Опасный возраст - Хмелевская Иоанна - Страница 50

• Предыдущая
• 50/77
• Следующая

Мобилизовав всю силу воли, я проглотила снадобье, деревянным шагом продефилировала к столу и с горя хлебанула пива. Вывод все тот же: что переживем, все наше…

Позднее мой сын очень даже полюбил эту гадость. С ужасом наблюдала, как таскает в карманах ком черной клейковины и с удовольствием отщипывает по кусочку. Меня просто мутило.

На том же приеме у шефа я пережила очередную встряску. Из всех красиво оформленных блюд нечто мне показалось фруктовым салатом со взбитыми сливками. Положила себе на тарелку, к счастью, немного, попробовала. Салат? Да, возможно, и даже фруктовый, но несколько оригинальный: остро наперченный, а к нему действительно сладкие взбитые сливки! Этим сопоставлением мои возможности исчерпались.

Датская торговля то и дело оглушала меня. Я заранее приступила к закупкам рождественских подарков для семейства, уже купила автомобильчики для Роберта — могла наконец доставить ребенку такое счастье, забежала еще в один магазин — он закрывался — и снова пережила потрясающие минуты. Вперлась нерешительная баба, сама не ведающая, что хочет, морочила продавца, когда магазин уже закрыт, привередничала, а он держался так, словно встретил величайшее счастье жизни: нет ничего прекраснее меня — болтает по-французски, разбрасывает уже уложенный товар! Хорошо еще, что хоть что-то у него купила!

Памятуя о финансовой ситуации, оставленной дома, я с самого начала старалась выслать какие-нибудь деньги. В мастерской получала лишь скромные авансы, весь заработок могли выплатить лишь после получения разрешения на работу, поэтому в основном ехала на сбережениях Алиции. Быстро сориентировалась, что торговые расчеты гораздо выгоднее банковских, через банк получалось десять злотых за крону, а вот за товар… Хо-хо! Одни только теплые рейтузы приносили целое состояние: в Копенгагене стоили восемь с половиной крон, а у нас по триста пятьдесят или даже четыреста пятьдесят злотых, губки для мытья машин здесь по кроне восемьдесят, а там по пятьдесят злотых! Две посылки здесь около ста крон, а мои там получат более четырех тысяч…

В письмах из Дании до сих пор сохранились мои волосы, которые вырвала с отчаяния на своей голове. Среди моей дорогой родни не нашлось ни одного человека, умеющего продавать. Насчет матери иллюзий сразу не питала, Люцина скорее раздала бы эти рейтузы даром на любом перекрестке, лишь бы посмотреть на выражение лиц одаренных людей. Войтек, ясно, продал бы, но денежки пустил бы на собственные нужды, старший сын еще слишком молод, не знаю, как отец и тетя Ядя, но, кажется, их не допускали к кормушке. Я ужасно жалела, что умерла бабушка, — вот кто обожал торговать! Все первые недели в Дании ушли на отчаянные попытки стимулировать семейство — результаты были никудышные. Не удалось мне обогатиться.

Равно тяжко было допроситься услуги мне. Я умоляла прислать холесол, рафахолин, сигареты, порошки от головной боли, водку для подарков, посылка приходила одна и один раз в несколько месяцев — дьявол их попутал или что?.. Алиция попросила Янека сделать ей фотокарточки для паспорта, в Варшаве остался негатив, всего-то дел — проявить карточки; через полгода он прислал двенадцать штук формата почтовых открыток Алиция яростно добивалась от меня, откуда ей взять двенадцать хахалей, коих следует одарить портретами, я предложила завести-таки одиннадцать штук, потому как одно фото заберу я…

Зарплату в мастерской мне увеличили раньше, чем получила разрешение на работу. Сперва платили двенадцать крон в час, через несколько недель пришел зам шефа и подсунул мне под нос сумму в четырнадцать крон, записанную на газете. Меня глубоко растрогали связанные с этим формальности…

Один из наилучших номеров в моей жизни я исполнила в Дании на Рождество.

Нас с Алицией пригласили в изысканные апартаменты господ фон Розен, одним или двумя этажами ниже. Сейчас мне представляется, двумя, а на глаз помню окна ниже одним этажом, потому за точность головой не поручусь. Мы предполагали, что нас пригласят, и я заблаговременно потребовала прислать из Польши подарок. Наверное, изрядно скандалила, ибо подарок прибыл вовремя — серебряный подсвечник на три свечи, такой красивый, что мне захотелось оставить его себе. К сожалению, свечи в нем были наши, отечественные, восковые.

Алиция обладала врожденным чувством такта, я — нет, поэтому в ее обязанность входило соблюдать этикет. Мы оделись в элегантные черные платья, недоставало лишь украшений. Цепочка, браслет и кольцо у меня были, у Алиции кое-какие украшения тоже нашлись, но на нас двоих пришлась лишь одна пара клипс. Мы подумывали, не прицепить ли себе на нос по одной и заверить, в Польше, мол, такой обычай — на Рождество клипса в носу. Пришлось от идеи отказаться — украшение на носу явно нам не шло.

В Дании строго соблюдалась пунктуальность: нельзя ни опоздать, ни прийти слишком рано. У нас задача весьма облегчалась тем, что в окно мы видели прихожую господ фон Розен и могли в подходящую минуту проскользнуть среди гостей — Боже упаси, не первые, но и не последние.

— Где смысл и логика, — критиковала я такой абсурд. — Смотри, стоят в очереди с пальто в руках, словно в театральной раздевалке. Минут пятнадцать будут раздеваться!

— Мы же без пальто, — резонно возразила Алиция. — Какое тебе дело, сейчас самый удобный момент. Не пялься ты в окно, пошли!

Столовая фон Розенов занимала площадь с большой овин, за столом сидело двадцать четыре человека, к сожалению, мы с Алицией оказались на разных концах. Рождественское блюдо — гусь с многочисленными приправами (гусей, конечно, было несколько, одного не хватило бы), прислуживала молодежь со столиками на колесах, а на самом столе красовались в основном всякие предметы сервировки и украшения. Впервые здесь я столкнулась с распространенным в Дании обычаем — передавать блюда друг другу из рук в руки. Хочет человек кушанье или нет, значения не имеет, блюдо следовало взять, иначе особа, держащая его пред тобой, застынет так на веки вечные. Не случилось и минуты, чтобы хоть один из вкушавших не держал в руках какой-либо части сервировки. О другом кошмарном обычае Алиция мне сообщила: не брать на тарелку сразу много, ибо повторение неизбежно. Человек, воспитанный в высшей степени, накладывает на тарелку трижды, минимум хорошего тона требует двух раз. Доесть полагалось все.

По одну сторону от меня сидел хозяин дома, с которым я разговаривала на трех языках одновременно — по-французски, по-немецки и по-английски, если по-французски не хватало слова, я беззаботно заменяла его немецким или английским, разумеется, ненароком вспомнив. Поэтому, наверное, господин фон Розен производил впечатление человека, слегка оглушенного. По другую сторону моей соседкой оказалась совершенно глухая тетушка хозяина дома, с которой можно было спокойно беседовать хоть по-польски, причем мы обе сохраняли весьма приятное выражение лица. Гуси удались на славу, и все шло хорошо до десерта.

На десерт подали миндальный крем, огромные снежные вершины на специальных тарелочках. Я бросила взгляд на Алицию: она рубала этот крем как машина, брала снова и снова и все пожирала. Я удивилась — ведь она не любила сладкое, предпочитала, как известно, селедку. Глядя на нее, я сделала вывод — так, видно, принято, и последовала ее примеру. У меня на зубах хрустнул миндаль, что вполне естественно, ибо крем миндальный и, конечно, мне попалась миндалинка. Наконец крем пожрали весь, и наступило легкое замешательство, которого я не уразумела, поскольку замешательство проявилось по-датски.

Алиция не успела мне объяснить заранее.

А дело в том, что в Англии на Поклонение Волхвов, в Дании на Рождество Христово выбирают миндального короля. Королем становится тот, кто обнаружит у себя в креме миндальное зерно. Миндалины никто не обнаружил, и на хозяев дома пало подозрение: миндалину вообще не положили в крем, a de facto [11]никто этого миндаля не обнаружил по простому поводу — я его слопала. Хрустнул ведь на зубах. Насчет обычая понятия не имела, во-первых, а во-вторых, не стану же ковырять во рту в чужом аристократическом доме! Ужас, полный позор, дикарка с востока…

• Предыдущая
• 50/77
• Следующая