Джин Грин — Неприкасаемый - Горпожакс Гривадий - Страница 11

• Предыдущая
• 11/149
• Следующая

В голосе Флаггерти мистер Збарский улавливает враждебные нотки. Нет, Флаггерти ничего не имеет лично против мистера Збарского, эти нотки — отголосок давней ведомственной свары между ФБР и ЦРУ. Формально ведомство Эдгара Дж. Гувера подчиняется ЦРУ, органу, координирующему работу всех органов разведки, но мистер Збарский-то знает: директор, как говорят в ФБР, подчиняется только господу богу.

— Копия дела уже послана вам почтой, мистер Флаггерти, — отвечает мистер Збарский, — но я дам распоряжение, чтобы вам выслали и фотокопию по телетайпу.

И еще вспомнил мистер Збарский: президент и начальники ЦРУ приходят и уходят, а Эдгар Дж. Гувер остается.

— Спасибо, мистер Збарский. Спасибо. Как погода в Нью-Йорке?

— Страшная жарища. А у вас в столице нации?

— Льет тропический ливень. Пока, мистер Збарский.

Збарский нажал кнопку автокоммутатора.

— Бетти! Завтра, только не раньше, перед окончанием работы отправьте дело молодого Гринева мистеру Флаггерти по адресу: ЦРУ, Лэнгли, Вашингтон, Ди-Си! И дело Лешакова тоже. Эти парни опять лезут в наши дела, хотя… Ну да ладно! Спасибо, беби!

Трубка потухла. Мистер Збарский с раздражением бросил ее на покрытый стеклом стол. Он положительно не понимал, почему ЦРУ заинтересовалось этим Джином Грином. Что он, мистер Збарский, скажет своему директору — Эдгару Джону Гуверу? Нет, этим русским эмигрантам давно пора угомониться!..

У мистера Збарского почти безошибочное чутье старого легавого пса: ясно, что ребята из Лэнгли хотят свалить убийство Гринева на красных, только вряд ли выгорит это дельце. Большая пресса уже помалкивает о «руке Москвы». Этот Лешаков — в ФБР давно знали о его связях с ЦРУ — безнадежно провалил всю операцию…

Мистер Збарский с удовольствием послал бы прямиком к черту этого Флаггерти, но русские эмигранты-белогвардейцы находятся под двойной опекой — ФБР надзирает за ними, а ЦРУ оплачивает их антисоветскую деятельность.

Когда Бетти вошла к мистеру Збарскому с какими-то бумагами, он кинул их в плетеную стальную корзинку с надписью «Ин» (входящие), а секретаршу облапил и усадил к себе на колени.

— Беби! Не слышала ли ты последнюю шутку об отношениях между ФБР и ЦРУ?

— Нет, чиф! Расскажите! — попросила Бетти, устраиваясь поуютнее на костистых коленях начальника. Она давно слышала эту шутку, но умела ладить с начальством.

— В тех редких случаях, беби, когда работники этих двух организаций обмениваются рукопожатием, они тут же пересчитывают собственные пальцы, все ли на месте. Ха-ха-ха!..

Джин медленно пробирался сквозь обычную автомобильную толкучку Мидтауна. Он машинально переключал скорости, давал газ, нажимал на тормоз. Застывшим взглядом смотрел он прямо перед собой, ни одна струна не шевелилась в его душе, он словно потерял ощущение своей личности, растворился в закатном душном небе. За рулем «де-сото» сидела кукла.

— Не дадите ли огоньку? — сказал кто-то почти в ухо.

Он вздрогнул. На него заинтересованно смотрела красивая, слегка увядающая блондинка в небрежно накинутой на плечи накидке из наимоднейшего леопарда. Их машины ползли рядом в гигантском автомобильном стаде по Пятой авеню. У нее был английский «ягуар» с правосторонним управлением.

— Что с вами? — спросила блондинка, никак не попадая сигаретой в пляшущий перед ней огонек.

Джин понял, что его уже давно, должно быть, еще от кладбища, бьет нервная дрожь.

— А мне сигарету, если можно, — попросил он. Дама с несколько суетливой готовностью протянула ему смятую пачку «Лакки страйк».

— Курите «Лакки»? — вяло удивился Джин.

— Привычка со времен даблъю-даблъю-ту![8] — засмеялась дама. — Во время войны я водила «студер» в Европе.

— Ого! — усмехнулся Джин. — Вы, значит, бывалая девушка!

Она рассмеялась добродушным, с хрипотцой смехом.

— Тогда была песенка «Я оставила свою честь на обломках самолета», не слышали?

— Я тогда еще не умел даже кататься на роликах…

Он с удовольствием болтал с этой, что называется, «свойской бабой» в тысячной леопардовой накидке, сидящей за рулем дорогого автомобиля и курящей «Лакки страйк», сигареты работяг и солдат. Этот разговор словно возвращал его в жизнь, в город, полный неожиданностей и тайн.

— А после войны вам, как видно, повезло?

— Как видите, — засмеялась она, ударив по рулю и тряхнув плечами. — Подцепила Чарли-миллионщика!

Они замолчали, потому что пришлось увеличить скорость. Он даже забыл про нее и вздрогнул, когда у очередного светофора снова прямо возле уха послышался ее голос:

— У тебя определенно что-то не в порядке.

Джин повернулся. Дама смотрела на него с какой-то странной робостью, улыбаясь чуть напряженно, словно готовая к грубости.

— Да, не в порядке, — сказал он. — Отец умер. Я еду с кладбища.

— О, — сказала она — Извини меня.

Некоторое время они сидели молча.

Загорелся зеленый свет.

«Где-то я ее видел, — подумал Джин. — Но где?»

Дама чуть приподнялась и взглянула на заднее сиденье машины Джина, где валялась сумка с четырьмя буквами NYYC (нью-йоркский яхт-клуб).

— О, вспомнила! — воскликнула она. — Я видела вас на Бермудах в июне. Кажется, вы участвовали в океанской гонке, не так ли?

— Верно! — удивленно сказал Джин. — Я был в первой десятке, — он улыбнулся, — правда, десятым…

— А как вам понравился старик де Курси Фейлз? — спросила дама.

— Я преклоняюсь перед ним, — сказал Джин. — В семьдесят четыре года выиграть гонку на старухе «Нине»!

— Утер он нос Джеку Поуэллу, — засмеялась дама.

— Джеку не повезло, — сказал Джин. Он улыбнулся мечтательно, на мгновение вспомнив «земной рай» Бермуд, сказочную жизнь среди океанских брызг, солнца, ветра, своих друзей — чемпионов парусного дела, знаменитых плэйбоев Джека Поуэлла, Джонни Килроя, шкипера «Ундины» С.А. Лонга, девушек.

— Значит, вы тоже там были?

— Да.

— Жаль, что не познакомились…

— Жаль.

— Мне сейчас направо, — сказал Джин.

— А я прямо, — увядшим голосом сказала дама. Он улыбнулся ей, и она опять с какой-то торопливой готовностью ответила на улыбку.

«У нее тоже не все в порядке», — подумал Джин.

— Вот сейчас разъедемся, и точка, — сказал он. — Навсегда, не так ли?

— Может быть, поставим многоточие, — быстро сказала она, протянула ему кусочек белого картона и, отвернувшись, взялась за рычаг скоростей. На ее красивой голой руке вдруг обозначился бицепс.

Джин сунул карточку в бумажник.

»…Чудовище я, что ли? Почему я не чувствую горя? Я не знаю, что такое горе.

Ты понимаешь, что твоего отца больше нет на этом свете? Что никогда уже больше он не будет докучать тебе разговорами об этой своей России? Что никогда, никогда…

Пустоту я чувствую внутри, вот что. Должно быть, все-таки он занимал какое-то пространство в моей душе, мой милый старый папа.

Ты помнишь, в детстве вы были близки, он был еще сильным, вы вместе плавали, ты тогда еще не подтрунивал над ним…

Я помню его Россию. Он говорил мне бесконечно о своей России, он навязывал мне свою Россию, как рыбий жир, и вот получил подарочек. «Из России с любовью!»

Полтавщина, липы, ты помнишь? Снимков не сохранилось, лишь два-три дагерротипа, он рисовал тебе парк, античные беседки, мостики, чертил тот план, путь к родовому некрополю… Тебе казалось, что ты сам побывал возле этого села Грайворон, проходил по мосту над узенькой речкой, ты знал все аллеи и пруды того парка. Это было в детстве, а потом все стало иначе. Романтика, старосветские тайны, «самое сокровенное», а ты хотел быть американцем, американцем без всего этого прошлого, без комплекса утрат, изгнания, вины и стыда Он иногда смотрел на тебя так…

Моего старика — какая-то жаба? Деловито? Как мясник забивает скот? Но «рука Москвы»? Чушь какая-то…»

• Предыдущая
• 11/149
• Следующая