Братство камня - Гранже Жан-Кристоф - Страница 16

• Предыдущая
• 16/67
• Следующая

– Никаких мотивов. Все восхищались этим человеком. Несмотря на одну его странность.

– О чем вы?

– Он был невероятным бабником. Каждой весной соблазнял медсестер более чем экзотическим способом.

– Как именно?

– Фон Кейн пел. Оперные арии. И его пение сводило с ума весь женский персонал больницы.

Настоящий Казанова. Но я не верю, что ревность может быть мотивом…

– Тогда что же?

– Сведение счетов. Месть за погибших в ГДР близких, что-то в этом роде… Но фон Кейн вышел из игры – жил во Вьетнаме и не был уличен в контактах с коммунистическими властями. Хотя я продолжаю копать в этом направлении.

Они перешли в сады обсерватории. Дома подступали вплотную к высокой решетке тенистого прохладного парка.

– Честно говоря, – выдержав секундную паузу, произнес инспектор, – один вопрос волнует меня не меньше самого убийства: почему этот человек проник в больницу ради вашего сына?

Диана вздрогнула:

– Вы усматриваете связь между убийством и Люсьеном?

– Не выдумывайте… Но его вмешательство – часть головоломки, оно способно помочь нам лучше понять этого человека.

– Не вижу, каким образом.

– Давайте рассуждать вслух. Знаменитый врач, крупная величина в своей стране, внезапно оставляет работу, несется в аэропорт и самым ранним рейсом вылетает в Париж – нам удалось восстановить его маршрут. Из Руасси он едет прямо в Неккер, сооружает фальшивый бейджик, крадет ключи и ложным вызовом отправляет всех медсестер в отделение доктора Дагера, чтобы никто не помешал ему проникнуть в реанимацию…

Диана вспомнила, как тихо было в коридоре: значит, это фон Кейн позаботился… Лейтенант продолжил:

– Зачем он все это проделал? А затем, чтобы срочно применить к Люсьену свою таинственную методику. Это была спасательная операция, Диана. И спасти фон Кейн хотел именно вашего сына.

Диана слушала, не перебивая. Вопросы Ланглуа подкрепляли ее собственные сомнения. Почему немец заинтересовался Люсьеном? Кто его предупредил о критическом состоянии мальчика? Был ли у него сообщник в больнице? Лейтенант задал следующий вопрос, и Диане показалось, что он прочел ее мысли:

– Мог с ним связаться кто-то из ваших близких?

Она покачала головой, заслужив одобрительный взгляд сыщика, и поняла, что он успел это проверить. Ланглуа толкнул калитку следующего сада и пропустил Диану вперед.

– Мы опрашиваем персонал больницы. Врачей, сестер. Возможно, кто-то его знал. Лично или просто встречал имя. Немецкая полиция проверяет все его звонки и электронную почту. Точно известно одно: фон Кейна предупредили, как только случился последний кризис, когда французские врачи опустили руки.

Они шли по тихой тенистой аллее. Камешки гравия поскрипывали в такт их шагам. Диана спросила:

– А насчет способа убийства есть что-нибудь новое?

– Нет. Вскрытие – мы сделали его у себя – подтвердило данные виртуального «погружения». Жестокость, с которой было совершено убийство, потрясает. Это напоминает некий… жертвенный акт. Мы проверили по картотеке: прецедентов во Франции не было. Судмедэксперт установил всего один новый факт: фон Кейн страдал любопытной болезнью.

– Какой именно?

– У него была атрофия желудка, что заставляло его пережевывать пищу до консистенции жвачки. Вот откуда следы на стенах в холодильной камере. Когда на фон Кейна напали, он изрыгнул из пищевода все красные ягоды.

Диане казалось, что слова Ланглуа проникают ей под кожу, прорастая вглубь крошечными кристалликами страха. Скрытая реальность просачивалась внутрь ее существа, превращаясь в подлинный кошмар.

Они подошли к фонтану обсерватории: восьмерка лошадей вставала на дыбы под бурным водопадом струй. В этом уголке парка, где ветер раскачивал кроны деревьев, а в воздухе блестели серебристые капельки влаги, Диана всегда чувствовала грусть и пустоту. Сегодня это ощущение было особенно сильным.

Ланглуа подошел ближе, чтобы не перекрикивать шум фонтана.

– Последний вопрос, Диана: ваш приемный сын мог родиться во вьетнамской семье?

Она медленно повернулась и взглянула на него сквозь пелену слез, не чувствуя ни разочарования, ни потрясения. Она поняла, зачем сыщику понадобилась эта утренняя прогулка, но ответила не сразу. Ланглуа разозлился: то ли на нее – за молчание, то ли на себя – за вопрос. Он сказал, повысив голос:

– Фон Кейн провел во Вьетнаме десять лет! Я не могу не учитывать это обстоятельство! Допускаю, что он знал семью Люсьена.

Диана не реагировала, Он повторил приказным тоном:

– Отвечайте, Диана! Люсьен может быть вьетнамцем?

Она окинула взглядом лошадей в фонтане. На лице и стеклах очков оседала влага.

– Не знаю. Все может быть.

Голос полицейского смягчился:

– Сумеете навести справки? Свяжетесь с приютом?

Диана подняла глаза. По небу над бульваром Пор-Руаяль плыли грозовые тучи. Она с ностальгическим сожалением вспомнила ртутный блеск муссонных облаков над Ранонгом.

– Я позвоню, – пообещала она. – Буду искать. И помогу вам.

На обратном пути Диана перебирала в голове самые фантастические предположения. На бульваре Пор-Руаяль она убедила себя во вьетнамском происхождении Люсъена. На улице Барбюса пришла к выводу, что Рольф фон Кейн знал его семью. Каким-то загадочным образом малыш был разлучен с родителями, после чего кто-то – совсем уж непостижимо – предупредил немецкого врача о том, что он во Франции. На улице Сен-Жак Диана вообразила, что родитель Люсьена, большая шишка, хоть и отказался от сына, но продолжает следить за его судьбой, вот и связался в срочном порядке с рефлексотерапевтом… За этими бредовыми рассуждениями Диана не заметила, как доехала до дома.

Войдя в квартиру, она успокоилась. Привычные звуки и запахи, населявшие ее маленькую трехкомнатную квартирку, ослабили напряжение. Диана переводила взгляд со светлых стен на паркет красного дерева и длинные белоснежные шторы (в дождливые дни ей иногда казалось, что они насквозь пропитались солнцем), долго вдыхала аромат воска и запах жавелевой воды, витавшие в воздухе после генеральной уборки. Наутро после «чудотворной» ночи Диана вычистила углы и закоулки, чтобы уничтожить все, что могло напомнить о тоске и одиночестве двух страшных последних недель. Запах чистоты внес умиротворение в душу и укрепил ее решимость.

Диана взглянула на часы и высчитала разницу во времени с Таиландом. В Париже полдень, значит, в Ранонге пять вечера. Она взяла папку «Усыновление», пошла в спальню, села на пол и прислонилась спиной к кровати. Чтобы справиться с волнением, Диана применила классический прием расслабления техники Вин-Чун, сфокусировав дыхание под пупком в районе диафрагмы. Она поняла, что готова, когда воздух, напитав ее кровь, вернулся в исходную точку, а в душе великой пустотой поселилось спокойствие.

Диана сняла трубку и набрала номер приюта, патронируемого Фондом Борья-Мунди. После нескольких прерывающихся гудков ей ответил гнусавый голос. Она сказала, что хочет поговорить с Терезой Максвелл. Две минуты ожидания показались Диане вечностью, и слова «Я слушаю» ударили по барабанным перепонкам, как дверь по пальцам.

– Госпожа Максвелл? – Диана произнесла это чуть громче, чем сама того хотела.

– Да. Кто со мной говорит?

Связь была очень плохой, и Диана едва слышала голос директрисы.

– Это Диана Тиберж. Мы встречались около месяца назад. Я приезжала в ваш центр 4 сентября. Я та женщина…

– С золотой серьгой?

– Совершенно верно.

– Почему вы звоните? Что-то стряслось?

Диана вспомнила добродушное выражение лица Терезы, ее испытующий взгляд и не задумываясь солгала:

– Нет, вовсе нет.

– Как чувствует себя мальчик?

– Прекрасно.

– Вы звоните, чтобы сообщить мне об этом?

– Да… Честно говоря, не совсем. Я хочу кое о чем вас расспросить.

Тереза ничего не ответила, и Диана продолжила:

– Во время нашей встречи вы сказали, что ничего не знаете о происхождении ребенка.

• Предыдущая
• 16/67
• Следующая