяемся! — Он и на самом деле скинул барашковую шапку, поклонился в пояс. — А теперь просим: не оставайтесь здесь более ни минуты.

Гриша понял, что низенький был здесь вожаком.

Двое рабочих с расторопной поспешностью и с таким видом, будто делали они это уже не раз, напялили на испуганного мастера белый мешок, должно быть, из-под муки.

Гриша задержался всего на одну секунду — поглядеть, что будет дальше.

Уже прикатили откуда-то одноколесную тачку — должно быть, она стояла где-нибудь наготове… Мастер с отчаянием забарахтался в мешке. На тачку, опершись рукой о плечо молоденького мастерового, вскочил низкорослый человек (это и есть Тулочкин, подумал Гриша) и необычайно сильным для его роста, далеко слышным голосом начал:

— Товарищи! Доколе будем терпеть издевательство жандармского охвостья? Доколе…

— Ну, брат, теперь ходу! — встревоженно сказал Кузнецов. — Теперь у них уж пошли дела свойские… Через пять минут прискачет полиция.

Трое грузчиков через проходную вышли на площадь. Гришу удивило, что она оказалась безлюдной; только с самого ее края, поближе к Черной речке, сидели на корзинках три женщины, укутанные в теплые платки: должно быть, торговки печеными яйцами, оладьями — всякой снедью, которую разбирали у них по дороге на работу мастеровые.

— Чисто сработано! — оглядываясь назад, похвалил Телепнев. — Фараоны поспеют как раз к шапочному разбору.

Грузчики уже вернулись на пристань, когда через широко распахнутые ворота завода рабочие выкатили на площадь тачку с мастером: из завязанного мешка у него торчала только всклокоченная, с выпученными глазами голова.

• Предыдущая
• 33/77
• Следующая