Вирус «В-13» - Михеев Михаил Петрович - Страница 35

• Предыдущая
• 35/44
• Следующая

Березкин внезапно проснулся от острого ощущения не то жалости, не то тревоги. Вначале ему показалось, что с Байдаровым что-то случилось. Он испуганно вскочил с постели. Но Байдаров спокойно спал на кровати напротив. Слабый свет из-под темно-зеленого абажура ночной лампы падал на его лицо, и оно казалось скорбным и печальным.

Однако неприятное чувство не проходило. Березкин подошел к окну, откинул штору. Серое туманное небо висело над крышами. Внизу тянулась черной рекой пустая неприветливая улица. По тротуару брела одинокая фигура в пиджаке с поднятым воротником, в шляпе с уныло обвисшими полями.

Березкин проводил глазами сиротливого прохожего, пока он не скрылся в ночных сумерках, и вдруг подумал, что Тане в эту же минуту, наверное, очень и очень трудно.

Служитель выпустил локоть Тани. Она качнулась и с трудом удержалась на ногах.

Прямо перед своими глазами она увидела угол письменного стола. Стопку журналов. На журналах лежали черные шоферские перчатки, слишком маленькие для мужской руки. На перчатках тонкий гибкий хлыст.

Рядом на мраморной подставке торчала тонкая золоченая игла со стопкой наколотых бумаг.

Голова у Тани кружилась, ноги подкашивались. Она боялась упасть на сверкающее острие и слегка отодвинулась назад.

При малейшем движении тупая боль ударяла в затылок. Но стоять склонившись Таня не хотела. Медленно, с усилием, она подняла голову.

Женщину за столом она узнала сразу.

– Доктор Крейде, – сказала женщина по-немецки кому-то, находящемуся в комнате.

– Да, фрейлейн Морге, – ответили слева от Тани.

Голос показался знакомым. Смотреть влево Тане мешала нависшая на глаза прядь волос. Она боялась повернуться – как бы не упасть. Левая рука зажата в кулак, в ней монета с гербом Советского Союза. Таня подняла правую руку, отодвинула нависшие волосы. От движения она покачнулась, ей пришлось переступить на месте, чтобы сохранить равновесие. Зато теперь она видит, к кому обратилась женщина. Так и есть! Старший врач Рабочей больницы…

– Вы знаете русский язык, доктор Крейде, – сказала женщина. Признаться, я не подозревала за вами таких способностей.

– Я знаю не только русский, – услышала Таня, – но и английский, фрейлейн.

– Вот как, но вы всегда говорите при мне по-немецки. Даже с Эксоном.

– Из уважения к хозяйке дома.

– Благодарю, – иронически протянула женщина. – А теперь помогите нам разговориться с доктором Майковой на ее родном языке.

Таня неплохо знала немецкий язык. Когда-то в институте она заявила преподавателю, старому Карлу Мейеру, что не желает изучать язык, на котором написана такая книга, как «Мейн Кампф». Седой Мейер тогда покраснел и закричал на нее, что она не права, что немецкий язык не тот, на котором написана «Мейн Кампф», а тот, на котором написаны «Фауст» и «Коммунистический манифест». Он поставил ей «плохо», и, поразмыслив, Таня решила, что он был прав.

Она сделала усилие и произнесла по-немецки: – Нам не о чем разговаривать здесь на русском языке. Да вы и недостойны говорить на нем.И хотя в глазах от напряжения уже появилась красноватая муть, Таня добавила с упрямым вызовом: – Будем говорить по-немецки… хотя бы из уважения к хозяйке дома.

Справа скрипнул стул. Стараясь не двигать головой, Таня посмотрела в ту сторону и увидела молодого мужчину с черными усиками. Он оперся локтем о колено и пристально смотрел на ее ноги. Таня вспомнила, что платье сбоку у нее разорвано, почти до пояса – очевидно, тогда, когда ее вытаскивали из машины, – она почувствовала взгляд, противной мокрицей ползающий по ноге.

Губы ее вздрогнули. Невольным жестом она поправила платье.

Женщина за столом недобро усмехнулась и что-то сказала мужчине с усиками. Тот с готовностью встал, подошел к Тане и протянул руку к воротнику ее платья.

Румянец загорелся на бледных щеках Тани. Она отступила, пошатнулась, оперлась обеими руками о стол.

Дальше отступать было некуда. Она отклонилась назад, рука ее скользнула по столу и наткнулась на хлыст.

Мужчина уже почти коснулся ее. Таня втянула воздух сквозь сжатые зубы, собирая остатки сил, схватила хлыст и, размахнувшись, ударила наотмашь им прямо по наглым улыбающимся глазам.

Она услышала шипящий крик боли и ярости. Хлыст выпал из ее рук. Закрыв глаза, Таня склонилась на стол.

Как сквозь сон, до нее донесся резкий оклик: – Демарсе! Не смейте! Вы ее убьете, а она мне нужна.

Таня услышала, как возле нее зашуршало платье.

– Вам здорово попало, Демарсе… Поднимите хлыст и идите в ванную, у вас течет кровь.

Таня открыла глаза.

Женщина стояла возле нее и легонько похлопывала хлыстом по углу письменного стола. Голос ее был недобро спокоен.

– Рецепт препарата Русакова?

Таня выпрямилась и отрицательно покачала головой.

– Рецепт препарата? – повторила женщина.

С наивной надеждой Таня обвела глазами комнату.

Нет! Здесь ей не от кого было ждать ни сочувствия, ни жалости. Друзья были далеко. А рядом только вот эта…

– Рецепт витамина? – услышала Таня и вздрогнула от удара.

Тело ее бессильно наклонилось к столу. Прямо перед собой она увидела золоченую иглу, на которую были наколоты бумаги; холодно и остро поблескивал ее кончик, притягивая взгляд. Если упасть на него грудью, то игла, наверное, дойдет до сердца. Может быть-то будет не так мучительно, как ощущение одинокой беспомощности, как страх от ожидания, что еще может придумать эта женщина, чтобы заставить ее говорить.

Таня наклонилась, передвинула руку и почувствовала зажатую в кулаке монету с гербом Советского Союза.

Она с усилием повернула голову.

– Вы ничего не узнаете от меня, – произнесла она тихо, но внятно. – не боюсь вас! Вы можете пытать меня, как угодно…

Губы ее затряслись, она прикусила их до крови, чтобы не расплакаться. Но ей мучительно захотелось доказать, что она все равно ничего не скажет. Она протянула правую руку, положила ее ладонью на острие иглы и, закрыв глаза, нажала что было силы…

Больно оказалось только вначале. Кончик золоченой стали показался на тыльной стороне руки. Кровь, вначале каплями, потом тоненькой струйкой побежала на бумаги и расплылась в круглое пятно..

Дальше Таня уже не помнила ничего…

Служитель вынес бесчувственную девушку из кабинета. Фрейлейн Морге с раздражением бросила на стол хлыст. Присела в кресло, закурила. Прищурилась, окутанная табачным дымом.

У доктора Крейде неприятно сосало под ложечкой, во рту чувствовался привкус железа. Он проглотил слюну, повозился осторожно в кресле и с опасением поглядел в сторону нахмуренной хозяйки. Кто знает, что может прийти в голову этой женщине. Все время живешь, как в клетке с дикой кошкой. От постоянного нервного напряжения окончательно испортился желудок, сегодня утром он обнаружил на висках седые волосы. Черт знает что! Еще немного, и сам станешь сумасшедшим, вроде доктора Шпиглера.

Он вздрогнул, заметив, что фрейлейн Морге пристально смотрит на него.

– Вы принесли вирус, доктор?

– Да, да, фрейлейн Морге. Вот он.

Доктор Крейде вынул из портфельчика небольшой, с палец, металлический футляр.

Фрейлейн Морге отвернула нарезную крышку На ладонь выскользнула стеклянная ампула с длинным хвостиком. Доктор поспешно отошел от стола и сел подальше.

Как она обращается с вирусом?.. Стоит ей отломить запаянный кончик…

– Если упрямая девчонка не даст мне рецепта препарата, – сказала фрейлейн Морге, – я угощу ее вирусом и выброшу где-нибудь в Портовом Пригороде. Господин Байдаров получит обратно свою Майкову. Только она уже перестанет быть доктором.

Она опустила ампулу в мягкую внутренность футляра, завернула крышку и положила его в ящик стола.

– Скажите мне, доктор, – сказала она. – Для чего отцу так понадобился препарат профессора Русакова?.. Да сядьте поближе. Вы же видите, что я убрала ампулу.

• Предыдущая
• 35/44
• Следующая