Что делать? 54 технологии сопротивления власти - Бренер Александр - Страница 10

Еще одна технология сопротивления: предъявлять к власти ультимативные и дерзкие требования. Например, в 1995 году группой интеллектуалов в Париже был опубликован меморандум, в котором выдвигалось безотлагательное требование к правительству: выплачивать приличествующую человеку заработную плату (или просто ежемесячную денежную сумму) всем жителям Франции, независимо от того, работают они или нет. Это требование не было удовлетворено и даже, по всей видимости, не было серьезно рассмотрено правительственными органами, однако значение подобной инициативы трудно переоценить. В самом деле, нужно бомбардировать власть постоянными требованиями экономического, политического и культурного характера: требовать бесплатный проезд в общественном транспорте, бесплатный хлеб для всех, бесплатную раздачу книг в книжных лавках, ежедневный отчет правительства по телевидению о проделанных делах, требовать ежевечерние ужины для бедных в Доме правительства, требовать устройство общественных уборных на площади перед зданием парламента… Чем больше таких требований, тем лучше; чем они радикальнее, тем необходимее. Хорошо, если они будут подкрепляться демонстрациями и забастовками, камнями в полицию и разгромом мебельных магазинов… Требуйте не невозможное, требуйте нужное!

Если вы уже не в том возрасте, когда можно вытащить из ножен меч или вскарабкаться на трибуну, чтобы прокричать морю голов о своем отвращении ко всеобщему бессилию и покорности, если таковая трибуна отсутствует или если ваша аудитория разбежалась, — все-таки вам остается еще ваше несчастное лицо, ваши бледные губы, по которым может (и должна) скользнуть улыбка радикального презрения: ко всему этому происходящему позору, ко всему этому ничтожному человеческому смирению, ко всей этой отвратительной немоте и нищете восстания, ко всему этому беспредельному рабству и холуйству.

С ней, с этой улыбкой на устах, вы можете совершить какое-нибудь мелкое (говоря языком власти) хулиганство: выбить поднос из рук толстолобого официанта, обматерить хозяина вонючего офиса или выстрелить по ушам редактора пакостной газетенки. Чем это не сопротивление, в конце концов? Чем это не сопротивление, еб вашу мать? А может быть, нужно не только улыбаться и вонять? А может, необходимо не только стрелять, а еще и поссать? Еще и посрать? Индивидуально или коллективно посрать? А на каких баррикадах поссать? Давайте-ка вместе все в ногу шагать! Левой, еб твою мать! Левой! Левой, еби вашу мать! А потом и правой, такую-то мать! А потом и средней, едри твою мать!

Одной из самых прямых и безоглядных техник сопротивления является такая техника, с помощью которой достигается состояние полного бескорыстия, абсолютной нищеты, то есть когда человек лишает себя собственности. Каждый из нас хорошо знает, как трудно бывает расстаться с чем-то, что привычно вписывается в наш быт, в нашу экзистенциальную рутину, в нашу ежедневную пошлость. Трудно, ах как трудно подарить приглянувшуюся кому-то рубашку, книгу или картину, не говоря уже о машине или квартире. Однако подобные акты дарения необходимо практиковать как можно чаще, до полной ликвидации всякой личной собственности. Переходя из разряда собственников в класс бессребреников и нищих, человек приближается к состоянию дикаря, заброшенного в лес, чьей необходимостью становится познание. Без денег и имущества наилучшим образом познается все: друзья, любимые, коллеги, общество, в котором мы живем, настоящая цена культурных принципов, которым мы следовали. Раздать деньги и имущество — это означает перейти в другую систему политической экономии: читайте Батая. Он говорит нам об экономике потлача и бескорыстного дара, об экономике растраты и роскоши, которая доступна лишь Солнцу и солнцепоклонникам. Батай учит нас безоглядной экономике оргазма, разорения и раздачи. Это — радикальное средство изменить себя и тот кусок реальности, в котором мы непосредственно существуем. Но мы должны помнить и это: оставшись голыми и без копейки, мы можем противостоять власти только телом и речью, только сознанием и пониманием. Никаких пулеметов, никакого напалма. Только пустые животики и распухшие языки-пауки.

Весьма интересный и радикальный способ борьбы с собственностью практиковал крупнейший русский поэт-футурист Велимир Хлебников. Как рассказывают очевидцы, при чтении какой-либо книги Хлебников вырывал из нее каждую только что прочитанную страницу, то есть заменял перелистывание вырыванием. Таким образом, всякий экземпляр прочитанной Хлебниковым книги практически переставал существовать, Так поэт бил одновременно по двум целям: по интеллектуальной и по материальной собственности. Ба-бах!!!

Дополнительной по отношению к технологии «раздать деньги» представляется нам технология «иметь при себе три тысячи долларов». В самом деле, если мы всегда, при любых обстоятельствах имеем в кармане наличными три тысячи долларов, мы можем быть блистательными сопротивленцами. Ведь с такой суммой можно располагать собой максимально свободно и раскованно. Можно, например, в любой момент сесть на самолет и улететь туда, где происходят события сопротивления, чтобы принять в них участие. А можно передать эти деньги (и еще раз, и еще раз) нуждающемуся сопротивленцу или просто бедняку. А можно купить необходимые для сопротивления технические приспособления. А еще можно не думать о проблемах выживания, обо всех этих завтраках, обедах и ужинах, об отелях и автобусах, можно раз и навсегда забыть об одежде и обуви, о стирке белья и мелких расходах. При наличии этой оптимальной суммы в кармане можно стать идеальными сопротивленцами. А может быть, идеальными засранцами.

Вопрос о разного рода «автономах» — это вопрос первостепенного значения для актуальной теории сопротивления. Все знают, что во многих больших городах существуют молодежные коммуны, пытающиеся организовать свою жизнь по независимым или альтернативным принципам. Автономы мечтают о другой жизни — простой, справедливой, более органичной, братской, не отчуждающей, веселой, трудной и эротичной. Они — наследники иной, находящейся в тени власти культурной традиции. Назовем их культуру вербальной, или устной. Часто ее элементы передаются через тексты и визуальные образы, то есть так же, как и составные части гегемониальной культуры. Однако гораздо сильнее, чем текстам и изображениям, представители вербальной культуры доверяют устному нарративу и телесному знанию. Мы, как известно, живем в мире, переполненном устной речью. Но конвертируемой ценностью в этом мире обладает только та речь, которая фиксируется и репрезентируется медиальными средствами. Автономы — это те, кто не доверяет медиальной культуре. Они предпочитают психосоматическое знание — опору так называемых примитивных народов и полуграмотных обитателей третьего мира. Это старое, умное знание много раз было подвергнуто сомнению и осмеянию, но все же выжило и уцелело. В общинах автономов это знание шепчет по ночам и вопит днем. Оно шепчет о любви и нежности (кто еще решится говорить об этом сейчас?), оно вопит о ненависти и ярости (что и вовсе непопулярно). Оно находит своих врагов в полиции, а товарищей — в животных. Оно ищет поддержку уже не в шаманизме и радениях, но в музыке, наркотиках и алкоголе. Телесное знание выражает себя в агрессивных слоганах, с помощью зеленых и оранжевых волос, оно сквозит в бледных молодых торсах, в локальной, татуированной обнаженности. Оно предпочитает обходиться без нижнего белья, но зато обожает браслеты и ожерелья. Оно сопротивляется, как может: иногда, как аборигены в Австралии, иногда, как уличные кошки. Оно вызывает недовольство и презрение как со стороны власти, так и со стороны институализированной оппозиции. Власть видит в автономах вырождающееся племя, дегенерацию, институциональные левые — невежество и примитивность. Однако вполне возможно, что эти бедные юноши и девушки — последнее непримиримое, неподкупное сопротивление первого мира. Так называемое интеллектуальное сопротивление слишком часто оказывается сферой множащихся обманов, предательств и лицемерия, слишком часто оно пасует и отступает. Что же касается автономов, то они знают, что такое «номадизм» и «тела без органов» не хуже, чем профессора из французских университетов. На собственной шкуре.