И буду век ему верна? - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 21

• Предыдущая
• 21/50
• Следующая

Лишь только я оказываюсь в машине, он спрашивает:

– Про мать вранье? – Я киваю. – Ну, и что дальше? Пока нам везет, пару недель его, возможно, продержат в больнице, а потом? Папе «Скорая» понадобится или придумаешь женские недомогания?

Я смотрю на Стаса. Если бы Вадим умер там, в больнице… Это чудовищно, но если бы он умер…

– Что? – усмехается Стас.

– Я… – слова даются мне с трудом. – Я сделаю все, как ты скажешь. – Невероятно, но я даю согласие убить мужа.

Мы в больнице. Я вхожу в палату, Вадим бледный, измученный, улыбается мне.

– Напугал? – Он гладит мою руку.

Он хороший человек, сколько бы я ни оправдывала себя, мой муж – хороший человек. Он желает мне добра, а я ему – смерти.

– Как мама?

– Собирается на работу. А вот ты… разве можно быть таким беспечным?

– Врач сказал, недели три придется здесь поваляться. Проживешь без меня три недели?

– Я без тебя дня не проживу. Может быть, позвонить Диме? – нерешительно спрашиваю я. Так зовут его сына. За все время моего замужества мы ни разу с ним не виделись. Я проявила любопытство, и Вадим объяснил, что после развода с женой его отношения с сыном не складывались. Отсутствие фотографий в доме меня тоже удивило, оказывается, дом муж купил всего два года назад, уже после развода. Бывшую жену покидал с одной сумкой в руках, фотографиям в ней места не нашлось.

– Не стоит, – говорит он в ответ на мой вопрос.

Покинув больницу, я иду к машине, Стас рядом.

– У тебя на носу веснушки, бледненькие, но если приглядеться, заметно.

Он смеется. Когда он вот так смеется, я готова жариться на сковороде и благодарно скалить зубы. И тут я замечаю сестрицу Агату. Она стоит возле своей тачки и смотрит в нашу сторону.

– Подожди меня в машине, – прошу я Стаса и иду к сестре. Лицо у Агатки хмурое и почему-то несчастное. Утром, когда мы расстались, повода иметь такое лицо у нее не было. – Привет, – говорю я. – Ты чего здесь?

– Проявляю сестринскую заботу, не к месту, надо полагать.

– Ты чего злишься, а? Зубы болят?

Агатка долго смотрит на меня, так долго, что я не выдерживаю и отвожу взгляд. Она качает головой и говорит:

– Фимка, как ты можешь, ведь он убийца.

– Ты о чем? – ошалело спрашиваю я.

– Ты с этим… вы любовники.

– Спятила?

– Если хотите это скрыть, держитесь друг от друга подальше. – Она поспешно садится в машину.

– Агатка, – зову я, но она уже не слышит.

– Что она тебе сказала? – спрашивает Стас. Я боюсь ответить правду. – Я задал вопрос.

– Она сказала, что мы любовники.

– Наблюдательная, стерва. Не по душе ей пришелся твой выбор?

– Не надо, пожалуйста. Она ведь ничего о тебе не знает.

– Или знает слишком много. С сестрицей будь поаккуратней, – хмуро говорит Стас.

Вечером мы вновь едем в больницу. На обратном пути заезжаем в супермаркет, возле прилавка с выпивкой сталкиваемся с мужем-летчиком.

– Фенька, радость моя! – орет Леха. Я силюсь проскочить мимо, но не тут-то было. Он целует меня, обдав перегаром, и радостно ржет: – Фенька, где тебя носит? А я скучал. Сто лет не виделись. Как оно? – Он смотрит на Стаса.

– Это брат Вадима, Стас, – неохотно сообщаю я.

– Привет, Стас, – радуется Лешка, протягивает руку, жестом чуть-чуть пугливым, что для лихого летчика совершенно несвойственно.

– Ты кто? – спрашивает Малахов.

– Муж. То есть бывший. Бывший Фенькин муж. – Лешка продемонстрировал бутылки в обеих руках и предложил: – Ну чего, ребята, по маленькой?

– Не до праздников, – буркнула я. – Вадим в больнице. Почки.

– Да? – огорчился Леха то ли из-за Вадима, то ли из-за того, что по маленькой не состоялось. – А я думал, посидим, выпьем.

– Отчего ж не посидеть? – неожиданно говорит Стас и улыбается. Глаза его скрыты очками, оттого лицо кажется симпатичным и даже милым. – Я думаю, Вадим в обиде не будет.

Я удивленно смотрю на Стаса, а под ложечкой противно сосет. Приезжаем к нам, устраиваемся на кухне, далее все как обычно: Леха пьет, лезет целоваться и просит гитару. Бог знает откуда, но гитара появилась. Стас разлил водку в стаканы, с улыбкой сказал: «Дай бог, не последний», и они выпили, после чего Лешка запел. Стас охотно подпевал, умиленно смотрел ему в глаза, хлопал его по плечу и говорил: «Хороший ты мужик, Леха, выпьем за это». Потом пили за Стаса, дважды за меня. Мужики обнялись, назвали друг друга «брат» и по-русски троекратно облобызались. Лешка пел, давясь рыданиями, Стас сидел, подперев голову рукой, горестно кивал и, по всему, готовился всплакнуть, при этом выглядел родным братом Лешки. Эта умилительная сцена мне совсем не нравилась. Более того, она меня пугала.

В половине первого ночи мой бывший муж сполз под стол. Стас поднялся и пошел в ванную, ступая как-то чересчур осторожно. Я пошла за ним. Он сунул голову под холодную воду, фыркал, вздрагивал всем телом, потом растерся полотенцем и сказал:

– Черт здоровый, лихо пьет. Надо отвезти его домой.

Лешку отвезли и сдали папе-генералу, который матерился так, что слышно было на улице. Всю обратную дорогу Стас молчал, а я пыталась понять, зачем он потратил вечер, который, как мне казалось, безраздельно принадлежит нам, на бестолковую попойку. Оказавшись в доме, я задала этот вопрос. Стас ухмыльнулся:

– Он нам пригодится.

– Нет, – сказала я, жалко сказала, без ледяной твердости, о которой только мечтать приходилось. – Нет, слышишь, Лешка только с виду взрослый мужик, он беззащитный, это все равно что ребенка обидеть.

– Я сейчас заплачу, – хмыкнул он насмешливо.

– Как ты можешь, Стас…

– Что ты заладила, Стас, Стас!.. – сорвался он на крик. – Вадим был мне другом десять лет. Можешь ты понять это своими куриными мозгами? А я собираюсь его убить. Не догадываешься, почему? Потому что люблю тебя. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была моей. И мне плевать, что для этого придется сделать. Если понадобится, я перестреляю весь этот чертов город, слышишь, Принцеска? Я убью любого, кто попробует мне помешать. Нравится тебе такой принц? Хочешь к папе – валяй. Ты, чертова кукла, твердишь «люблю», понятия не имея, что это такое. Ну, что смотришь? Не нравлюсь? Беги без оглядки, мой нежный ангел, я очень плохой мальчик. Только в отличие от тебя, хорошей девочки, я умею любить. Расскажи все Вадиму, успокой свою совесть, спасай своего Лешку, двигай к родителям и найди себе приличного мужа. Меня тошнит от тебя.

Он ушел в свою комнату, хлопнув дверью, а я сидела, оглохшая от отчаяния. Я уже не понимала, кто прав. Бросилась к его двери, она была заперта. Я колотила по ней рукой и орала:

– Стас, прости меня, я сама не знаю, что говорю! Ради бога, прости меня, я больше никогда ни в чем тебя не упрекну. Ты прав, а я просто глупая, трусливая дрянь… – Я продолжала звать его, даже когда поняла, что он не ответит.

Звук открывшейся двери меня напугал. Я сидела возле порога, раздавленная, несчастная. Стас наклонился, взял меня на руки, и мир мгновенно преобразился.

– Я люблю тебя, – отчаянно произнесла я, Стас улыбнулся. Я лежала, уткнувшись в его колени, а он гладил мои волосы.

Когда я в очередной раз приехала к Вадиму, он достал из тумбочки карточку и ключ от банковской ячейки.

– Зачем мне это? – спрашиваю я.

– Ячейка оформлена на двоих, на тебя и на меня, если вдруг понадобятся деньги…

– У меня кредитка есть, – испуганно говорю я.

– Это на всякий случай, Фенечка. Просто мне так спокойнее. Ну, чего ты испугалась? Все нормально. Не в тумбочке же им лежать, пусть будут у тебя. И давай договоримся, это строго между нами.

• Предыдущая
• 21/50
• Следующая