Джин Грин — Неприкасаемый - Горпожакс Гривадий - Страница 12

• Предыдущая
• 12/149
• Следующая

Каменный от ярости, Джин Грин прошагал от машины к дому.

— Женечка, какой-то господин оставил тебе письмо, — слабым голосом сказала няня.

«Няню он тоже убил, сука», — подумал Джин, глядя на трясущуюся старуху, которая еще три дня назад уступала в скорости передвижения по дому разве только легконогой Наташе. Письмо было написано по-русски:

— Няня, что за господин оставил это письмо? — крикнул Джин.

— Очень симпатичный, солидный такой, из наших, Женечка, — пролепетала няня.

Джин поднялся в свою комнату, быстро снял пиджак, просунул руку за книжную полку, нажал кнопку в стене. Открылась дверца его личного потайного сейфа. Мгновенно оттуда была извлечена плечевая кобура с небольшим «вальтером», предмет тайной гордости Джина. Эту штуку он приобрел когда-то по совету Лота. Ясное дело, любой настоящий современный джентльмен должен иметь такую сбрую в своем снаряжении. И вот пригодилась! Именно за этим предметом он мчался домой.

Зарядив и поставив пистолет на предохранитель, он быстро надел кобуру, схватился за пиджак. В это время взгляд его упал на зеркало и застыл. Перед ним, как на стоп-кадре какого-нибудь «потрясного» фильма, явился загорелый, голубоглазый атлет, комильфо со стальными мускулами, с резко очерченной челюстью — Джеймс Бонд — Наполеон Соло — Фрэнк Хаммер! Усмехнувшись, он неторопливо надел пиджак, причесался.

Приятели по университету, эти нечесаные, бородатые интеллектуалы, всегда немного потешались над его комильфотностью и тренингом, над его приверженностью к высшим стандартам «америкэн уэй оф лайф» — «американского образа жизни».

Ну что ж, битники-мирники, циники-мистики, вам кажется, что жизнь — это сидение в кафе и пустопорожняя болтовня об Аллене Гинзберге и индийских ритуалах? Вы еще не получали любезных писем с предложением выпустить кишки?

Господин Врангель, милостивый государь, ваше благородие, не волнуйтесь — еду!

Догорающий, но все еще огромный закат смог преобразить даже унылые закопченные дома южной части Третьей авеню с их бесчисленными железными лестницами на брандмауэрах.

Мрачным колдовским огнем горели окна обывательских жилищ, а пестрое бельишко, трепещущее на большой высоте, казалось зашифрованным сигналом об опасности.

Джин поставил машину метрах в ста от дома э 84. Улица была пустынна. Лишь ряды бесчисленных потрепанных автомобилей с кровавыми от заката стеклами стояли вдоль нее. Проехал негр-мороженщик в фургончике с колокольчиками.

Крепко стуча каблуками по асфальту, Джин направился к цели. Он не оглядывался по сторонам, не крался, шел спокойно и открыто, но в то же время был готов в любой момент упасть на землю, броситься в ближайший подъезд, укрыться за любой машиной, открыть огонь.

Дверь, возле которой он нажал звонок, была обита пластиком, грубо имитирующим кожу. На ней красовалась медная табличка с надписью: «Anatole Krause, B.A.[9]».

— Ух ты, БИ-ЭЙ! — присвистнул Джин и недобро улыбнулся.

За дверью послышались легкие женские шаги. Рука Джина потянулась к кобуре, но он заставил ее остаться в кармане брюк.

— Сэр? — сказала девушка, открывая дверь. Джин смотрел на нее. Большие серые глаза, доверчиво открытые всему самому светлому, самому прекрасному, самому романтическому в мире, о дитя Третьей авеню, мечтающее о сказочном принце на белом коне, прямо Натали Вуд — ну, цыпочка, подсадная уточка, твой принц пришел!

— Сэр? — повторила девушка. Глаза округлились, стали недоумевающими.

— Это квартира мистера Краузе? — спросил Джин и усмехнулся. — Бакалавра искусств?

Девушка залилась краской мучительного стыда, потом вызывающе вздернула голову.

— Да, это мой отец.

— Мое имя Джин Грин, — четко сказал Джин.

Рука снова пожелала залезть под мышку.

— Зайдите, пожалуйста, — девушка отступила в глубь квартиры. — Отца нет дома, — сказала она, когда Джин вошел. — Он редко бывает дома. Ведь он… — она запнулась, но потом снова вызывающе посмотрела на молодого денди, — ведь он коммивояжер.

— Ах вот как, он еще и коммивояжер, — протянул Джин, оглядывая прихожую, какие-то дурацкие облезлые оленьи рога, на которых висела потертая велюровая шляпа с узкими полями.

— Да, он коммивояжер, — растерянно проговорила девушка, в глазах ее впервые мелькнул страх. — А вы…

— Да я шучу, — быстро сказал Джин и широко улыбнулся. — Не знаю я, что ли, Анатоля? Ведь я работаю в той же фирме.

— Как, вы тоже из «Сирз и Роубак»? — радостно воскликнула девушка.

— Так точно, — весело подтвердил Джин. — Тоже бакалавр, с вашего разрешения. У нас там все бакалавры, но никто не спешит жениться.[10]

Сверкая своими коронными улыбками, он мастерски разыграл этакого «обаяшку».

— Не смейтесь, — улыбнулась девушка. — Сколько раз я уговаривала папу снять эту дурацкую табличку…

— Напрасно уговаривали, образованием надо гордиться, — продолжал паясничать Джин.

— Значит, вы папин коллега, — кокетливо сказала девушка. — А почему я вас никогда не встречала на вечеринках у Веддингов?

— Я выбираю места поинтересней. Хотите составить компанию?

— Да ну вас! — шутливо отмахнулась она. Она прошла вперед, взялась за ручку двери и повернулась к Джину внезапно опечаленным лицом, ну просто Натали Вуд, что ты будешь делать!

— А зачем, Джин, вы к нам?

— По делу… э-э…

— Кэт.

— По делу, Катя.

— Ого, вы даже знаете, что мы русского происхождения?!

— Конечно, Катенька.

— Как смешно вы произносите! Отец вам назначил?

— Факт. Позвонил утром и говорит: «Заваливайся, Джин, вечерком».

— Ну, значит, скоро он будет. Мы никогда не знаем, когда он появится. Так заходите, Джин.

Она открыла дверь. Джин вошел в комнату и вздрогнул. В упор на него смотрели круглые пуговичные глаза Лефти Лешакова.

— Добрый вечер, мистер Краузе! Узнаете? — громко сказал он.

— Мы с мамой заказали этот портрет, потому что отец так редко бывает дома, — проговорила за спиной Катя.

— Я смотрю, тут просто культ нашего бакалавра, — усмехнулся Джин.

— Садитесь. Хотите кофе?

Джин сел на низкое кресло на металлических ножках и осмотрелся. В гостиной бакалавра-убийцы царил ширпотребный модерн, с головы до ног выдающий весьма скромный достаток семьи. Журнальный столик в виде почки, торшер, напоминающий коралл, дешевые репродукции Поллака, Кандинского, Шагала, и рядом — о боги! — «Три богатыря», «Иван Грозный убивает своего сына», «Запорожцы»…

— Вам нравится Поллак? — спросила, входя с подносом, Катя.

«Долго еще они собираются разыгрывать со мной эту комедию?»

— Ммм… Поллак… Да, да…

Катя поставила на почковидный столик чашки с кофе, бисквит.

— У моего отца старомодные вкусы, он терпеть не может современной живописи, кричит: «Позор модернягам!» Но эту комнату я оформила сама.

— Ммм, да, можете гордиться своим вкусом.

• Предыдущая
• 12/149
• Следующая