Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей - Страница 81
- Предыдущая
- 81/96
- Следующая
Теперь Белов мог позволить себе снова упасть, отползти, положить лицо всей щекой на гальку. Все! Отмотался.
– Один вопрос: Белов по почерку – правша. – Калачев прижал трубку к уху. – А как по жизни? Тоже? Ну, спасибо.
Сердце Белова стучало так, что стало страшно: разорвется.
Оно стучало так с минуту.
– Ты... кто? – услышал он из-за спины какой-то странный, будто синтезированный голос.
– Я тот... кого вы ищете, – ответил Белов, не оборачиваясь.
– Ошибка! – хорошо знакомый голос прозвучал как-то чуть-чуть насмешливо. – Все наоборот, я – тот, кого ты ищешь.
Белов перевернулся на спину. Ни Власова, ни Калачева не было и в помине. Над ним стоял Борька Тренихин. Живой, здоровый и совершенно сухой.
– А эти где? Ну, двое – Власов, Калачев?
– Да это ж я и был. – Тренихин усмехнулся. – Ты ж знаешь, я же страсть люблю – с эффектом. Ну-к, оглянись!
Белов оглянулся. Там, за его спиной, горел костер. Дожаривались шашлыки на мангале. Около костра лежали бревна – для сидения. Он вдруг заметил, что и сам он, сам, – непостижимым образом одет в сухой, теплый комбинезон... И на ногах? И на ногах – унтайки.
– А хочешь, настоящее чудо покажу? – Борис оскалился и постучал себя по зубам: – Тридцать два. Родные. Сами взяли – и выросли! А?! Так-то вот!
Он жестом пригласил к костру.
– Так... Ох, извини, забыл... Что будем пить? – и, насладившись замешательством Белова, щелкнул пальцами.
В тот же миг возле костра явилась выпивка – без меры и без счета, как говорят – «в ассортименте»...
– Сам выбирай себе.
– Ты – старик Хоттабыч?
– Да. Есть немного.
– Ну, давай!
Тренихин снова щелкнул пальцами – в руках обоих возникли кружки, армейский стандарт – триста пятьдесят грамм.
– Люблю эту посуду, – сказал Борис. – Но, впрочем, тебе, может быть, лучше хрусталь или чего там еще?
– Нет, – Белов качнул кружкой в руке. – Давай вспомним молодость.
– Ты наливай себе что хочешь, не стесняйся: у меня-то ведь уже налито. – Тренихин качнул кружкой, показывая. – Налил? Ну – за встречу! Будем!
Они чокнулись и выпили.
– Так ты толком-то скажи – что все это означает?
– А ничего нового для тебя, Коляныч, это не означает. Как сцепщик все рассказывал, все так и есть в точности... Попроще если – иноземная, высокоразвитая цивилизация. Чудес-то не бывает – техника, наука... Вот и весь сказ до копейки.
– А где ж тарелки-то?
– Ой, извини! – В руках Белова из ничего возникла в тот же миг тарелка. – Я думал, ты шашлык с шампура жрать будешь.
– Нет-нет... – Белов отложил тарелку. – Я про летающие тарелки говорю.
– О господи! Каких тебе летающих еще? Я, я и есть оно – тарелка, если хочешь. А всей этой конкретики, иллюстраций к фантастическим романам, ее же в природе нет – как таковой.
– То есть?
– Говорю конкретно. В данном случае все от тебя зависит, от тебя самого. Что ты стремишься видеть – то ты и увидишь. Увидишь причем именно так, как самому себе ты этопредставляешь. Вот ты хотел меня найти – и ты нашел. А если б искал, допустим, ну, зеленых человечков, то нашел бы именно их. Вот, пожалуйста...
Борис распался на глазах, превратившись в шесть зеленых четырехглазых человечков с рожками, сидящих на бревне. Причем каждый из них держал в руках свою стандартную армейскую кружку.
– Тут от тебя, от твоей фантазии зависит, что увидишь, – пояснил Борька, сливаясь из зеленых человечков вновь в себя. – Ну? Давай: между первой и второй промежуток небольшой!
Выпили.
– Я, честно говоря, думал, что представительство иной цивилизации ну, как-то выглядит...
– Да? Вот это интересно. И как же оно выглядит?
– Ну, так... Архитектура...
– Вон. Посмотри туда. Годится?
Белов посмотрел туда, куда указывал Борис.
На плато, среди карликовых березок, возвышались циклопические постройки, странных причудливых форм, скрученные, фосфоресцирующие, издающие невнятные, но тревожащие душу звуки.
– Похоже, правда?
– Похоже на хорошие, дорогие декорации к фантастическому фильму.
– Нравится?
– Ну, как сказать... Неплохо.
– А мне не нравится, – сказал Борис, и постройки растаяли в воздухе. – Голливудщина дерьмовая. Дешевка. Еще по коньячку?
– Давай. – Белов протянул было руку к бутылке, но в тот же момент заметил, что кружка его налита.
– Не утруждай себя, Белов!..Поехали! Ух! Ну, теперь закусывай давай!
– Ага! – Белов навалился на шашлык. – А почему вдруг это здесь все? А?
– Да очень просто. Место здесь глухое, местных нет, лишние не ходят... И вместе с тем оно довольно просто достижимо. Это место. Достижимо для желающих.
– И это что – единственно подходящая точка на земле?
– Ну что ты! Нет, конечно. Просто такие точки создаются всегда в подобных местах – а на Земле их больше сотни – таких же точек, как вот эта. Точки перехода.
– Что значит «точка перехода»?
– Здесь ты в контакте с ними. С нами. С иноземной цивилизацией. Которая старше земной почти на тридцать миллионов лет. И мало того – здесь точка перехода, здесь ты можешь уйти к ним – если хочешь и если ты билет имеешь, как бы. Пригласительный билет.
– Кто ж получает такой пригласительный билет?
– Да кто захочет. Любой. Вот взять тебя – ты сюда стремился. Пришел. Прошел, можно сказать, все испытания, почти. Сам прошел. Вот, получай. – Борис достал из кармана небольшой абсолютно чистый кусочек картона, размером с визитную карточку. – Вот твой билет. Раз – и квас.
Белов взял карточку и покрутил ее в руках.
– И что теперь? Не понимаю.
– Теперь ты можешь перейти в иное состояние. Как я. Они дают тебе гражданство. Вид на жительство – ну, если хочешь.
– А что взамен?
– Да ничего. – Борис пожал плечами. – Что им с нас взять-то, кроме чести?
– Но это как бы смерть?
– Смерть? – Борька удивился. – Я похож на мертвого?
– Нет, не похож.
– Тогда закусывай давай.
– Я правильно понимаю, что можно быть и там и тут – и с ними, и тут – человеком?
– Да. Конечно. Но вряд ли ты останешься, – в Москве там, то да се. Пойми, старик, возможности другие, другие интересы, все другое. Вот ты представь: ты был муравьем, а стал человеком. Ты превратишься снова в муравья, хотя и можешь – запросто – допустим? Полезешь назад – в свой родной и любимый муравейник?
– Нет, конечно...А ты? А ты сам – вот сейчас? Сидишь со мной, беседуешь. Это же и значит, что ты назад, в муравейник, полез – разве не так?
– А я сейчас – не я. Я – это лишь визуальное выражение контакта. В удобоваримой для тебя форме. Тренихина же нет как такового, уже месяц с лишним. Тренихин есть, конечно, но он теперь как бы везде – с одной стороны и нигде конкретно – с другой.
– Тебя разлили? – улыбнулся Белов. – Как бы по стаканам?
– Мне очень это сложно тебе объяснить. У вас, людей, нет аналогичных понятий... Нет, стоп! Вот знаешь, все же – похожее понятие у вас есть – Бог? Вот это наиболее близкая аналогия. Бог есть? Есть! А где он? Везде. Нигде. Но есть – совершенно точно. Есть Бог на свете! Давай еще по чуть-чуть. За полное взаимопонимание!
Они выпили.
– А на что ж это похоже на самом деле?
– Закусывай! На что похоже? Не объяснишь. Ты сможешь все. Ты – Бог. И ты – практически, считай, бессмертен, старик. Я, например, сначала, дня четыре, все смотрел историю. Все ж сохраняется – ты знаешь? Можно увидеть, как строили пирамиды, как Цезаря пришили, как Сталина замочили – а его ведь замочили – на самом-то деле!
– Да есть такое мнение. Знаю.
– «Мнение», – фыркнул Тренихин. – Да ведь я же его и замочил. Еще в начале сентября, старик.
– Как так – в начале сентября?
– Ну, так, для удовольствия. Не нарушая хода истории, конечно. Посмотрел я историю нашу – двадцатый век, до конца, как в кино, только все в натуре. Очень уж гад он большой был, Иосиф Виссарионыч. Такая падла. Хуже твоего Власова. Ну, руки и зачесались у меня. Ты не волнуйся. Что ты побледнел? Ты тоже сможешь, когда станешь.
- Предыдущая
- 81/96
- Следующая
