Черный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной - де Ваал Томас - Страница 51

Оставленное Шильтбергером описание этой территории со смешанным населением соответствует истории правления мусульманских ханов и армянских меликов, которые управляли этим краем, как правило, независимо друг от друга, но иногда и совместно. С течением веков состав населения Карабаха из-за набегов завоевателей, голода и миграции менялся весьма существенно. Дополнительная сложность связана с тем, что большая часть азербайджанского населения вела кочевой образ жизни. Европейский аристократ барон фон Хакстхаузен, совершивший в 1843 году путешествие по этим землям, пишет:

"Татары и армяне Карабаха образуют пестрое и смешанное население, первые в основном ведут кочевую жизнь и в летнюю пору, засеяв свои поля, скитаются по краю, а осенью получают скудный, но достаточный для выживания урожай. Они кочуют по горам, где есть густые леса и тучные пастбища, а в жаркие месяцы поднимаются в районы вечных снегов, где расположены поселения кровожадных курдских татар. В осеннюю пору они спускаются снять урожай на равнины, которые в дождливый сезон становятся прекрасными пастбищами для их скота. Это зажиточный и гостеприимный народ: отдельные татары владеют многотысячными табунами лошадей лучших пород" (3).

Учитывая факт сезонных миграций, мы должны с большой осторожностью относиться к демографической статистике XIX века. Представляется вполне вероятным, что большинство населения в высокогорных районах Карабаха составляли летом азербайджанцы, а зимой – армяне.

Несмотря на это, историки как в Азербайджане, так и в Армении умудрились создать противоречивые версии истории региона, которые обращены в глубину веков, если не тысячелетий, и заявляют о непрерывном армянском или азербайджанском присутствии в этом крае. И, разумеется, не удовлетворяясь отстаиванием своих историографических доводов, они всячески принижают доводы противоположной стороны. Как в Армении, так и в Азербайджане можно услышать, что другой этнос – это самые настоящие "цыгане", то есть кочевой народ, который никогда не знал истинной государственности.

Армянская версия говорит о непрерывающейся традиции армянского владычества в Карабахе, восходящего к древнему царству Арцах две тысячи лет назад. В не столь далекие времена карабахские мелики трактуются как могущественные князья, при этом роль мусульманских суверенов всячески приуменьшается. Армяне не забывают подчеркнуть, что в конце XVII века карабахские мелики обратились одновременно к папе римскому, баварскому курфюрсту и Петру I с просьбой о защите от соседей-мусульман. Когда же Армения оказалась под пятой Оттоманской империи, карабахские мелики держались до последнего. Именно в Карабах в 1822 году бежал, спасясь от оттоманского плена, Ефрем, католикос Эчмиадзина.

У армянских историков-патриотов есть явное преимущество – надгробные надписи, которые собирает Самвел: они выступают как бы в роли немых свидетелей прошлого армянского народа. Однако, эта версия истории обходит молчанием многие дружественные и деловые союзы, заключенные в прошлом двумя этническими общинами этого региона. В 1724 году, например, карабахские армяне и азербайджанцы из Гянджи заключили договор о совместной защите от Оттоманской империи (4). И если мусульмане оставили после себя мало свидетельств в камне, то не потому, что их тут не было, а потому, что они в меньшей степени были склонны к оседлости. Они, конечно, строили и караван-сараи, и мосты, но все же их непреходящими культурными достижениями оказались куда менее осязаемые артефакты, такие как песни и ковры.

Армянские националисты используют два основных аргумента, чтобы очернить своих соседей. Один аргумент заключается в следующем: так как большинство из них были "кочевниками", то они представляли низший класс по отношению к оседлым сельским жителям. Отвергая претензии беженцев из Кельбаджра, Самвел сказал мне: "Те, кто потерял свои дома, – это местные жители в третьем, максимум в четвертом поколении. Они же были кочевниками, и царь силой заставил их осесть в этих местах". Другое направление атаки – сам Азербайджан: это, мол, искусственное образование было создано только в двадцатом веке и посему у его граждан меньше "исторических прав".

В одном из интервью в феврале 1988 года писатель Зорий Балаян надменно заявил: "Мы можем понять термины "Грузия", "Россия", "Армения" – но только не "Азербайджан". Употребляя это название, мы подтверждаем факт существования такой страны" (5). Это напоминает знаменитое изречение, приписываемое Голде Меир, заявившей, что палестинцы "никогда не существовали" как народ.

В ответ азербайджанские историки могли бы с успехом сконцентрировать свои усилия на изучении богатой истории сефевидского периода, когда Карабах был частью тюркоязычной династической империи с центром в северном Иране. Глубокое исследование этой эпохи могло бы пролить свет на удивительную и разнообразную историю Карабаха в промежутке между XVI и XIX веками.

Но они этим не занялись. Вероятно, по причине того, что советским политикам для подкрепления историй новых союзных республик требовались буквальные примеры доморощенной государственности, азербайджанские ученые воспользовались другим маршрутом. Роль главного историка-патриота досталась весьма противоречивой фигуре. Зия Буниятов по крайней мере мог претендовать на звание настоящего бойца. Солдатом Красной Армии он прошел во Вторую мировую войну через всю Европу, дошел до Германии. На его глазах над Рейхстагом в 1945 году водрузили красное знамя Победы. За свои боевые заслуги он был удостоен золотой звезды Героя Советского Союза. Награда помогла ему сделать успешную научную карьеру и стать видным историком-кавказоведом. Позднее Буниятов пошел в политику. Его противоречивая карьера завершилась загадочным убийством на пороге собственного дома в феврале 1997 года.

Одно из самых ранних исторических наблюдений Буниятова было хорошо обосновано. Он одним из первых среди историков заметил, что добрая часть армян в Армении и в Карабахе были потомками иммигрантов XIX века. В 1828-1830 годах, вскоре после завоевания юго-западного Кавказа, Россия переселила 57 тысяч армян из Турции и Ирана в Армению и Нахичевань. Небольшие группы осели также в Карабахе, где армяне-выходцы из Персии основали селения Меликджанлу, Цакури и Марага. Историки пока что не пришли к окончательному выводу, какую долю девятнадцатитысячного армянского населения Карабаха в 1830-е годы составляли поселенцы (половину, четверть, десятую часть?), но очевидно, что их там было немало.

Этот интересный исторический нюанс пробивает брешь в теории "непрерывной генеалогии" карабахских армян. Азербайджанских полемистов, впрочем, интересовали не бреши, а сокрушительные удары – вот почему Руфат, владелец чайной в парке Самеда Вургуна в Баку, втолковывал мне, что русский поэт Александр Грибоедов, служивший российским послом в Персии, в 1820-е годы привез "всех армян" на Кавказ.

В 2001 году выходящая в Баку объединенная азербайджанско-чеченская газета прибегла к "аргументу Грибоедова", чтобы выразить поддержку освободительной войне чеченцев, отвлекаясь при этом от аналогии между стремлением чеченских сепаратистов отделиться от России и стремлением армянских сепаратистов отделиться от Азербайджана. В редакционной статье было сказано: "В отличие от армян, размещенных из Турции и Ирана в XIX веке в Карабах, чеченцы живут на земле предков. По этой причине никто не имеет права лишить чеченцев жить на своей земле" (6).

Спор вокруг событий XIX века выглядит мелкой перепалкой в сравнении с битвами на переднем крае войны между армянскими и азербайджанскими историками: речь идет о периоде средневековья, а также о старинных церквях и кладбищенских памятниках, таких как Урекаванк, который изучает Самвел Карапетян. Спор ведется относительно таких фигур, как правивший независимым княжеством в Карабахе князь Хасан-Джалал, который выстроил красивейшие монастыри и чей кинжал, украшенный армянскими надписями, ныне выставлен в Эрмитаже в Санкт-Петербурге. Можно предположить, что владельцем этого кинжала был армянин – что вполне логично, применительно к XIII веку. Но все не так просто.