Распознавание образов - Гибсон Уильям - Страница 68

• Предыдущая
• 68/75
• Следующая

Ладно, сейчас не время разглядывать архитектурные детали. Вот широкая тропинка – ведет вниз по склону, петляя в сухой траве. Кейс спускается по ней в какой-то овражек или водосток. Теперь ее из окон не увидят.

Жухлая мятая трава усеяна окурками, бутылочными пробками, обрывками фольги.

Кейс долго идет по дну оврага и наконец упирается в пыльные заросли кустов, которые образуют сумрачную беседку. Судя по всему, это популярное местное убежище. Кругом пустые бутылки, банки, бумаги. Засохший презерватив болтается на ветке, словно часть жизненного цикла какого-то большого насекомого. Значит, это еще и грот любви.

Она приседает, переводит дух. Слушает, нет ли погони.

Далеко в небе гудит реактивный самолет.

Тропинка ныряет в кусты и через несколько метров сливается с нагромождением гладких валунов. Очевидно, дно пересохшего ручья. Кейс идет по камням через густые, посвежевшие заросли и вскоре снова замечает тропинку, которая уходит по склону вверх. Взобравшись по ней, Кейс видит заграждение.

Здесь поработали сравнительно недавно. Оцинкованные столбы закреплены в бетонных тумбах; между ними натянута обычная панцирная сетка. Подойдя ближе, Кейс замечает, что поверху в два ряда пущена колючая проволока. Оглянувшись, она видит верхушку зубчатого орнамента на крыше школы.

Вытянуть палец. Глубоко вздохнуть. Быстрым скользящим движением потрогать сетку. Не тряхнуло. Хотя где-то, может быть, уже завыли сирены над бараками, разорвав скучающее ожидание вооруженной до зубов охраны.

Кейс переводит взгляд с панцирной сетки на носки своих ботинок. Не самый лучший вариант. Из опыта летних отпусков в Теннесси она знает, что для преодоления таких заборов нет ничего лучше, чем ковбойские сапоги. Просто втыкаешь в дырочки узкие носы и поднимаешься, как по лестнице. Но у ботинок, купленных в «Парко», носы округлые, а подошвы только слегка рифленые.

Усевшись на пыльную траву, Кейс перешнуровывает ботинки, затягивает их потуже. Затем снимает куртку, обвязывает рукава вокруг талии. Готово.

Она встает, смотрит в небо.

Солнце в зените. Издалека доносится звонок. Перерыв на обед.

Она вцепляется пальцами в ячейки ограды и начинает взбираться, упираясь подошвами. Шаг за шагом: руки тянут, ноги толкают. Вес тела помогает удерживать ботинки на сетке. Это тяжелый путь, но по-другому в такой обуви не залезешь. Не обращая внимания на боль в пальцах, она добирается до верхней перекладины – стальной трубы диаметром пять сантиметров, за которую можно ухватиться, подсунув руки под первую линию колючки.

Отпустив левую руку, Кейс аккуратно развязывает рукава куртки и перебрасывает ее через верхнюю проволоку.

Пытаясь перенести ногу через забор, она чуть не срывается, ухитряется как-то удержаться и выпрямляется, оседлав куртку и чувствуя, как острые шипы рвут нейлоновую армейскую подкладку и увязают в толстой, любовно выделанной коже.

С перебрасыванием второй ноги возникают проблемы. Кейс пытается представить, что это такое упражнение: надо двигаться плавно и грациозно. Не спеша. (На самом деле, спешить надо, потому что руки уже начинают дрожать.) Ну вот, теперь порядок. Остается забрать куртку. Можно, конечно, и оставить, но Кейс упрямо начинает отцеплять ее от колючек, мысленно оправдывая себя тем, что по куртке преследователи сразу определят место; в действительности ей просто жалко ее бросить.

Материя рвется с треском, ботинки соскальзывают по сетке, и Кейс приземляется на ягодицы, подняв облако пыли, с курткой в правой руке.

Поднявшись, она осматривает прорехи и надевает порванную куртку.

Кейс делает первый привал, когда от ограды ее отделяет, судя по солнцу, три часа быстрой ходьбы.

Все это время количество растительности продолжало равномерно уменьшаться; теперь вокруг только красная сухая земля. Ни дорог, ни воды. Запасы Кейс состоят из декоративной зубочистки гостинично-токийского происхождения и одного завернутого в целлофан мятного леденца – должно быть, из Лондона.

Она начинает подозревать, что находится где-то в Сибири. Если бы она знала побольше о российской природе, то могла бы сказать наверняка. Ландшафт сильно напоминает австралийскую пустыню, только еще более вымершую. До сих пор не встретилось никаких признаков жизни: ни птицы, ни зверя, ни даже насекомого. Лишь около часа назад она пересекла едва заметные следы от машины и уже жалеет, что не пошла вдоль них.

Присев на пыльную кочку, Кейс посасывает зубочистку и старается не думать о ногах, которые болят нестерпимо. Наверняка натерла пузыри. Думать об этом неприятно; разуваться и смотреть тем более не хочется. Но делать что-то придется. На следующем привале можно будет разорвать подкладку куртки и обмотать ноги.

В небе звенит невидимый самолет, словно в дополнение к пейзажу. Интересно, как бы она объяснила этот звон, если бы не знала о существовании самолетов? Остались ли в мире люди, которым незнаком этот звук? Трудно сказать.

Морщась, она поднимается на ноги и начинает идти, кусая размякшую зубочистку. От этого во рту не так сухо.

Закаты здесь, в Сибири, очень долгие. Затяжные. Фантастические оттенки красного.

Продолжать движение в темноте практически невозможно; поняв это, Кейс сдается и садится на землю.

Состояние крайней выдроченности – выражение Дэмиена, идеально подходящее к случаю.

Развернув мятный леденец, Кейс кладет его под язык.

Ночи в Сибири, как выясняется, прохладные. Она развязывает рукава «Баз Риксона», надевает его, застегивает молнию. Ветер поддувает в дырявую спину, потому что от подкладки остались одни лохмотья – Кейс вырвала куски нейлона и обмотала разбитые ноги. Чуть-чуть помогло, хотя все равно она сомневается, что завтра сможет далеко уйти.

Хорошо бы оставить кусочек леденца на потом, но не во что завернуть. Кейс расстегивает кармашек на рукаве и находит там индийскую визитку с адресом Стеллы, написанным рукой Баранова. Аккуратные коричневые буковки, похожие на засохшую кровь. Кейс смотрит на них, пока не становится совсем темно.

В небе сверкают звезды.

Глаза быстро привыкают к темноте, и на горизонте, в той стороне, куда она все время шла, становятся видны два вертикальных луча. Они не похожи на световой памятник на месте разрушенных башен – скорее, на лучи из ее лондонского сна, только гораздо дальше и слабее.

– Что вы делаете в Сибири? – спрашивает она их.

И тут же чувствует, что он где-то рядом.

– Я ведь могу умереть в этой пустыне, – говорит она. – Вполне реально умереть.

Да, можешь, – отвечает он.

– Значит, это конец?

Откуда мне знать?

– Но ты ведь умер, да?

Трудно сказать.

– Скажи, в тот вечер – это был твой голос? Сквозь музыку?

Просто галлюцинация.

– А уж я подумала – вот, наконец-то услышала один из маминых ФЭГов.

Без комментария.

Она улыбается.

– А тот сон, в Лондоне?

Без комментария.

– Я тебя люблю, пап.

Я знаю. Мне надо идти.

– Почему?

Слушай.

И он исчезает – в этот раз, кажется, навсегда.

Тут же сзади доносится рокот вертолета. Оглянувшись, Кейс видит длинный луч белого света, бегущий по мертвой земле. Он перемещается беспорядочно, как маяк, обезумевший от одиночества и сорвавшийся бродить в темноте, в слепой надежде отыскать кого-нибудь в этом безжизненном царстве.

Вертолет пролетает прямо над ней, но прожектор шарит где-то в стороне. Машина идет так низко, что видны продолговатые желтые полозья, освещенные красным бортовым огнем. Прожектор моргает и гаснет; красный огонь удаляется.

Световых башен на горизонте уже не видно.

Рокот опять становится громче: вертолет возвращается.

Он зависает в пятидесяти метрах, включает прожектор, нащупывает ее лучом сквозь облако поднявшейся пыли.

• Предыдущая
• 68/75
• Следующая