Остров смерти - Воронин Андрей Николаевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/58
• Следующая

– Не я же. Я только начинаю.

– Может, закуси? – подсела заботливая Вероника. – От тебя, честно сказать, не ожидала.

Кто угостил? Эти, что лодку разгружали? Уставший, да еще на голодный желудок, так любого развезет.

– Не надо, не хочу, – Забродов отвел руку с куском мяса. – Только голову на плечо положу, можно?

– На здоровье, сколько твоей душе угодно.

– Интимное освещение, будьте добры, – скомандовал в пространство резко повеселевший Воробей. – Насколько я помню, все нормальные языческие праздники заканчивались групповухой.

– Нам еще по плану хоровод водить, – шепнула Ольга. – Откладывать не стоит, пока на ногах держимся.

– Иначе порнография выйдет, – кивнул Воробей, наполняя свою и чужие чарки.

– Какая еще порнография? – Ольга решила, что это камешек в ее огород.

– Ну, в смысле лажа.

Выбор сделан: первой на острове будет она.

Это ничего, что пока она прилепилась к месту и не хочет отрываться от коллектива. Рано или поздно ей надоест – захочется встать и отойти в сторону.

Почувствует, что устала от пьяного смеха и пустой болтовни. Захочет тишины, покоя.

А может, решит окунуться в холодную чистую воду, проплыть вдоль лунной дорожки.

Она получит даже больше, чем рассчитывает.

Вечный покой, вечную тишину. Вначале будет сопротивляться, потом поймет, как ей на самом деле хорошо.

Эти судороги… Когда держишь тело в руках, трудно отличить смертную дрожь от дрожи экстаза. На самом деле смерть ведь связана с наслаждением. Ужас, боль, а потом что-то выделяется в организме, какое-то вещество, приносящее облегчение. И ты тоже получаешь его через ладони. Чувствуешь на ладонях чужой смертный пот – прохладный, благоухающий.

Но зацикливаться на этом не стоит. Это только часть большой игры, как постель – только часть отношений между мужчиной и женщиной. Ведь есть еще флирт и без него все гораздо скучнее. Точно так же есть флирт между тобой и будущей жертвой. Намек, улыбка, шутка, взгляд глаза в глаза…

Отсветы странного малинового пламени дрожали на безносой физиономии идола. Скинув из таза последние куски мяса в другой, полный, Губайдуллин взялся отбивать дробь на донышке пустого таза, фальшивое натужное веселье продолжалось под объективами видеокамер.

Никогда еще Забродов так не спешил думать, с каждой секундой это требовало все больших усилий – будто он увязал в болоте и с каждым последующим шагом погружался все глубже.

– По-моему, ты уже наелась. Дай-ка свою лепешку, пробормотал он чужими губами.

– Я же тебе предлагала поесть.

– Мяса мне не надо. Дай лепешку свою укусить.

С этой все в порядке. Как же нужная лепешка оказалась перед ним? Кто их раскладывал и перекладывал? Вроде бы женщины все расставляли, вроде бы они…

– Пора водить хоровод, – Струмилин выпил самогону, чтобы не попасть в отщепенцы и теперь нетвердо держался на ногах. – Рифат, давай мне миску, я тоже буду колотить.

Вероника осталась сидеть рядом с Забродовым.

Все теперь звучало для него слишком громко, даже ее ровное дыхание, не говоря уже о притоптывании, ритмичном стуке, пьяном смехе возле бутафорского зловещего идола.

Вверху над головой тоже все шумело на разные голоса. То ли в самом деле поднялся ветер, то ли восприятие все больше искажало реальность.

– Я пью до дна… За тех, кто в море… За тех кого… – тут Струмилин забыл слова песни, которую распевал еще студентом.

– Какая бо-оль, какая бо-оль! Аргентина – Ямайка: пять – но-оль! – горланил Воробей, не слушая пьяного товарища.

Другие выглядели потрезвей. Леша Барабанов пытался под предлогом «языческих» плясок облапать Зину, однако грани приличия все же не переступал. Игорь в шутку отбивал поклоны перед идолом, потом встал на голову, скрестив руки на груди, – это требовало определенной координации.

Диана по-прежнему сидела с отсутствующим видом, не притрагиваясь ни к еде, ни к питью. Вот уж кто не боялся попасть в аутсайдеры и не пытался выглядеть своим человеком.

Она терпела жар костра ради того, чтобы оставаться на самом освещенном месте. Но тени все равно ее пугали. А их было много – коротких и длинных.

Забродов попытался овладеть мыслями, расползающимися в разные стороны, как жучки-паучки. И вдруг увидел, как Фалько делает знаки из кустов, подзывая его к себе. С ума он, что ли, спятил? Всем же заметно. Или это только кажется?

– Я сейчас, – предупредил Забродов Веронику.

Поднявшись, покачнулся. Одернул и аккуратнее заправил в брюки свою черную майку-безрукавку.

– Далеко? – спросила она тревожно.

– Здесь рядом. Не бойся, не ушибусь.

Никакого Фалько в кустах не было. Решив, что режиссер ему просто померещился, Забродов расстегнул штаны, чтобы отлить. И тут услышал снизу и сбоку из кромешной темноты прерывающийся голос:

– Акимова пропала.

– Как?

– Очень просто, нет ее нигде. Мы думали найдется, задерживали вылет, а ее нет. Везде, уже обыскали. Пилоты ругаются, больше не могу вертолет держать.

– Почему мне не сказал?

– Отрывать тебя с острова? А вдруг здесь что случится? Вдруг преступник вынырнет из воды и кого-нибудь с собой утянет.

– – Не болтай чепухи.

– Какой-то ты не такой. Выпил лишнего?

– – Кто ее видел последним?

– Каждый на другого кивает. Это не съемочная группа, а цирк на льду.

Кто она, Акимова? Преступница? Жертва? После ее отбытия с острова ощущения Забродова не изменились – опасность мерцает где-то совсем рядом, за спиной. Или интуиция на этот раз подвела?

Он оглянулся, проверить, все ли на месте, и увидел, что хоровод закончился. Костя Воробей о чем-то громко говорил, его похоже никто не слушал.

– Может, оружие тебе подкинуть? У меня на острове два охранника при сейфе.

Голос колебался как малиновое пламя костра – то оглушительно громкий, то едва слышный.

И бледное лицо с темными кругами вместо глаз раскачивалось мерно, как маятник. Темные круги – это очки, заставил себя вспомнить Забродов.

Любой свет режет Фалько глаза.

– Вам они тоже нужны. Проследи, чтобы никаких ночных купаний и прочих шалостей в том же стиле. Я возвращаюсь на праздник, у меня свои заботы.

Забродов будто стоял перед кривым зеркалом и смотрел в искаженное отражение. Костер съежился, голова идола тоже, зато выросли и выпятились ствол сосны с глубокими морщинами на коре, кувшин, накрытый сверху глиняной чаркой. Все на месте? Раз-два.., пять-шесть…

– Где Зина?

– Тебе Зины недостает? С одного бока поддувает? – съязвила Вероника.

Ну что за народ эти бабы: уже приревновала.

– Куда она подевалась?

– Да здесь она, рядом. Миски пошла сполоснуть.

– Я сейчас.

Наверное, кто-то из операторов отправился следом – не обязательно всем снимать одно и то же.

А если нет? Бег отнимает столько сил, будто каждый раз выдираешь ногу из вязкой топи.

Ветка хлестнула по щеке, река испуганно блеснула, будто застигнутая на месте преступления. Первым делом он увидел миску, валявшуюся среди травы. Миска не лежала, а именно валялась, как будто ее отшвырнули в сторону. Или из рук выпала…

Пройдя еще несколько шагов к реке, Забродов увидел нечто, выступающее из воды. Зинино тело колыхалось у самого берега лицом вниз – большой валун не позволил течению увлечь, утянуть труп. Вода только шевелила разбросанные по поверхности волосы, руки тоже как будто шевелились, но все остальное указывало, что девушка мертва.

Многое отдал бы Забродов, чтобы это зрелище оказалось просто галлюцинацией, обманом зрения под действием неизвестного снадобья. Нет, все реально, без обмана… Быстро вытащив тело на берег, он перевернул Зину на спину. Задрал майку, стал массировать сердце. Посинения кожи не заметно, значит в легких нет воды и Зина попала в воду уже без сознания.

• Предыдущая
• 28/58
• Следующая