Звенит слава в Киеве - Озерецкая Елена - Страница 2

• Предыдущая
• 2/25
• Следующая

В глухой чаще бора было полутемно. Мягкий мох под ногами пружинил.

«Куда это меня занесло? — думал Андрей, пробираясь через чащобу. — И не пойму, в какую сторону идти надобно?»

Княжеской охоты давно уже не было слышно. Видно, далеко ускакали. А он вот остался. Обещал Анне ежа изловить.

«Выдумщица эта Анна! И зачем ей ёж понадобился? Где это слыхано, чтобы в княжеских хоромах ежей держали? Всё равно княгиня Ингигерда велит зверя выкинуть… Зря только я его в шапке таскаю…»

Впереди мелькнул просвет, и скоро Андрей вышел на большую, зелёную, усыпанную яркими цветами поляну. Прозрачный ручеёк, тихо журча, пробирался среди незабудок.

— Вот чудеса-то! — сказал Андрей. — Сроду не видал этого места!

В кустах громко зашуршало и тотчас стихло. Видно, звук его голоса напугал какого-то зверя. Приминая сочную траву, Андрей подошёл к ручейку напиться и вдруг у самой воды увидел что-то белое.

На ветке старого дуба тихо покачивался большой кусок полотна.

«Откуда здесь полотно?» — удивился Андрей, протягивая руку, чтобы пощупать ткань.

— Не трожь! — послышался сердитый шёпот. — Не трожь, не твоё!

Андрей круто обернулся.

Из кустов на него смотрели большие испуганные глаза. Тёмные растрёпанные волосы падали на загорелый лоб.

— А ну выходи, молодец! — засмеялся Андрей. — Не трону я ни тебя, ни твоего полотна!

Раздвинув ветви, на поляну выбралась девчонка-подросток, одетая в длинную, всю в заплатах, но чистую рубаху.

— Фью! — присвистнул от удивления Андрей. — Девка! Ты что здесь, в чащобе, делаешь?

— Не твоё дело, — сердито ответила девчонка, — ступай-ка ты прочь! Здесь место заповедное!

— Ишь, какая… — засмеялся Андрей. — Не просижу твоего места. Бери полотно да ступай нову рубаху шить. Вон твоя-то вся рваная — срам один.

— Беспонятный ты, — пожала плечами девочка, — разве полотно-то для меня?

— А для кого же?

— Берегиням, русалкам, на платье. Русальная ведь нынче неделя. Не голым же им ходить? Придут, как луна взойдёт, возьмут полотно, заведут хоровод, песни запоют, на ветках станут качаться…

Карие глаза мечтательно смотрели на тихую, прозрачную воду ручейка.

— Где ж ты живёшь?

— Да тут и живу.

— В лесу?

— Ну да.

— Одна?

— Почему одна? С дедушкой.

— А звать тебя как?

— Тебе-то зачем? Ну, Предславой кличут…

— Не христианское то имя…

Предслава нахмурилась и недружелюбно смерила взглядом Андрея.

— Ступай-ка ты, откуда пришёл. Что тебе до меня?

— Да это я так. По мне зовись как хочешь.

— А ты сам кто таков?

— Меня Андреем звать. С тех пор как мой отец в бою погиб, князь Ярослав меня в свой дом принял, с его княжатами жить да учиться…

— Вон ты из какого гнезда птица! — недобро усмехнулась девочка. — Ну, ступай, ступай назад. Со мной тебе делать нечего. Мы не княжеские…

— Почему ты меня гонишь? Или я тебе что худое сказал?

— Сказал, не сказал, а не ровня мы. Каждая птица своих держится. Уходи, говорю.

— Не пойду!

— Ну, коли так, я уйду!

— Обожди, Предславушка!

— Чего ты ко мне привязался! Хочешь княжеских на нас навести, чтобы прогнали нас с дедом?

— Никогда я того не сделаю!

— Правда ли? И не скажешь про меня никому?

— Ни словечка!

— А ну, поклянись!

— Богом клянусь!

Предслава внимательно посмотрела на красивое, открытое лицо мальчика.

— Ну, ладно, коли так. Помни же клятву свою. А теперь всё-таки ступай. Не ровён час, искать тебя станут да сюда забредут. Прощай!

— А можно мне ещё когда прийти?

— Ну, что ж, — усмехнулась Предслава, — приходи. Только, чур, молчок. Так?

— Так, Предславушка, так!

— А коли так — приходи на Ивана Купалу, заповедные травы искать.

И, звонко рассмеявшись, девочка исчезла в кустах. Андрей долго смотрел в ту сторону, где затих треск ветвей.

— Ишь ты какая, — удивлённо прошептал он, — Предслава.

Солнце уже клонилось к закату. Захватив шапку, в которой смирно сидел перепуганный ёж, мальчик пошёл прочь с поляны…

Уткнувшись лицом в бархатную скатерть, Анна горько и громко ревела. Святослав и Всеволод с хохотом передразнивали сестру, а Андрей уговаривал её перестать реветь.

В разгар этого шума вошёл Илларион.

— Что здесь такое деется? — изумлённо спросил он.

— Да вот, — засмеялся Святослав, — Андрей вчера ежа из лесу принёс, а мать ежа того из дому согнала на погреб, мышей ловить…

— Так о чём же ты кричишь, Ярославна? — покачал головой Илларион.

— Мой это ёж! Мой! — сердито всхлипнула Анна, растирая кулачками красные глаза и распухший нос.

— Глупости какие придумываешь… На что тебе зверь лесной? Ин хватит, — строго заметил Илларион, — учиться время. Садитесь все.

— Про Владимира Красное Солнышко говорить станешь? — обрадовался Всеволод.

— Про него. Унялась, Ярославна?

— Унялась… А ежа всё равно жалко…

— Ну, слушайте… Дедушка ваш, князь Владимир Святославович, великим был мужем. Объединял он города русские, и протянулась земля наша в Карпатах до самого Кракова. С другой стороны подошла межа русская к земле пруссов, присоединил князь ко Киеву племена вятичей да радимичей и всех собрал во единое великое государство Киевское. Стала Русь славна по всем странам заморским, могущественна, ведома и слышима всеми концами земли. Богатым повелителем прослыл князь Владимир в чужедальних краях, а держава Киевская наибольшей считалась из всех других и паче всех почтена и просвещена была.

— Потому и прозвали дедушку Красным Солнышком? — спросил Всеволод.

— Потому, да не только потому, Ярославич. Лют был князь до врагов, да ласков и милостив для друзей. В мире и в любви жил Владимир Святославович со всеми окольными государями: и с Болеславом Польским, после замирения полюбовного, и со Стефаном Венгерским, и с Андрихом Чешским. Для Руси же был подлинным Красным Солнышком. Лучами познания осветил тьму невежества.

— Как это? — удивилась Анна.

— А так, что повелел он открыть в славном нашем граде Киеве школы, и в школах тех обучались дети книжному учению, языкам иноземным и цыфири. Нужны стали Руси в её величии люди учёные, кои могли бы об государстве думу думать и с чужеземными странами достойно дела вести. Но однако ж, и не это самое главное.

— Ещё и не это? Больше чего же надобно?

— Полно перебивать меня, Ярославна! Сам скажу, что положено. Главное — то, что из тьмы языческой вывел князь Русь великую и озарил светом единого господа бога. Окрестил Владимир всех людей на Руси, и стала она страною христианскою. А и сам, окрестившись, князь взял в супруги греческую царевну той же веры, Анну по имени.

— Бабушку нашу? — обрадовалась Анна.

— Н-нет… — замялся Илларион. — Матушкой князя Ярослава другая была. Княжна полоцкая, Рогнеда.

— Померла она, что ли?

Вопросы Анны явно не нравились Иллариону.

— Не помирала. Оставил её князь для греческой царевны. Да что ты привязалась ко мне, Ярославна? Не о том речь идёт. И было всего у Владимира Красное Солнышко двенадцать добрых молодцев, сыновей, и рассадил он их княжить по разным городам. Сам же остался в граде престольном Киеве, и вкруг него, щедрого да приветливого, сбирались со всей Руси люди наилучшие, богатыри великие, о них в народе песни слагали и сейчас поют…

— Добрыня Никитич? — подсказал Андрей.

— Добрыня дядей приходился князю Владимиру, а и другие славные богатыри при нём жили. Границы земли русской охраняли, врагов к Киеву не подпускали. Алёша Попович, крестьянский сын Илья Муромец — богатырь могучий и добрый… Много славных витязей вокруг дедушки вашего собиралось. И шли у них пированья весёлые, велись речи уставные, мудрые. Из чужедальних стран немало гостей на Русь ездило. А как стала Русь по слову князя христианскою, начали наши князья жён иноземных брать, а иноземные князья — за русских княжон свататься.

• Предыдущая
• 2/25
• Следующая