100 великих режиссёров - Мусский Игорь Анатольевич - Страница 32

• Предыдущая
• 32/139
• Следующая

Между тем современность настойчиво требовала от театра создания спектакля, «созвучного революции», и показа современного положительного героя.

Таиров переделывал, кроил то роман С. Семёнова «Наталья Тарпова» (1929), то сценарий Н. Никитина «Линия огня» (1931), то романтическую трагедию М. Кулиша «Патетическая соната» (1931), то пьесу Л. Первомайского «Неизвестные солдаты» (1932). Но постановка этих весьма несовершенных пьес была во многом вынужденной.

Встреча Камерного театра с Всеволодом Вишневским была примечательна тем, что драматург и творческий коллектив были очень близки в искусстве. И писатель, и театр стремились найти монументальные, эпические, романтические формы сценического творчества.

«Оптимистическая трагедия» Вишневского — это взволнованный рассказ о том, как анархический отряд моряков под влиянием женщины-комиссара (А. Коонен) становится сплочённым революционным полком.

«Вся эмоциональная, пластическая и ритмическая линия постановки, — говорил Таиров, — должна быть построена на своеобразной кривой, ведущей от отрицания к утверждению, от смерти к жизни, от хаоса к гармонии, от анархии к сознательной дисциплине». Вершиной движения по спирали ввысь становилась гибель Комиссара, озарённая победой её идеи. «Небо, Земля, Человек» — краткий девиз к спектаклю, придуманный его художником В. Рындиным, точно формулирует замысел Таирова. Спектакль говорил о победе человеческого духа, прославлял человека и верил в него.

В премьере следующего сезона — «Египетских ночах» Таиров задумал соединить в одном представлении «Цезаря и Клеопатру» Бернарда Шоу, «Египетские ночи» Пушкина, «Антония и Клеопатру» Шекспира. Рискованный эксперимент опирался главным образом на смелость и актёрское честолюбие Коонен, которую давно манил образ великой египтянки.

Однако после этого спектакля Камерный театр и в прессе, и в дискуссиях стали называть формалистическим: так были восприняты философские обобщения Таирова, говорившего о связи судьбы человека с судьбой эпохи.

Вслед за трагедией «Египетские ночи» в театре была поставлена комическая опера А. Бородина «Богатыри» (1936) с новым текстом Демьяна Бедного. Зрелище получилось яркое, пёстрое, слегка стилизованное под палехские миниатюры. Вскоре последовали обвинения в искажении исторического прошлого русского народа. Спектакль был снят.

Критика обрушилась на Камерный театр и его руководителя со всех сторон. Утверждалось, что в практике театра была целая «система замаскированных вылазок против нашей партии, советского строя и Октябрьской революции».

Работу над оперой Прокофьева «Евгений Онегин» пришлось прекратить. В августе 1937 года волевым решением были слиты воедино таировский Камерный театр и Реалистический театр Охлопкова. Так продолжалось два года. В искусственно объединённой труппе царил хаос.

В 1940 году появился ещё один великий спектакль Таирова, где опять мощно зазвучало трагическое дарование Алисы Коонен — «Мадам Бовари» по Флоберу. Режиссёр не инсценировал Флобера в традиционном понимании — он вскрывал драматизм этого романа, всматриваясь в самую глубину человеческой души.

Война застала театр на гастролях в Ленинграде. Спешный отъезд в Москву. В начале сентября состоялась премьера спектакля «Батальон идёт на Запад» Г. Мдивани.

Камерный театр только в эвакуации на Балхаше и в Барнауле дал более 500 спектаклей. Среди премьер этого периода — «Фронт» А. Корнейчука, «Небо Москвы» Г. Мдивани, «Пока не остановится сердце» К. Паустовского, «Раскинулось море широко» и «У стен Ленинграда» Вс. Вишневского.

В 1944 году в Камерном театре шла «Чайка». Главным принципом постановки стали слова Чехова: «Не надо театральности. Просто всё надо, совсем просто». Объясняя выбор пьесы, Таиров говорил, что «Чайка» звучит «как сейчас созданная пьеса, показывая, как человек побеждает всё и идёт в жизнь, ведь Нина Заречная будет большой актрисой. „Чайка“ — пьеса большой веры в человека, в его звезду, в его будущее, в его возможности».

Режиссёр взял лишь фрагменты чеховского текста. Актёры играли без грима — читали текст по ролям, изредка меняя мизансцены на практически пустых подмостках. Речь «Чайки» звучала, как музыка, сливаясь с мелодиями Чайковского.

Другой спектакль Таирова 1944 года, «Без вины виноватые», с помощью художника В. Рындина возвращал А. Н. Островскому красочность, сладость и грусть старинного театра. «Что-то от одиночества бодлеровского альбатроса было в этой кооненовской Кручининой, в её отрешённом взгляде, устремлённом вдаль, поверх голов окружающих людей, в её движениях, непроизвольно быстрых и резких, несоразмеренных с теми ритмами и темпами, в которых двигалась толпа остальных персонажей», — напишет в дни премьеры Б. Алперс.

Последние годы Камерного театра были очень драматичны. В стране развернулась так называемая «борьба с низкопоклонством перед Западом». Советская же драматургия 1940-х годов для Таирова возможности особого выбора не представляла. К этому надо добавить трудности, переживаемые внутри самого коллектива: плохие сборы, закрытие актёрского училища при театре, обветшалое здание, требовавшее ремонта…

Конечно, Таиров боролся. Спорил, отстаивал, ходил по инстанциям, признавался в ошибках. Ещё надеялся спасти театр. Ему предстояли бесплодные поиски новых авторов и пьес. И ещё его ждал пустоватый зал. И разброд за кулисами. И комиссии, обследующие состояние дел в театре.

19 мая 1949 года постановлением Комитета по делам искусств Таиров был уволен из Камерного театра.

29 мая в последний раздавали «Адриенну Лекуврёр». Алиса Коонен играла вдохновенно, самозабвенно. «Театр, моё сердце не будет больше биться от волнения успеха. О, как я любила театр… Искусство! И ничего от меня не останется, ничего, кроме воспоминаний…» Последние слова Адриенны стали прощанием создателей Камерного театра со зрителями.

После закрытия занавеса — овации, крики благодарности, слёзы. Занавес давали несчётное количество раз, а публика всё не расходилась. Наконец, по распоряжению Таирова опустили железный занавес. Всё было кончено.

Комитет по делам искусств перевёл Коонен и Таирова (как очередного режиссёра) в Театр имени Вахтангова. Пробыли они там недолго: работы им не предлагали и не обещали в будущем.

Вскоре Таиров и Коонен получили бумагу, где от имени правительства им выражалась благодарность за многолетний труд и предлагалось перейти на «почётный отдых, на пенсию по возрасту» (Таирову было тогда около 65-ти лет, Коонен — 59). Это был последний удар, который пришлось перенести Александру Яковлевичу.

9 августа 1950 года Камерный театр был переименован в Московский драматический театр имени А. С. Пушкина и тем самым фактически ликвидирован.

В сентябре здоровье Александра Яковлевича заметно ухудшилось. Таиров умер 25 сентября 1950 года в больнице имени Соловьёва…

• Предыдущая
• 32/139
• Следующая