Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей - Страница 82
- Предыдущая
- 82/96
- Следующая
– Чего я смогу?
– Ну, Сталина замочить, например – если, конечно, захочешь. Да и вообще... То да се... Ужасно интересно! И... смешно. Смешно, старик, смешно. Потом я много летал: на Марс, к Плутону, в центр Галактики. И здесь, конечно, на Земле... Почти целый день летал над Амазонкой. Знаешь, старик, оказывается, на Земле живет довольно много зверей, еще не известных людям. Поразительно. И большие есть, крупные... А на дне океана, старик... Ты закусывай!
– Но...
– И не смотри на меня так. Я – это только оболочка. Как, впрочем, и ты сам. Ты сам ведь тоже – тлен... И лишь душа твоя – вот это-то и есть ты сам. Практически бессмертный.
– Ну, хорошо. А как ты выглядишь-то без «грима», что ли?
– Никак. Вот так, точнее.
Тренихин растворился в воздухе, превратившись в пляшущие над бревном иглы света.
– Вот, полюбуйся: это я без «грима», без наворотов, без всех лишних прибамбасов. Как говорят французы, полный натюрэль.
– Похоже на полярное сияние.
– Ну, – оживился Борька, проявляясь снова на бревне. – Полярное сияние – так это мы и есть, чудак-человек!
– Не понимаю! Объясни мне все же: если вы – вокруг, то почему же на Земле творится непрерывный кошмар?
– Еще спроси: «чего ж тогда инфляция?» Старик, тут ничего нет странного и нет никакого парадокса: это просто жизнь. В твоем вот, в личном теле бактерии воюют: друг с другом, с лейкоцитами. Микрофлора против микрофауны. А мозг, твой собственный мозг, уже сорок два года молча царит над этим всем – над войнами. Над мирами миров. Миров, в которых свои трагедии, радости, традиции, законы. Причем царит твой мозг, заметь себе – практически ни во что не вмешивается. Так, иногда – попьешь лекарство... Хлоп аспиринчика с похмелья. Антибиотик – скажи? А там же от него – как чума легочная в средневековой Европе, эпидемия, мор: народы, расы вымирают. И вновь потом рождаются, само собой. Всех не убьешь поголовно! Вот и цивилизации точно так же – как отдельная особь, как отдельно взятый человек, как инфузории – рождаются, взрослеют, размножаются, стареют и умирают.
– Так ты скажи мне толком-то, – Белов крутил в руках билет. – Что мне это приглашение дает?
– Что? Ну, если предельно просто – это приглашение стать Богом. И кстати, если хочется, то вмешиваться здесь – в историю, в политику – пожалуйста. Когда узнаешь, правда, больше – тебе это почти расхочется. Но это к слову. Не иметь забот, ограничений. Делать только то, что хочешь. К чему душа лежит. Твой новый статус – от тебя – лишь по способностям, зато тебе – все, что ты хочешь, – по потребностям. Такой вот внезапный коммунизм, что ли?
– Какой же смысл в этом приглашении для них?
– А как же? Они в себя как бы кровь вливают. Молодую, свежую. Но лишь здоровую, конечно. Ты сдал все экзамены – почти! Сам сдал, без подсказок. Опять же – почти. И можешь, в общем, влиться. Стать Богом. И жить себе, поживать. Десятки тысяч лет жить, мимоходом замечу...
– Но все-таки не вечно?
– Нет, мой друг! И Боги, знаешь, умирают.
– Да. Об этом я и сам догадывался.
– Прекрасно! Ты пей давай – что ты держишь ее на весу? Тебе, я понимаю, нечего терять здесь, в человеческой шкуре. Они, кстати, то есть мы, мы берем ведь только одиноких. Чтобы родных не огорчать. Обидно ж, если папа или мама исчезает. Тебя в Москве ничего не держит, по сути. Ничего и ничто! Взамен же этого «ничто» ты получаешь все. Почти, опять же, все.
– И любовь?!
– Конечно! Разумеется, старик.
– И полную свободу – быть кем хочешь?
– И даже чем ты хочешь. Хочешь, можешь стать камнем, ложкой, горой, ручейком, островом...
– Но – в том числе – и просто человеком?
– Да! Вот, например, как я сейчас – я ж говорил уже.
– И говорил еще – что едва ли я этого захочу.
– И это говорил. Все верно. Да ты уже был ведь человеком сорок два года, старик, – сколько же можно: одно и то же почти изо дня в день!
– Ты очень часто стал повторять «почти». Почти я сдал экзамен, почти без подсказки, почти все получишь. Почти, почти, почти...
– Да, друг Коляныч. Почти – это важно, старик. Важно потому, что ничего абсолютного в мире не бывает.
– Почти? – спросил Белов улыбаясь.
– Я гляжу, что ты, Коляныч, уже все почти понял и уже почти согласился.
– Да... Это правда: терять-то нечего. А пожить несколько тысяч лет, побывать, посмотреть, понять. Занятно, что говорить! Одна только загвоздка у меня, да и то небольшая. Мне ведь нужно два билета, Борис. Я же теперь женат.
Борис расхохотался.
– Старик, послушай, ты – один. Ты здесь. И только ты. Лишь ты в контакте. Один. Здесь нет никого, кроме нас.
– Ты можешь Ленку высвистать сюда?
– Могу, но это... Тут запрет, старик. Тут – глухо.
– Но мы ж друзья. А ты – Бог, как-никак?
– Я – Бог. Все верно...Но это не проходит. Ты должен сам, понятно, сам сюда явиться. Как я сюда пришел, как ты... Ведь ты же сам пришел, да?
– Но ты ж мне помогал? Ну, молния там, падение со скалы...
– Да. Но тоже почти! В падении со скалы – тут тебе натурально повезло. А с молнией – согласен, я козла прижег по маковке – это моих рук дело. Да и наручники ты без меня бы тоже – хер порвал бы. Но дело-то не в этом! Одно дело – помочь. Тому – кто очень хочет! И изо всех сил старается – ты это тоже себе заметь! И совершенно другое дело – притащить по блату. Как говорят в Одессе – две большие разницы. На Бога надейся, а сам не плошай. Бог за тебя стирать, ботинки чистить, в муфельной печи керамику обжигать не будет. Потому что не Боги горшки обжигают.
– Тогда вернемся на исходные.
– С удовольствием! Билет имеешь ты. И только ты. Ты можешь его взять, а можешь и отказаться. Однако ты учти и то, что отказываешься ты только раз. И навсегда. Потом, отказавшись, если вдруг передумаешь, то уже все, уже не переиграешь – второго приглашения не будет.
– А если я вернусь в Москву, и снова – с ней – сюда?
– Смешной ты человек! Ты думаешь, они к себе любого берут? Кровь свежая нужна, это верно. Но не любая группа. А только А1, старик, ты ж понимаешь...
– А вдруг у Ленки именно А1 и есть?
– Тогда, наверно, я сказал бы тебе нечто иное, не находишь? Таланты им нужны, старик, таланты.
– А у меня какой талант? – Белов почти что испугался.
– Скажу! Но ты не обижайся. В тебе талант порядочности. Верность, знаешь, есть такое понятие? Обязательность? В тебе этого добра почти на сто процентов. А это редкость страшная – во всей известной части нашей Вселенной. Скажу по секрету, не только в России бардак, а и во всей Галактике – тоже. Обещают, не делают. Накалывают, напаривают, обувают – это повсеместно. Порядочность, Коляныч, очень ценится. Именно потому, что ее мало.
– Ты что-то крутишь, Борька. Я вижу, ты врешь ведь, скотина. Что-то недоговариваешь, хитришь, крутишь мне мозги!
– Ничуть. Я прямо говорю: у вас двоих нет шансов. И если ты уйдешь, то ты уйдешь.
– Ой, врешь ты, Борька! Брешешь: я же по глазам вижу. Шанс есть всегда – не ты ли в бытность любил повторять: «шанс есть всегда», «шанс есть у всех»?! Не может быть, не верю, чтоб шанса не было! Один шанс есть? Из тысячи? Из миллионов миллиардов?
– Еще раз повторяю я тебе: если ты уйдешь – получишь скромный дар– за беспокойство, ну, вот как сцепщик. И все. Назад дороги нет.
– Да почему назад? Ведь это не назад дорога, а вперед! Я говорю: да, я согласен. Но я в Москву сгоняю – за женой... Что здесь такого?
– Ох, Коляныч, ты все-таки – как и все люди – питекантроп тот еще! По слогам, специально для слабоумных и неинформированных: мы все живем отдельно – каждый живет сам. Может быть, ты сроду не обращал на это внимание, но это именно так, ты поверь мне уж на слово. Рожденье взять – каждый рождается в одиночку, смерть – тоже каждый лично подыхает – ни за Родину, ни за Сталина – а только за себя за самого. И больше ни за кого. Перед Богом – аналогично – ответственность сугубо персональная. Что я тебе элементарные вещи объясняю? Известно уже тысячелетия. Любому же козлу ясно.
- Предыдущая
- 82/96
- Следующая