Выбери любимый жанр

Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке - Горбунов Евгений Александрович - Страница 61

Изменить размер шрифта:

Для Гудзя началась тяжелая и опасная повседневная работа. Вот как он сам через шестьдесят лет вспоминал о тех далеких днях:

«Я работал напряженно. Критерием была тщательная головоломка над источником после того, как он согласился помогать и приносить информацию или документ, – как он держится, как смотрит в глаза, как относится к конспирации, как выполняет режим и методику, ему предписанную и согласованную с ним при встрече. Предлагает ли встречаться для передачи документов, какие выдвигает инициативы, как идет на наши предложения.

Что он принес – что за документ, его внешний вид, знаки и степени секретности, от кого получен этот документ или где он его взял, каково содержание документа, полезен ли он нам.

В результате складывается положительное мнение об источнике «Кротов». Получаем сводный доклад о политико-моральном состоянии солдат японской армии. Дополнительные сведения о росте самоубийств, о пацифистских настроениях, то есть раскрываются сведения об армии и ее слабых сторонах. Делаем вывод – пожалуй, передача нам такого материала сознательно была бы глупостью, ибо она знакомит со слабыми сторонами японской армии.

Или тревога! Источник «Кротов», придя на встречу, принес документальный материал, в то время как с ним была договоренность на встречу с беседой документальный материал не приносить. Еще раз настойчиво, но вежливо без обиды для него просим не делать этого. Если и это не помогает, то настороженность нарастает. Если наоборот, условия соблюдаются, то это значит, что есть уверенность, что источник честен, не приучает нас к потере бдительности. Мысль об опасности, угрозе, проваленной ситуации присутствовала постоянно.

И все же, когда я шел на встречу для инструктажа с источником «Кротов», я не мог не предусматривать и такой возможный вариант, что он подставка или двойник. Поэтому я ввел железное правило, чтобы источник на такую встречу не приносил бы документального материала, а полпреда предупреждал, что я иду на встречу и не имею никаких документов, компрометирующих меня. И если в случае провала японцы будут шуметь о поличном, то это будет чистейшей провокацией спецслужб, пытающихся путем подсовывания «документации» обвинить меня в шпионаже.

Что касается моей контрразведывательной работы, то Артузов был осведомлен о моем знании всякого рода ухищрений, которые КРО применяло, проникая в посольства и военные атташаты иностранных государств. Артузов предупреждал, что нельзя исключать того, что спецслужбы Японии делают то же самое в отношении наших дипломатических и торговых представительств: отсюда делайте выводы и стройте контрразведывательную работу против этих сил, не становясь простаком ни на минуту.

Была отработана система встреч – максимально страхующая от возможных опасностей провала. Предусматривалась при встрече с агентом проверка возможности наблюдения. Создавалась такая обстановка при встрече, которая бы исключала возможность визуальной фиксации (фотографирования) встречи, и особенно передачи документов из рук в руки. Учитывалось, как будет происходить напоминание источнику о дате и месте последующей встречи и перенос ее на другое место и время в случае необходимости. Надо было предвидеть и такой возможный случай, когда уже предстояла встреча с агентом для обмена материалами, но был замечен «хвост» и необходимо было встречу отменить. При этом нельзя было показывать, что наружка обнаружена и резидент, идущий на встречу, хочет от нее оторваться. Использовался и такой прием: когда обмен материалами был завершен, резидент не возвращался сразу в посольство, около которого он мог быть перехвачен и обыскан, а скрытно передавал материал своему помощнику, который его сопровождал при встрече с агентом. Помощник первым возвращался с материалами в посольство, а потом туда налегке возвращался и резидент. В общем, применялись все те приемы встреч с агентурой, которые являются азбукой для любого современного начинающего разведчика. Но тогда такие приемы азбукой не являлись. И чтобы их разработать и правильно применять, резиденту пришлось использовать весь свой контрразведывательный опыт».

После передачи «Кротова» токийской резидентуре всех сотрудников и в Токио, и в Москве интересовала надежность нового источника. Возможность подставки и дезинформации не исключалась, и новому резиденту приходилось проверять и перепроверять, когда это было возможно, всю информацию, полученную от этого источника. «Кротов» давал материалы о политико-моральном состоянии японской армии. В них говорилось о самоубийствах солдат, об оппозиционных группировках среди офицерского состава. Давал он и сводки по советскому посольству: какие оплошности допускают сотрудники, выбрасывая черновики в корзину, это касалось работников военного атташата. Из этого были сделаны выводы, и доступ японской обслуги в служебные помещения был перекрыт. Анализировалась техника и обстановка встреч с агентом и тщательно изучалось его поведение при встречах. Было строго установлено, что, когда встреча запланирована для инструктажа источника, тогда не может быть и речи о передаче материалов. Когда же встреча запланирована для обмена материалами или только для получения материалов, то не может быть никакой беседы с источником. Основная цель, которую преследовал резидент, не дать поймать себя с поличным, полностью исключить возможность международного скандала. И основания для таких опасений были. В начале своей разведывательной деятельности в Токио «Кротов» не имел возможности фотографировать документы. Новейшей фототехники у него не было. Документы в оригинале он выносил из Главного жандармского управления, где работал, и передавал на явке связнику или резиденту. Потом документы доставлялись в Полпредство, там фотографировались и на следующей встрече возвращались ему обратно. Такая вот допотопная схема получения информации на уровне конца прошлого века. Современникам, начитавшимся шпионских романов и насмотревшимся шпионских фильмов, когда фотокамеру заделывают в запонку и булавку для галстука, это покажется невероятным. Но в начале 1930-х резидентура ИНО в Токио работала в других условиях. Как «Кротов» при такой технике связи успешно работал и не провалился – одному Богу известно. Автор на это не может дать вразумительного ответа.

А «Кротов» работал, и работал успешно. В Полпредстве держали в руках оригиналы секретнейших японских документов. Именно оригиналы, а не записанные источником по памяти содержание документа. К тому же, используя такого опытного специалиста, как «Павел», можно было в большинстве случаев проверить подлинность документов. И это очень высоко ценили в Москве. «Кротова» берегли и о его безопасности постоянно напоминали резиденту. Вот только один пример. Руководство резидентурой осуществлялось с помощью рекомендаций. В Москве внимательно анализировали не только получаемые из Токио фотокопии документов, которые оценивали очень высоко, но и отчеты резидента о повседневной работе и встречах с «Кротовым». На основании этого анализа составлялись рекомендации, которые затем отправляли в Токио. В одной из таких рекомендаций ИНО о работе с «Кротовым» говорилось: «… о том, что он является основным агентом Вашей резидентуры, мы говорили во время Вашего пребывания здесь. Использовать его в качестве наводчика для новых вербовок запрещаем. Следует нацеливать его на получение именно документальных материалов, т. к. они особенно ценны для нас… Конечно, следует учесть все трудности документальной работы и максимально облегчить К. эту работу путем назначения удобных для него явок, технических средств».

Но от «Кротова» поступала не только ценная военная информация. Большое значение имели передаваемые им сводки наблюдения жандармерии и полиции за сотрудниками советского посольства. Из этих сводок было видно, за кем из сотрудников ведется наблюдение, кого из них подозревают в шпионаже против Японии. Как правило, подозреваемые оперативно выводились из-под удара, а связанная с ними агентура или консервировалась, или переводилась на нелегальную связь.

Перейти на страницу: