Год тысяча шестьсот… - Михеев Михаил Петрович - Страница 30
- Предыдущая
- 30/38
- Следующая
Но тут отец Себастьян наконец открыл глаза.
— Вы не знаете, чья это печать?
— Нет.
— Конечно, вы же никогда раньше не видели ее… А теперь подвиньте табурет в ноги кровати, садитесь, чтобы я мог видеть ваше лицо. И расскажите мне, каким образом к вам, девушке в мужском платье, плохо говорящей по-английски и, думаю, совсем не говорящей по-испански, попало это письмо, запечатанное личной печатью духовника герцога Оропесы, первого министра испанского королевства.
Это была не просьба. Это был суровый тон приказа. Ника поначалу самолюбиво взъерошилась, подумав, что могла бы ничего и не отвечать. Ей нет никакого дела до всех подробностей, до этих тайн мадридского двора — не хватает еще самой попасть в историю Испании средних веков! — она только посыльный, принесла заказную корреспонденцию, распишитесь в получении, и привет! Но вот расписаться клиент не может… и вообще, это выглядело бы невежливо, да и капитану Кихосу дали обещание… Врать отцу Себастьяну нельзя, пронзительный старец догадается, а говорить правду — не поймет… Вот дела! Ника начала свой рассказ с «Аркебузы», повторила легенду, придуманную Климом, опустив подробности о своем английском происхождении и кое-какие детали о встрече с сеньором Оливаресом, которые отцу Себастьяну были без надобности.
Про капитана Кихоса рассказала подробнее. Взгляд отца Себастьяна сделался менее суров.
— Мир его душе, — сказал он. — Капитан Кихос был истинный католик, честный испанский дворянин: понятно, почему герцог Оропеса доверился ему. Но как мог капитан Кихос доверить это письмо вам, случайным людям?
— Потому, что не мог доверить письмо сеньору Оливаресу, на это у него были свои основания, он говорил нам о них. И раздумывать ему было некогда.
— Но, вероятно, он-таки успел предупредить, что дает вам весьма опасное поручение. Герцог Оропеса в опале, здесь союзников у него нет. Хозяева Ямайки — англичане, их вполне устраивает нынешняя Испания, раздираемая смутой, интригами и борьбой за престол. Королева Марианна правит страной от имени своего незадачливого сына Карла Второго. Тщеславию королевы нет предела, узнай она про письмо, она не пожалела бы ни людей, ни денег, чтобы его перехватить. Почему же ваш брат передал такое важное и такое опасное письмо вам, девушке, а не пришел с ним сам.
— Брата задержали на судне особые дела. Меня здесь никто не знает, пока я не многим рисковала.
— Вот именно — пока. Вы сказали про письмо брату Мишелю.
— Но иначе меня не пропустили бы к вам.
— Вы показывали ему письмо?
— Нет.
— Хорошо хоть так. Я не верю брату Мишелю. Он послан сюда королевой, она не доверяет герцогу Оропесе. У брата Мишеля, вероятно, есть здесь сообщники. У вас могли просто отнять это письмо, как только вы упомянули о нем.
— Со мной слуга, он вооружен. А потом…
Ника непроизвольно положила руку на эфес шпаги, но это совсем не убедило отца Себастьяна.
— Вы хотите сказать, что шпага не только деталь вашего мужского костюма? Вы умеете с ней обращаться. Вон по стене ползет паучок. Черный с желтыми пятнышками. Здесь его зовут «золотая вдова». Недавно такой паучок укусил нашего повара. И повар умер.
Ника поняла — ее проверяют. Она положила письмо на кровать, выдернула шпагу и — несколько рисуясь — точным ударом пригвоздила паука к стене и сбросила на пол. Она только собралась вложить шпагу обратно, как ее остановило непонятное, какое-то сдавленное восклицанье отца Себастьяна. Он смотрел то на нее, то на шпагу с выражением растерянности, даже страха.
— Шпага?.. Где вы ее взяли?
Пока все шло хорошо, но вот сейчас Ника смешалась. Пронзительный старец о чем-то догадался, а она не знала, что ему ответить.
— Не может быть второй такой шпаги… — отец Себастьян от волнения перешел на шепот. — И не смотрите на меня — будто не понимаете ничего. На вашей шпаге клеймо толедского оружейника. Взгляните! Какой там выбит год?..
Ника взглянула.
— Год 1782… — прочитала она. «Ах, черт!» Черта она помянула уже про себя. Отец Себастьян был прав — второй такой шпаги не могло быть не только в испанском королевстве, но и вообще нигде в этом мире. Шпагу сделали… только девяносто лет спустя. Толедские оружейники были аккуратными людьми и говорить, что они могли по ошибке выбить не ту цифру, было незачем.
— Да, — пришлось согласиться Нике, — эта шпага испанского дворянина…
— Я видел его здесь!.. — запальчиво перебил ее отец Себастьян. — Не знаю, как он проник в церковь, я увидел его уже около своей кровати. Он говорил вещи, от которых у меня закружилась голова. Я подумал, что он послан самим дьяволом — да простит меня всевышний. Он показал мне свою шпагу, я прочитал клеймо, но поверить ему все равно не мог и позвал людей… Он вернулся живой?
— Он вернулся раненый.
— Где вы с ним встретились? Говорите правду. Пока я не могу вам доверять,
— Мы встретились на Кубе.
— Что вы там делали?
— Мы с братом прилетели…
— Прилетели?!.
— Мы прибыли на Кубу, на Универсиаду…
Ника понимала, что все ее объяснения неубедительны и малопонятны, но придумать что-либо другое у нее не было времени.
— Универсиаду… — прошептал отец Себастьян по складам непонятное слово. — Что он вам говорил, ваш дворянин?
Ника опять помедлила.
Рассказывать все, что сообщил им дон Мигель, не имело смысла. Но отец Себастьян ждал объяснений.
— Он показывал нам медальон, — наконец решилась она.
— Медальон?
— На его крышке было такое же, как и на печатях, изображение святого Себастьяна…
— Он не мог… — у отца Себастьяна от волнения перехватило дыхание. Он не мог показывать вам медальон. У него не было его… Вы все лжете!
— Я не лгу! — разозлилась Ника. — Я даже скажу, что было внутри медальона…
— Замолчите…
Голос святого отца оборвался. Он закатил глаза и от волнения, видимо, потерял сознание. Крупные капли пота выступили на его побледневшем лице.
«Вот несчастье!» — спохватилась Ника.
Нетрудно было понять сомнения и страх отца Себастьяна, она и сама с трудом воспринимала те или иные вещи из окружающего ее сейчас мира. Но не рассказывать же святому отцу про кресло и про генератор, если он о простом законе Ома еще не слыхал.
На угловом столике, куда Анжелико положил книгу, стояли глиняный узорчатый кувшин и чаша, вероятно, для ополаскивания рук. Ника взяла с изголовья полотенце, смочила его водой, осторожно обтерла лицо отцу Себастьяну. Он тут же открыл глаза, но выражение страха в них не исчезло. Губы его вздрагивали и кривились нервно, возбуждение его было еще так велико, что он поначалу не мог выговорить ни слова.
— Вы… вы… — он передохнул. — Перекреститесь!..
— Как? — не поняла Ника.
— Перекреститесь… и прочтите «отче наш»… Ника не крестилась отроду, но видела, как это делается. Молитву прочитала по-русски: «отче наш, иже еси на небесах…» дальше она не помнила и вряд ли могла перевести слова молитвы на английский язык, но отец Себастьян что-то все же понял и чуть успокоился.
— Нет… — прошептал он. — Вы не дьяволица… Не может такого быть… О завещании короля знают только три человека: герцог Оропеса, его духовник и я. И больше никто на свете. Понимаете, никто!.. Король Филипп унес свой грех с собой, в могилу. Его придворный гравер был убит… на охоте…
«Ясно, на охоте удобнее всего!» — подумала Ника.
— На каком языке вы читали молитву? — спросил отец Себастьян.
— На русском.
— На русском… господи!
Ника повесила мокрое полотенце на изголовье, пододвинула табуретку поближе к кровати, присела.
— Святой отец, моего знания английского не достаточно, чтобы обо всем рассказать. Да и вряд ли вы поймете. Но я не с того света, не бойтесь меня. — Она хотела добавить, что она просто из другого, будущего, мира, но для отца Себастьяна «тот свет» и «другой мир» могли означать одно и то же. — Я уже не хочу, чтобы вы меня поняли. Я хочу, чтобы вы хотя бы мне поверили. Как поверил нам капитан Кихос. Мы с братом поклялись на Библии выполнить его просьбу. И вот я здесь у вас.
- Предыдущая
- 30/38
- Следующая
