Распознавание образов - Гибсон Уильям - Страница 67

• Предыдущая
• 67/75
• Следующая

– Конечно, нет. Пейте водичку.

Кейс пьет, следя, чтобы лед не ударился о зубы. Доротея улыбается:

– Но у меня есть помощник, маленький пуппенкопф. Я говорю все, что мне надо, а он переводит на язык Мамы Анархии. Чтобы потрепать нервы вашему любимому дружку.

– Пуппен?..

– Пуппенкопф. Марионетка. Аспирант из Америки, который помогает Маме. Ты ведь теперь тоже мой пуппенкопф, правда? – Подавшись вперед, она треплет Кейс по щеке. – И больше никогда не будешь нас огорчать. Ты будешь паинькой, будешь хорошей девочкой и расскажешь Маме, откуда у тебя этот имэйл.

Но там, на буфетной стойке, стоят черепа! Кейс открывает рот, чтобы рассказать о них Доротее, – и вдруг видит: сам Бибендам колышется в воздухе над баром, как сдувшийся белесый дирижабль, и его лоснящаяся плоть висит по бокам дряблыми мерзкими складками. Кейс так и замирает с открытым ртом, не в силах произнести ни звука, а ужасные глазки Мишлена буравят ее с непереносимой жгучей сосредоточенностью, и в этот момент она испытывает, наверное, впервые в жизни, эффект ФЭГ: откуда-то из тайного водоворота в песне Фрэнка Синатры выскакивает яркая мультипликационная ленточка постороннего звука, которая проделывает акустический эквивалент заднего сальто и превращается в голос отца, искаженный невообразимым расстоянием:

– В воде наркотик. Кричи!

И Кейс кричит.

И перед тем как провалиться в черноту, успевает почувствовать холод металла под пальцами, на дне папки «Штази».

В голову Кейс вживлена стальная проволока, в точности повторяющая все неровности внутренней поверхности черепа. Странно, что она раньше ее не замечала.

Эта проволока, судя по всему, толщиной не более миллиметра, но очень прочная и упругая. Кейс ее ясно чувствует, потому что кто-то начал проворачивать центральный ключ, тоже металлический, в виде буквы «Т» с изображением карты города, название которого она когда-то помнила, а теперь забыла из-за нестерпимой боли. С каждым поворотом ключа стальная проволока расширяется, причиняя ей ужасные страдания.

Открыв глаза, Кейс обнаруживает, что зрение не работает. По крайней мере не так, как раньше.

Теперь придется носить очки, думает она. Или контактные линзы. Или можно сделать лазерную операцию. Сейчас они уже научились, успех практически гарантирован. Изначально технология пришла из советской медицины. Эффект был обнаружен случайно: первый пациент получил микропорезы сетчатки, попав в автокатастрофу где-то в России...

Кейс снова открывает глаза.

Это Россия.

Она пробует поднять руки и потрогать голову. Руки отказываются подчиняться.

Пространственная ревизия. Положение горизонтальное, лицом вверх, должно быть, на кровати. Руки не двигаются. Она осторожно приподнимает голову – как в студии пилатеса, перед упражнением «сотня». По крайней мере руки на месте: лежат под тонким серым одеялом, из-под которого выступает краешек белой простыни. Тело перехвачено двумя тонкими смирительными ремешками – один чуть ниже плеч, другой на уровне пояса.

Это плохо.

Кейс опускает голову. И стонет, потому что в ответ на движение ключ проворачивается дважды, и очень быстро.

Белый и гладкий потолок, на котором с трудом удается сфокусировать взгляд. Осторожно повернув голову вправо, она видит стену, такую же белую и гладкую. А что слева? Простой квадратный плафон на потолке. А дальше несколько кроватей. Три пустые металлические кровати, покрашенные белым.

Движения очень утомительны; она чувствует страшную усталость.

Рядом стоит седая женщина в серой вязаной кофте, накинутой поверх бесформенного серого платья. В руках у женщины поднос.

Изголовье кровати приподнято, и смирительные ремешки куда-то исчезли. Так же, как и стальная проволока в черепе.

– Где я?

Женщина отвечает каким-то четырехсложным восклицанием и опускает поднос на ажурную подставку, переброшенную поперек кровати. На подносе пластиковая миска с чем-то густым, напоминающим суп из моллюсков, только без моллюсков. Рядом пластиковый стакан с мутной светло-серой жидкостью.

Женщина протягивает странную плоскую ложку, сделанную словно из резины – достаточно жесткую, чтобы ею можно было есть, и в то же время достаточно гибкую, чтобы ее можно было сложить вдвое. Кейс начинает хлебать теплый, густой и удивительно вкусный суп, приправленный гораздо острее, чем вся больничная еда, которую ей когда-либо доводилось пробовать.

Стакан с серой жидкостью вызывает подозрения; Кейс не решается пить. Женщина указывает на него и издает односложный звук.

На вкус напиток чуть-чуть похож на «Биккли». Органический «Биккли».

Допив все без остатка, она ставит стакан на поднос. И зарабатывает еще одно короткое восклицание, на этот раз нейтральное по тону. Женщина убирает поднос и выходит, прикрыв за собой кремовую дверь.

Кейс не может разглядеть, что там за дверью, но госпитальная логика предполагает коридор.

Сев на кровати, она обнаруживает, что одета в больничный халат из тонкой застиранной фланели, с глубоким вырезом на спине. На ткани халата выцветший рисунок: желто-розовые клоуны на синем фоне.

Лампа на потолке меркнет, однако полностью не выключается.

Кейс отбрасывает одеяло. Ее бедра украшены многочисленными синяками. Она спускает ноги на пол и встает, опасаясь, что это движение приведет к каким-нибудь новым страданиям. Но ничего страшного не происходит.

Пол в палате покрыт чем-то серым и упругим. Поверхность под пятками слегка шершавая.

Сдвинув ноги вместе, Кейс находит «магниты» из упражнения «полотенце». Сгибается вперед, растягивая задние мышцы бедер. Сосредотачивает внимание на точке внутреннего равновесия. Удлиняет позвоночник.

Накатывает волна головокружения; Кейс терпеливо пережидает.

Теперь нижний перекат: медленно, позвонок за позвонком, одновременно опускаясь на колени. Припасть к полу. Все мышцы расслаблены, голова болтается...

Под кроватью лежит что-то черное.

Кейс замирает, вглядывается в бесформенный предмет. Протянув руку, осторожно трогает... Это ее дорожная сумка. Она вытаскивает ее из-под кровати. Молния расстегнута, внутри в беспорядке напихана одежда. На ощупь можно распознать джинсы, свитер, холодный скользкий нейлон «Баз Риксона». Ни телефона, ни «Айбука», ни кошелька, ни паспорта.

Сплющенные замшевые ботинки обнаруживаются в одном из боковых карманов.

Кейс встает, нашаривает на шее завязки и освобождается от клоунского халата. Несколько секунд стоит обнаженная в зеленоватом флюоресцирующем полумраке. Затем нагибается и начинает одеваться. Трусики, джинсы, черная футболка. Носков найти не удается. Сев на кровать, она завязывает шнурки на ботинках.

И тут ей приходит в голову, что дверь наверняка заперта. Иначе просто быть не может.

Нет, не заперта. Кнопка на круглой ручке бесшумно выскакивает, дверь приоткрывается. Кейс распахивает ее.

Так и есть, коридор. Только не больничный. Школа? На стене бирюзовые дверцы шкафчиков. Трехзначные номера на маленьких табличках. Колбы дневного света на потолке. Синтетический пол цвета пробки.

Кейс смотрит налево: коридор заканчивается глухими коричневыми дверями. Пожарный выход. Она смотрит направо. Там тоже двери, но стеклянные, с металлическими нажимными ручками. Снаружи пробивается солнечный свет.

Выбор очевиден.

Разрываясь между желанием бежать со всех ног и желанием сойти за местную (какие они, здешние местные?), она подходит к стеклянным дверям и нажимает ручку.

Дневной свет слепит. Воздух не московский, пахнет летней травой. Прикрыв глаза рукой, Кейс направляется к статуе, едва различимой в солнечном сиянии. Это бетонный Ленин. Аэродинамические обводы, безликая стилизованная фигура. Простертая рука указывает пролетариату путь. Исполинский привратник марксизма.

Кейс оглядывается. Она только что вышла из уродливого красно-кирпичного школьного здания времен шестидесятых. Над крышей возвышается бетонная зубчатая башня, наподобие венца у статуи Свободы. Между зубцами видны маленькие окошки.

• Предыдущая
• 67/75
• Следующая