Отбросы - Хатсон Шон - Страница 1

• 1/55
• Следующая

«Spawn» 1983, перевод Т. Мягковой

Трепыхание крылышек заключенных в банку комаров-долгоножек напоминало таинственные шорохи ночи. Гарольд Пирс поднес банку к уху и прислушался. Глядя на трех беспомощных насекомых, пытавшихся вырваться из стеклянной тюрьмы, он улыбнулся. Наверное, их привлекает свет, думал он, как и мотыльков. Но Гарольда не интересовали мотыльки, они слишком быстро двигались. Их трудно поймать. А вот комарики-долгоножки — другое дело: легкая добыча. Он улыбнулся, произнеся вслух: «долгоножка», и подавил смешок. Его мать звала их «томми», и это звучало еще смешнее. Сейчас она спала в комнате, отделенной от спальни Гарольда узким коридором, и, как ни странно, одна. Гарольд не мог вспомнить всех мужчин, которых она приводила домой, да и не пытался. Все, что он знал, — так это то, что его отец никогда не вернется.

Джек Пирс погиб под Дюнкерком шесть лет тому назад. С тех пор мать Гарольда развлекала бесконечный поток мужчин. Иногда Гарольд видел, как, прощаясь, они оставляли деньги, но, будучи четырнадцатилетним подростком, не имевшим обыкновения разговаривать с незнакомцами, он никогда не спрашивал, почему они это делали. Однажды ночью он прокрался к комнате матери и стал подглядывать в замочную скважину. Кроме нее, там было еще двое мужчин. Все смеялись, и Гарольд учуял запах алкоголя. Все трое были голые, и мальчик, довольно долго наблюдавший за этой троицей, был озадачен происходящим между ними.

Вскоре после той ночи мать объявила, что у него будет брат или сестра. В положенный срок появился младенец, и Гарольда потащили в церковь на крещение. Его удивило, что, кроме него и матери, на церемонии никто не присутствовал. Честно говоря, большинство соседских женщин избегало общества матери. Они, правда, равнодушно здоровались с ней на улице, но это было всего лишь мимолетным приветствием и ничем больше.

Гарольд еще раз поднес к лицу банку с комарами-долгоножками, размышляя, может ли их писк дать ответы на интересовавшие его вопросы.

Он опустил банку и оглянулся на своего маленького брата Гордона. Ребенок спал, лежа на спине. На его лицо была наброшена фланелевая пеленка. Стало с некоторых пор невыносимо делить детскую с братом. Вначале все шло нормально. Гордон спал в своей колыбельке в комнате матери. Но едва ему исполнился год, его переселили к Гарольду. А это означало, что Гарольд должен был ложиться спать, когда укладывали младшего брата, что обычно происходило в семь часов вечера. Большую часть времени Гарольд обычно проводил у окна, наблюдая за тем, как другие дети там, внизу, на улице, гоняют большой старый кожаный футбольный мяч. Со своего наблюдательного пункта он следил за ними до девяти вечера, пока родители не загоняли всех домой. Потом Гарольд включал ночник и смотрел, как в открытое окно влетают комары и мотыльки.

Гордон спал крепко. А когда шевелился во сне, из его кроватки неслись негромкие гукающие звуки. Нейлоновое стеганое одеяльце сбилось в ногах. На одеяле были вышиты кролики. Около массивной деревянной кроватки лежала кипа пожелтевших газет. Гарольд не очень хорошо читал, но знал: это все «Ньюс кроникл». А вот зачем мать их хранила, он понятия не имел. Внизу, возле угольного камина, валялась еще одна стопка газет — ими мать разжигала по утрам огонь. Может быть, и газеты в его спальне предназначались для той же цели?..

Пристроив на подоконнике банку с долгоножками, он свернулся клубочком в углу кровати и пролежал так довольно долго. Ночь была тихой и безветренной, где-то поблизости патефон играл «Нитку жемчуга». Какое-то время Гарольд прислушивался к музыке, затем слез с кровати и прошлепал к двери. Холод линолеума обжег босые ноги, и он с шумом втянул в себя воздух, на цыпочках пробегая коридор, ведущий к комнате матери. Портрет Георга VI в раме равнодушно взирал на то, как мальчик бесшумно повернул ручку двери и заглянул в нее. Мать спала. Черные волосы рассыпались по подушке и падали на лицо неопрятными прядями. Несколько долгих мгновений Гарольд стоял и следил за тем, как мерно вздымается во сне ее грудь. От сильного запаха лаванды, ударившего в ноздри, он чуть не закашлялся. В конце концов, довольный тем, что мать, похоже, не помешает ему, подросток мягко прикрыл за собой дверь и на цыпочках возвратился в свою комнату.

«Нитка жемчуга» сменилась «Полночной серенадой», но он уже не прислушивался к мелодии, так как сосредоточился на том, чем собирался заняться сию минуту. Засунув руку под подушку, выудил коробок влагостойких спичек, какое-то мгновение сжимал его в потной ладони, потом потянулся за стеклянной банкой.

Едва Гарольд начал отвинчивать крышку, как долгоножки с возросшим усердием принялись бить крылышками, словно в предвкушении свободы. Сняв крышку, мальчик поднес банку к глазам, следя за тем, как насекомые подбираются к горлышку стеклянного сосуда. Молниеносно он схватил одного комара за перепончатое крылышко и вытащил, тут же прикрыв банку крышкой.

Насекомое билось в его руках, пытаясь освободиться, но Гарольд немедленно оторвал у него оба крыла. То же он проделал и с тремя ножками. Несчастное создание упало на газету, откуда еще тщетно пыталось спастись бегством. Пару секунд Гарольд наблюдал за его беспомощными движениями, потом взял спичечный коробок и вынул из него спичку. Вспыхнуло оранжевое пламя, и запах серы тут же проник в ноздри. Мальчик наклонился и стал держать спичку в дюйме от долгоножки — трепыхание насекомого стало еще более неистовым. Гарольд поджег еще одну ножку, наблюдая, как длинная и тонкая конечность на глазах сокращается наподобие скручивающегося горящего волоса. Насекомое перевернулось на спинку, отчаянно суча двумя оставшимися ножками и неистово дергая крошечной головкой. Гарольд спалил еще одну конечность, прижал догорающую спичку к крошечному животику. Послышалось слабее шипение, головка несчастного создания и оставшаяся ножка задвигались с невообразимой скоростью.

Мучитель поспешно зажег еще одну спичку. Эту он держал прямо над насекомым, хихикая при виде того, как судорожно подергиваются крошечные культи, когда он приближает к ним пламя. Наконец он бросил спичку на комара, с улыбкой наблюдая за его кремацией. Желтое пламя стремительно пожирало крохотное тельце. В воздух поднялась струйка серого дыма. Когда спичка догорела, Гарольд взял другую и ткнул ею в почерневшие останки.

Необыкновенно возбужденный, он засунул руку в банку и выудил еще одного комара. Этого он держал за крылышки, а снизу водил горящей спичкой, пока не спалил ему ножки. Потом оборвал крылышки, чтобы насекомое не улетело, и бросил его на газету. Следующей спичкой он завершил процесс сожжения.

Для последней долгоножки он приготовил нечто необычное.

Взял пригоршню спичек и с величайшей осторожностью, терпением принялся укладывать их друг на друга, строя нечто вроде колодца. Внутрь воздвигнутого сооружения он бросил последнее насекомое, предварительно оборвав ему крылья. Затем положил сверху еще три спички. В общий погребальный костер пошло двадцать пять миниатюрных поленьев, и Гарольд, откинувшись назад, какое-то время любовался трудом своих рук. Было видно, как насекомое тщетно пытается выбраться наружу, просовывая свои длинные ножки в щели между спичками-поленьями.

В коробке еще оставалось с полдюжины спичек, и Гарольд зажег одну из них, с секунду понаблюдал за разгоравшимся пламенем, а затем поднес его к головке спички, лежавшей в основании импровизированной поленницы.

• 1/55
• Следующая