Новогодний детектив (сборник рассказов) - Ситникова Людмила - Страница 47

– На следующем светофоре налево, – обратилась моя спутница к водителю.

– Я знаю, – меланхолически откликнулся он.

– Может, надо было Настю в городскую больницу отвезти? – задумчиво вопросила Катя.

– Дело сделано, – отрезал я. И вдруг, неожиданно даже для себя самого, предложил: – Навестим ее завтра?

– Завтра? – удивилась девушка и воскликнула с деланым энтузиазмом: – Конечно, навестим! – Я не понял, была ли тут игра в расчете на уши шофера или, напротив, вдруг возникшее реальное намерение. Она глянула в окно и сказала водителю: – Следующий поворот во двор.

Сердце у меня сжалось: сейчас она исчезнет, и мне придется тащиться на унылую дачу, которая уже потеряла для меня всякое очарование.

Такси остановилось у подъезда серой стандартной девятиэтажки. Екатерина полезла в сумочку, но я достал портмоне и спросил шофера:

– Сколько с нас?

– По специальному новогоднему тарифу – тысяча.

– Может, поедешь дальше, этим же такси? – шепотом, чтоб не слышал шофер, спросила меня девушка.

– Я выйду здесь, – так же тихо ответствовал я и протянул водителю тысячную купюру, добавив сто рублей. – С Новым годом!

– Спасибо, вы нас очень-очень выручили, – сказала Катя. И спросила участливо: – Где ж вы-то сами будете Новый год встречать?

– А-а, – махнул рукой водила, – мы договаривались со Стаканычем безалкогольного шампанского выпить, да мне не очень-то и хотелось. Выпью один, домой позвоню. У меня все равно на час вызов.

Вылезая из машины, я посмотрел на часы. Без четверти.

Дверцы захлопнулись, авто рвануло по неразъезженному снегу, и мы остались вдвоем.

В девятиэтажке и других, точно таких же домах вокруг светились, казалось, все без исключения окна. Доносилось веселое ликование телевизора.

– Извини, – сказала Катя, покусывая губу. – Я никак не могу привести тебя с собой.

– Мы еще встретимся, – ответил я.

– Хорошо.

– Давай и вправду завтра у малышки. Я действительно собираюсь ее навестить.

– Я тоже.

– Я запишу твой телефон.

– Конечно.

Она продиктовала номер, я вбил его в мобильник и тут же позвонил ей, чтобы мои десять цифр отпечатались в ее аппарате.

– Запиши, – улыбнулся я, – что я – Максим Березин, отец твоего ребенка.

Она никак не прокомментировала мою шутку.

– Ну пока, – она протянула мне руку.

Я взял ее руку в свою, и тут меня как прорвало. Наверно, от отчаяния, что мы расстаемся.

– Подожди! Послушай! Ведь тебе не хочется уходить! И я не хочу, чтобы ты уходила! Останься, встретим Новый год вместе. Прямо здесь! У меня есть шампанское. Ты же знаешь: как встретишь Новый год, так его и проведешь! А я хочу… Я хочу провести его с тобой!

В ее лице что-то дрогнуло. Мне показалось, что она вот-вот согласится, но тут хлопнула дверь подъезда, и на мороз вылетел двухметровый шкаф в пиджаке, галстуке и в тапочках.

– Ты че тут делаешь?! – немедленно потянул он на меня. И тут же гаркнул Екатерине: – Ты кого это привела?! Проститутка!

Я оценил диспозицию и тихо бросил верзиле:

– Полегче с дамой.

– Ты!.. – кинулся он на меня. – Ты меня еще учить будешь?!

– Костя, Костя! – уцепилась за его плечо Катя. – Не надо!

Но мужик легко стряхнул ее руку и, матерно ворча, стал наступать на меня, пытаясь схватить за грудки. Я легко отвел его руку. Он неуклюже замахнулся и – самбо, самбо, самозащита без оружия – тут же пропустил мой удар в нос.

– Ой-ей-ей! – он схватился обеими руками за лицо. По его небойцовской реакции я понял, что он уже успел изрядно поднабраться и еще – что он трус.

Катя растерянно глянула на меня.

– Поздравляю, – холодно молвил я. – Достойный выбор.

– Не все так просто, – тихо возразила она. И совсем шепотом добавила: – За любовь надо уметь бороться. – И мягко обратилась к своему плачущему шкафу: – Пойдем, Костя, в дом. До Нового года пять минут.

Я не стал ждать, пока она уведет своего охламона, развернулся и ушел.

На душе было тоскливо.

На улице я слышал, как синхронно бьют куранты во всех квартирах, как все орут «Ура!» и «С Новым годом!», как хлопают пробки шампанского. А я брел по заснеженной улице и думал: «Вот именно, как встретишь – так и проведешь». Но больше всего мне почему-то было жалко не себя и не Новый год, а мою девушку. Катю.

…Остаток новогодней ночи я провел в баре «Двойная доза» городка Щ. Ехать к друзьям на дачу решительно не хотелось.

Пускать внутрь заведения меня не желали: «Мест нет!» – «Я посижу у стойки!»

Я все-таки прорвался и к двум часам изрядно нагрузился. Я выкурил одну из тех сигар, что вез друзьям. Девушки хорошо идут на запах «коибы», и вокруг меня уже вилась новогодняя пташка – честно говоря, в тот момент мне совершенно не интересная. Однако, чтобы досадить Кате, я готов был познакомиться поближе…

И тут вдруг пришла эсэмэска. От нее. «Прости меня. Но я правда хочу тебя видеть. Давай завтра в полдень, где договаривались».

Я засмеялся. Хлопнул на радостях еще один виски и стремительно начал трезветь. Назавтра мне хотелось быть в форме.

На самой первой электричке я вернулся домой и завалился спать.

…У пьяниц и влюбленных сон короток, и в девять я уже был на ногах, как ни странно, бодрый и выспавшийся.

Я заставлял себя не думать о Кате. Только о малышке. Ее судьба тоже взволновала меня. Не настолько, конечно, как отношения с Катей, но все-таки сильнее, чем я рассчитывал.

И потом: всегда, во все времена, забвение от несчастной любви мужчины находили в работе. А суть моей работы во многом заключалась в том, чтобы добывать информацию. Анализировать, сопоставлять…Наблюдать, выслеживать…

«Интересно, кто она, мать девчушки? – размышлял я, принимая душ, а потом заваривая себе кофе. – И такое варварство – бросить новорожденную на рельсы?! Если от нежеланных детей избавляются, то обычно все-таки менее бесчеловечными методами. Например, оставляют в роддоме. Ну или забывают на пороге больниц. В самом ужасном случае – просто выбрасывают на мороз… И потом: ребеночку уже месяц, сказала Катя… Ах, Катя, Катя, ты всплываешь в памяти и делаешь меня безвольным! Мне хочется думать о тебе, грезить о твоих глазах и губах, предвкушать нашу встречу…»

Сделав над собой усилие, я вернулся мыслями к малышке:

«Итак, девочке – месяц. Поэтому… Непохоже, чтобы решение бросить ребенка было у матери выверенным, хорошо обдуманным. Когда матери все взвешивают и понимают, что, допустим, не могут кормить, или некому ухаживать, или нет денег, чтоб вырастить, – они избавляются от ребенка еще в роддоме. Или сразу после… Но, по-моему, не тогда, когда мать уже повозилась с новорожденным, начала его выкармливать, заботиться, привязываться… А бросить на рельсы, под электричку – это похоже на ослепление, внезапное помешательство, бред… На изощренную, извращенную месть…»

Я замер с кружкой кофе у окна. Все дома напротив спали, в серой поземке новогоднего утра на улице не наблюдалось ни единого человека…

«Именно месть?.. – продолжил размышлять я. – Да, да! Это слово здесь очень кстати… Похоже на правду… Да, месть!.. Порой безумные матери мстят своим близким через собственных детей… Была одна такая даже в греческой мифологии… Как ее там? Антигона? Листистрата?.. Нет, кажется, Медея!..[1] Итак, наша мамашка, бросившая младенца на рельсы, мстила – примем сей факт как версию… Мстила – но кому? И за что? Самой себе? Собственным родителям? Отцу?»

Тут я вспомнил кое-какие детали нашего вчерашнего происшествия, и неожиданная, странная идея вдруг пришла мне в голову.

Хм!.. Хорошенько обмозговав догадку, я подумал, что она имеет право на существование, и решил проверить.

В Интернете отыскал телефон нужной организации. Позвонил. На другом конце провода не спали – работа такая! – и довольно охотно вывели меня на искомого человека. Очень помогает в расследованиях представляться последним милицейским званием – капитан. И еще приятно, что у меня хорошая память.